Светлый вечер с Владимиром Легойдой (эф. 24.06.2016) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

Светлый вечер с Владимиром Легойдой (эф. 24.06.2016)

* Поделиться

Легойда - офицальн1Гость программы - Владимир Легойда, председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ.

Темы беседы:

1. Трагедия в детском лагере в Карелии;
2. Ответственность священнослужителей перед приходящими к ним;
3. Почему Русская Православная Церковь не участвует в Соборе на Крите.

 

___________________________________________

А. Пичугин

— «Светлый вечер» на радио «Вера», сегодня пятница, и поэтому у нас, у Аллы Митрофановой, Алексея Пичугина, в программе «Светлый вечер», в гостях Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, профессор МГИМО, главный редактор журнала «Фома».

В. Легойда

— Добрый вечер.

Наше досье:

Владимир Легойда. Родился в Кустанае в 1973 году. Окончил МГИМО, стажировался в Соединенных Штатах, кандидат политических наук, профессор МГИМО. Некоторое время возглавлял кафедру международной журналистики. Оставил эту должность после назначения на пост председателя Синодального информационного отдела Московского Патриархата. С 96 года Владимир Легойда — главный редактор журнала «Фома», он также входит в состав различных государственных и церковных органов. Таких как Президентский Совет по правам человека, общественный совет при Минюсте, Патриарший совет по культуре, Высший церковный совет. С декабря 2015 года Владимир Легойда является председателем Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ.

А. Пичугин

— Мы не можем не начать с темы гибели детей.

А. Митрофанова

— О да.

А. Пичугин

— Вот прошла уже почти неделя, 9 дней будет в грядущее воскресенье, но тем не менее все это остро переживается, потому что дети, потому что столько детей погибло, давно такого не было. Дай Бог, чтобы больше не происходило. Но тем не менее выражал соболезнования, представители карельского духовенства говорили, причем очень правильные слова, как мне кажется.

А. Митрофанова

— Очень правильно, как мне кажется, высказывание игумена Силуана (Николаева), который благочинный как раз того округа, где это все случилось. Он сказал: «В нас надо выжечь до пепла упование на авось». Мне кажется, это упование на авось очень часто нас подводит. И приводит к таким трагедиям. Как вы думаете?

В. Легойда

— Ну вы знаете, это мне кажется та ситуация, когда любое слово, я не имею в виду сейчас высказывание, которое вы привели, но все равно любое слово, оно легковесно, недостаточно перед трагедией, которая произошла. И сложно сказать, я просто не знаю, что там на самом деле случилось, отчасти противоречивая была информация, но понятно, что люди, которые работают с людьми, а тем более с детьми, там должна быть высочайшая степень ответственности. Это вообще с одной стороны очень важно — ответственность, за все то, что ты делаешь, говоришь. А с другой стороны, это то, чего всегда не хватает. Мне кажется, для христианина — это совершенно однозначная евангельская установка на ответственность за слова, поступки, других людей, коль скоро ты берешь на себя какие-то обязательства. А так…

А. Пичугин

— Тут соболезнования только можно еще раз высказать.

В. Легойда

— Как говорил отец Александр Ельчанинов: «Как утешить плачущих? Плакать вместе с ними». Это тот самый случай.

А. Митрофанова

— Глубокие соболезнования, конечно, всем, кого это коснулось. И не дай Бог, чтобы повторялись действительно такие вещи. Владимир Романович, вы говорите про ответственность. Но часто ведь бывает, что вроде бы есть она, но при этом как-то работает этот механизм, который называет авось. И все равно мы допускаем какие-то оплошности, которые потом приводят к тому, что «ой, а оказывается можно было этого избежать». А что это за механизм? Вы не думали никогда на эту тему? Ведь это же даже называют нашей национальной чертой.

В. Легойда

— Ну да, над этим иногда невольно потешаются. Но мне кажется, что национальная черта — сложная тема, легко очень можно по-разному это все интерпретировать, или приводить совершенно разные примеры. Когда русский «авось» давал положительные результаты. Но чаще всего, это, конечно, скорее негативная вещь. Я не думаю, что это можно назвать механизмом, работающим, скорее не работающим. Но мне кажется, что в таких случаях, оно, может, казенно звучит, слово «безответственность», но оно очень точное. Человек просто не понимает степени важности ситуации, еще чего-то. И по тем или иным причинам этой ответственности мы просто на себя не берем. Не знаю, может, я и не прав, но я даже с трудом подбираю слова здесь. Потому что здесь та самая ситуация, когда вроде бы все очевидно, но говорить очень тяжело про это про всё. Бывают ситуации, мне недавно друг сказал, просил молитв, дочь поехала на экскурсию, выпала из окна, перелом основания черепа и так далее. Жива, Слава Богу. Но бывают такие ситуации, я не имел возможности с ним поговорить, но бывают ситуации, в которых никто не виноват, есть вещи, от которых не застрахуешься. А то, что я видел по поводу этой ситуации, что соотношение взрослых и детей недопустимое, прочее и прочее. И в таких случаях, люди должны очень четко понимать риски. И здесь даже при правильном соотношении дети и взрослые нельзя какие-то вещи делать. Я смотрю, в социальных сетях все стали сразу вспоминать насмешки над советскими пионерлагерями, что якобы перестраховка, а оказывается… Кто-то сказал: можно, конечно, потешаться над правилами дорожного движения, но там каждая строчка написана кровью.

А. Пичугин

— Так получается, что у нас в советское время пионерлагерей было такое количество, в каждом районе небольшого областного центра был один-два пионерлагеря, соответственно и специалистов высокого уровня было очень много.

В. Легойда

— Я не знаю, я, конечно, в детстве бывал в пионерлагерях, я не считаю себя специалистом…

А. Пичугин

— Я не про пионеров, а про тех, кто с ними работал.

В. Легойда

— Я понимаю.

А. Митрофанова

— Я думаю, разные там были специалисты.

В. Легойда

— Мы и в крапиву прыгали и из лагеря убегали, никакие специалисты никакого уровня не могли нас остановить. По лесу ходили и до чего могли доходиться, тоже Бог знает.

Но тут ситуация другая. Я так понимаю, что некие вполне сознательные действия , связанные со стихией, которая всегда в себе таит какие-то опасности, бывают ситуации неожиданные, а здесь — но опять же надо знать, чтобы тоже никого не винить. А потом, я так понимаю, что если это ситуация, которая изначально была опасная. Это люди ведь и своей жизнью рисковали, взрослые, я имею в виду. Тут, видимо, какое-то тотальное… сейчас модное слово адекватность, неадекватность… какая-то сугубо профессиональная неадекватность.

А. Пичугин

— Я тут незадолго до нашей передачи в интернете увидел сообщение, что мальчик из числа погибших детей сумел, когда эта лодка переворачивалась, дозвониться по 112, до экстренных ситуациях, как мог, в режиме трагедии. Ему сказали: «Мальчик, отстань, не балуйся». И он утонул, и они все утонули.

В. Легойда

— Если это информация соответствует действительности, это еще один вопрос. Мне кажется, что человек, который сидит на трубке, с чем бы он ни сталкивался, он не имеет права на такие ответы. Каждый звонок должен проверяться. Представляете, сколько мы получаем информации о том, получена информация о заложенной бомбе, звонок. И в большинстве случаев, потому что на самом деле, обычно, когда информация достоверна, она обычно по оперативным каналам и никто не предупреждает. Как правило, мы потом встречаем: «Вызов оказался ложным, не подтвердился». Но люди же реагируют, здание эвакуируют, и никто не говорит: «Ха-ха-ха, что отреагировали». Потому что с этим не шутят. Конечно, если этот звонок подтвердиться, то это основание для служебного расследования.

Хотя, наверное, есть какие-то хулиганы… Ну пусть тогда работают службы соответствующие, вычисляют этих хулиганов, делают так, чтобы у них охота пропала заниматься хулиганством. Но не реагировать человек не имеет права, он для того на этом телефоне сидит. А как он определяет? По голосу, что ли?

А. Митрофанова

— Ну можно же определить местоположение человека, который звонит.

В. Легойда

— Ну я не знаю, насколько быстро можно…

А. Митрофанова

— Это можно сделать мгновенно. И специальные службы делают это блестяще в тех ситуациях, когда это нужно.

В. Легойда

— Я не знаю, как оператор на телефоне может быстро проверить местоположение человека звонящего.

Но в любом случае, конечно, недопустимо…

А. Пичугин

— Когда происходят трагедии, мы с вами периодически их обсуждаем в эфире, часто приходится задавать этот вопрос, но аудитория тоже меняется, не могу не спросить. К священникам в храмы приходят люди, родственники погибших, в данном случае погибших детей, знакомые, со своей болью и спрашивают: «Что делать? А как и почему?» Что в таких случаях должны им отвечать в Церкви?

В. Легойда

— Вы знаете, я себя не считаю человеком, находящимся в положении того, который сейчас скажет: в Церкви должны отвечать следующее… Это во-первых. Во-вторых, я не думаю, что здесь есть какой-то универсальный ответ. То, что универсально, мне кажется, это то, о чем я сегодня уже вспомнил, это по-моему, известный священник Александр Ельчанинов сказал в свое время, в своих дневниках он написал, что как утешить плачущих — плакать вместе с ними. Мне кажется, что бывают ситуации, когда… Когда у нас что-то случается или у наших друзей, мы встречаемся, конечно, кто-то говорит слова, но обычно не слова, а присутствие человека и понимание того, что он разделяет твою боль, это тоже очень сложно, с одной стороны, разделить боль другого, с другой стороны, это очень нужно тому, у кого болит, и ты принимаешь это на себя. Мне кажется, что это пастырская неизбежность в жизни пастыря, он всегда принимает это на себя, так или иначе, пропускает это через сердце. В каком-то смысле каждую исповедь человеческую, а в каком-то смысле любое человеческое горе. И я думаю, что здесь, конечно сказать, к вопросы об ответственности, это высочайшая ответственность пастыря. Потому что в жизни может быть что угодно, и, наверное, по телефону службы могут что-то не то сказать, и, конечно, все люди мы, и в Церкви все люди, и священники все тоже разные люди, но, конечно, человек, на которого епископ возлагает руки и призывает Святого Духа во время Таинства рукоположения священства, конечно, он не имеет права, к сожалению… для него, не то чтобы к сожалению, но он не имеет права на чужую боль отреагировать, что называется прохладно, на ходу, походя. Я часто говорю об этом, что у нас многие вещи делаются походя, суждения выносим, кого-то обижаем не задумываясь, а здесь это походя нельзя, если к тебе пришел человек, ты все бросил и занимаешься этим человеком. Это служение на износ, потому что это рубец на сердце после каждой такой встречи, но здесь нет выхода, потому что у тебя рубец, а человек пришел с разорванным сердцем к тебе. И это очень… Это для меня… Это другая тема, простите, но для нас, для мирян, понимание этой миссии священника, отношения к священнику, потому что, конечно, пастырь и носит все это в своем сердце. Опять же при том понимании, что все люди разные, бывают разные ситуации, но надо понимать, что к нему приходят намного больше, чем к кому бы то ни было еще.

А. Митрофанова

— Он на передовой в этом смысле. Это правда.

В. Легойда

— Да. Но поэтому у него и возможности… Как на передовую отправляют самых обученных, самых подготовленных, так и на духовной передовой люди должны делать это сознательно. Причем это ведь выражаться может по-разному, проявляться это сопереживание. Это зависит от человека, который пришел, от ситуации, от пастырского опыта, от молитвы пастыря в первую очередь, которой Бог ему просто подскажет, как себя нужно вести, что нужно попытаться помочь этому человеку. Там могут быть самые разные вещи. Но это очень важно, конечно.

А. Пичугин

— Владимир Легойда сегодня в гостях в программе «Светлый вечер».

А. Митрофанова

— Владимир Романович, на другую тему тоже хотелось бы с вами поговорить. Собор, который сейчас проходит на Крите, в котором не участвует Русская Православная Церковь. Вы впервые в нашей студии с того момента, как он начал свою работу. Поэтому хотелось бы, чтобы мы сегодня уделили немного внимание тем вопросам, которые многих беспокоят. К примеру, вопрос, если на соборе будут приняты какие-то решения, под которыми не стоит подписи Русской Православной Церкви, будут ли они обязательны для исполнения здесь, у нас?

В. Легойда

— Во-первых, я хотел бы напомнить нашим уважаемым слушателям, что в Соборе на Крите не принимает участие не только Русская Православная Церковь, но и Грузинская, и Антиохийская, и Болгарская Православные Церкви. Из 14 общепризнанных Православных Церквей 4 не смогли принять участия по определенным сходным причинам.

А. Пичугин

— А мы же даже собором его не называем, здесь, в России.

В. Легойда

— Ну мы не можем назвать его всеправославным собором, мы не определялись по поводу статуса официально…

А. Пичугин

— Критский форум, я слышал.

В. Легойда

— Скорее такое, межправославное совещание. Это точно не всеправославный собор, потому что здесь, повторяю, много раз уже эту аналогию проводил, но это не ситуация с оптимистом и пессимистом, один из которых считает, что стакан наполовину пуст, а другой, что он наполовину полон. Тут ситуация очень проста: если участвуют все Церкви, значит, это всеправославный собор, если не все — значит, не всеправославный, и здесь третьего не дано. Поскольку 4 Церкви не участвуют, он не всеправославный, поэтому вопрос статуса здесь встает.

Теперь к вашему вопросу, непосредственно к той теме, которую вы затронули — обязательность принятых решений. Я бы вот с чего начал, вот с такого аспекта этой темы. Во-первых, надо дождаться того какие решения будут приняты, если собор пройдет, встреча эта пройдет в рамках определенного регламента, определенного — в смысле того, который был определен, в Шамбези в январе. Но опять же хочу обратить ваше внимание, сегодня говорят, что да, конечно, собор созывается согласно регламенту Константинопольским патриархом с согласия представителей всех других Церквей. Поскольку в январе это решение было принято, какая бы Церковь что не решала, право, факт созыва собора есть. Это не соответствует действительности, поскольку в январе, в Шамбези Антиохийская Церковь не подписала ни один документ, не только проекты документов, которые выносятся. Но не подписала и решение собрания в Шамбези о созыве собора.

А. Митрофанова

— Напомните, пожалуйста, почему.

В. Легойда

— В первую очередь из-за неурегулированной ситуацией с Иерусалимской Церковью по поводу юрисдикции в Катаре, это отдельная сложная и большая тема, но факт остается фактом — я даже вынужден был опубликовать у себя в Фейсбуке (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) фотографию двух вариантов подписи, потому что там на всех языках официальных подписывалось собора, точнее межцерковного взаимодействия, там представителем Антиохийского Патриархата написано, что мы своей подписи не ставим, мы не согласовываем этот документ.

А. Митрофанова

— Но эти документы собирались выносить на обсуждение.

В. Легойда

— Документы собирались выносить и собор собирались проводить, а видите 10 Церквей поехало, но позиция нашей Церкви и многих других Церквей заключалась в следующем, что с января по июнь за это время нужно этот вопрос урегулировать. И на всех встречах, во время всех контактов межправославных Русская Православная Церковь последовательно отстаивала о необходимости разрешения вопроса этого. Но он не был разрешен, другие Церкви тоже стали задавать.., то есть не только не разрешился вопрос с Антиохийской Церковью, но стали задавать вопросы и другие Церкви. Поэтому если в этой части собравшиеся на Крите будут следовать регламенту, то регламент говорит следующее: «Никакие вопросы не могут быть вынесены на собор, кроме тех, которые были согласованы». Согласовано несколько документов: 6 документов, проекты которых предварительно согласованы. Как могут развиваться события…

А. Пичугин

— То есть гипотетически они могут вынести какие-то другие темы?

В. Легойда

— Если они решат нарушить регламент, то да, хотя комментарии которые звучали и от представителей Константинополя, что в связи с обращением этим трагикомическим Рады, были комментарии, что, конечно, на соборе не будут рассматриваться и, я думаю, что комментарии это правильные, спокойные и справедливые.

А. Пичугин

— Надо, наверное, напомнить слушателям, о чем было это обращение.

В. Легойда

— Да, давайте мы к этому вопросу сейчас вернемся, я просто договорю. Если все в рамках регламента принятого, хотя мы уже считаем, что нарушение регламента есть, поскольку проходит собор, не являющийся таковым, то они рассмотрят эти проекты документов и их примут. Конечно, вы правы, простите за длинный ответ, но он по-другому, к сожалению, не получается, встанет вопрос о признании этих документов всей полнотой Православной Церкви. У нас с 61 года, с начала более менее активной фазы подготовки к собору Константинопольский Патриархат в свое время предложил принцип единогласия или консенсуса. Этот принцип всегда нашей Церковью поддерживался, он заключается в следующем: идет не голосование и решение принимается не большинством голосов, а необходимо согласие всех Церквей по любому решению. Если хотя бы одна Церковь не согласна, значит, решение не принимается. У нас 4 Церкви отсутствуют, как можно называть консенсусом даже, допустим, если будет согласие 10 Церквей, при отсутствии 4-х, при отсутствии кворума, скажем так. Это мне кажется, что априори не может общеправославного всеправославного консенсуса. Поэтому статус документов, конечно, под большим вопросом сейчас. Звучали разные комментарии, в том числе и такие, что приехали, не приехали, дело тех, кто не приехал, но то, что будет принято, будет иметь общеобязательный характер. С этим сложно согласиться, во-первых, потому что почему еще, чем еще осложняется ситуация, у многих Церквей, а у тех, кто не поехал совершенно точно, были свои замечания к документам. И у Грузинской Церкви, и у Болгарской Церкви, и у нашей Церкви были.

А. Пичугин

— И у сербов были, но они все-таки поехали.

В. Легойда

— Да, хотя они высказались, что статус они не готовы признать, что всеправославный собор. Видите, даже у участвующих Церквей, получается, разное понимание, в чем они участвуют. Тоже такая сложная ситуация. У нас есть свои замечания. Во-первых, без нас рассматривают, во-вторых, те замечание, которые были нами направлены, они не будут учтены, это, конечно, уже избыточная причина, но на еще одна, которая осложняет нам признание документов. Более того, существует понятие рецепции, то есть реагирование у Церкви, верующих людей, богословов на те или иные решения священноначалия. И здесь этот вопрос не количественный, но отношение, которое позволяет определить истину. Почему, скажем, проекты документов, когда в январе они были представлены и в общем согласованы в целом, помните, наш архиерейский собор в феврале сказал, что они не содержат в себе отклонений от догматического учения Церкви, но почему Святейший Патриарх Кирилл и наша делегация в январе в Шамбези настоял на том, чтобы их могли опубликовать. Для того чтобы люди могли ознакомиться и высказать свое мнение. И мы видим, что в том виде, в котором они были признаны, принятые эти проекты, рецепции в нашей Церкви не получилось, были замечания, мы их суммировали и отправили в Константинопольский Патриархат. Поэтому, конечно, я сейчас не готов выносить официальные решения, надо в любом случае дождаться, какие решения были приняты, но я не исключаю, что потребуется официальное церковное отношение по этому поводу: к статусу этих документов, к характеру этих документов, к содержанию в смысле. Но это, видимо, так предположу будет решать Синод.

А. Митрофанова

— Владимир Романович, вы меня простите за этот наивный вопрос, а может быть стоило поехать? Это возможность поговорить, услышать друг друга, попытаться договориться на месте?

В. Легойда

— Мы ведь не находимся в ситуации, когда у нас отсутствует взаимодействие межцерковное. Я уже говорил, я вам благодарен за этот, как вы сказали, наивный вопрос, потому что он важен вот в каком смысле. Сейчас некоторые коллеги, которые стремятся может быть забыть известный академический принцип — останавливаться в шаге от обобщений. И от категорических суждений. Уже скзаали, что вот мы наблюдаем крушение соборности. «Смотрите, никакой соборности, все это ерунда, не могут договориться». На самом деле, с одной стороны, взаимодействие, двусторонние православные отношения, они существуют, конечно. И вся подготовка к собору, они есть ни что иное, как пример таких отношений. И соборность проявляется в этом взаимодействие. Собор всеправославный, если хотите, высшая точка. Но она не только выше, она еще и самая сложная. Точка, в которой Церкви не сходились несколько столетий, поэтому я не исключаю, что там недостаточно, то, что недостаточно тщательно подготовлено, это я ни то что не исключаю, в этом я убежден, но я не исключаю, что, может быть, требуется больше времени. Поэтому здесь, отвечая на ваш вопрос, переговоры-то ведутся, тот факт, что мы не поехали, не означает того, что Русская Церковь или другие Церкви закрываются от возможности и необходимости диалога. Вспомните, пожалуйста, что накануне открытия синаксиса, предсоборной встречи, как она должна была называться, но сейчас это сложно считать это общеправославным синаксисом, поскольку отсутствовали 4 Православные Церкви, но Патриарх Кирилл направил послание тем, кто собрался на Крите, очень важное послание, приветствие, в котором он приветствовал представителей, Предстоятелей Церквей, которые там собрались. Говорил о том, что мы все единая Церковь, что сейчас он убежден, что и те, кто поехал, кто не поехал, они поступили по совести, это самое главное. И это как раз таки условие того, что это взаимодействие будет продолжено. Да, не смогли согласовать, это сложная ситуация, ситуация, которую надо разрешить, но здесь нет драмы, трагедии, нет изоляции одних от других. Конечно, есть несогласие, но в жизни всегда есть какое-то несогласие, мы с вами сегодня 30 минут в эфире, и где-то уже в чем-то друг с другом не согласились, а тут очень сложные, непростые вопросы. Возвращаясь к вашему наивному вопросу, я бы не ставил его так, почему. Потому что здесь нет проблемы, мы предлагали реалистический механизм, который позволял даже 3 июня, когда наш Синод, после заявления Болгарского Синода обратился к Константинопольскому патриарху, можно было еще успеть постараться, да, напрячься, но еще провести Всеправославный собор. Потому что оставалось время на рассмотрение вопросов до начала собора. А ехать сейчас в такой ситуации мы не нашли для себя возможным, потому что мы понимаем, что это не Всеправославный собор уже, раз не участвуют все, а это самое главное. Посмотрите, мы очень подробно, если кому-то из наших слушателей интересно, я бы предложил, это есть как минимум на сайте РИА-новости, наш круглый стол, очень большой, который в минувшую пятницу прошел как раз, в день, когда стали собираться на Крите Церкви, те, кто поехал, у нас была очень насыщенная встреча, круглый стол, почему собор на Крите не стал Всеправославным, где в частности заместитель председателя отдела внешнецерковных связей протоиерей Николай Балашов подробнейшим образом рассказывал о стадиях подготовки собора. А понятно, что в последние годы, он был непосредственным участником. И там какие-то вещи мы повторяли, а какие-то отец Николай впервые очень подробно проговорил. Если это кому-то действительно интересно, можно потратить полчаса времени, 15 минут, послушать выступление отца Николая, где он очень подробно и досконально рассказывает о всех этих нюансах подготовки. И станет понятно, почему те или иные решения принимались со всей аргументацией, которая здесь есть. Поэтому я бы сказал так, что нет никакой драмы, есть сложная, но рабочая ситуация, так мы её рассматриваем. Мы не видим пока причин говорить о каких-то изоляциях, расколе, еще чем-то слишком серьезном. Ситуация, которая происходит. И как-то из нее общими усилиями будем выходить.

А. Пичугин

— Давайте вернемся к разговору о соборе буквально через минуту. Здесь Владимир Легойда.

А. Митрофанова

— Еще раз добрый светлый вечер. Как всегда по пятницам в нашей студии Владимир Легойда.

А. Пичугин

— Смотрите, Владимир Романович, очень многие говорят, критикуя то, что сейчас происходит на Крите, собор, форум, неважно, как это называется, почему это действительно не стало площадкой для обсуждения тех или иных важных вопросов в жизни Церкви? Почему все документы были приняты в Шамбези, а собор должен был их только утвердить. Какой смысл тогда собираться?

В. Легойда

— Еще один важный вопрос, который, может быть, не всегда удавалось разъяснить, хотя объяснение очень простое. Конечно, речь никогда не шла о том, что на соборе не будет никакой дискуссии. Но. Смотрите какая штука. Регламент предполагает, что собор проходит в недельный срок. Представьте, с учетом дня открытия, дня закрытия — шесть проектов, шесть документов. Это по сути означает, что в день 14 делегаций довольно больших, благодаря нашему предложению, 24 делегата, там, где есть 24 архиерея, некоторые есть делегации поменьше… плюс Предстоятель обсуждают в день два многостраничных документа. Это очень сложно. Любой человек, который имеет минимальный опыт обсуждения документов в больших аудиториях прекрасно понимает, что если они, условно говоря, этот текст видят впервые, или все прочли накануне, это невозможно. Это крайняя ситуация, о ней никто не говорил. Как сделать эту ситуацию рабочей? Только одним способом: должна быть очень высокая степень согласованности до. Это то, что предполагалось: в январе проекты, над которыми работали раньше, все эти 14 Церквей, никто никого не исключал, но были рабочие ситуации. То есть не делегации по 24 человека, а группы, которые понимали позицию Церкви, формулировали, возвращались, приезжали, обсуждали. Мы же, скажем, на соборе Архиерейском рассматривали эти документы, до этого они так или иначе в Церкви обсуждались на разных уровнях. Проекты, я имею в виду. Поэтому провести собор в недельный срок по-другому нельзя было.

А. Пичугин

— А зачем тогда недельный?

В. Легойда

— Ну так было решено. Потому что считалось, что мы можем достичь высокой степени согласованности. Возможно, это было не совсем реалистично. По факту нам не удалось достичь. Но можно ли было вынести все обсуждения на собор? Да, конечно. Но только это обозначало бы одну единственную вещь, что собор, без высокой степени согласованности документов, мог бы продлиться месяцы, а может быть, и годы.

А. Пичугин

— Почему нет?

В. Легойда

— А это уже другой вопрос. Поместный собор Русской Православной Церкви 17-18 годов… И другие соборы, которые очень долго проходили. Но исходили из того, что длительный предсоборный процесс, хотя это не 55 лет беспрерывной подготовки, как иногда нам пытались сыронизировать: вот, 55 лет готовились, не смогли. В 2009 году возобновили, до этого 16 лет был перерыв. Ничего не рассматривалось с 93 года. Соответственно, был сделан такой выбор. Исходили из того, что работают специальные комиссии. Что предсоборная подготовка обеспечит нам высокую степень предсоборной согласованности. Она, собственно, и была к январю достигнута, как считали. Но вот публикация документов показала, что вопросы есть. Да, это особая ситуация, она сложилась, она, если хотите, критическая, но, я еще раз повторяю, что Русской Церковью было сделано совершенно реалистичное предложение: давайте соберемся во время работы …комиссии (нрзб – 4:15), которая всяко должна была собираться с 8 по 16 июня, давайте мы в это время попробуем эти возникшие за время с января претензии рассмотреть и урегулировать.

А. Митрофанова

— А можно еще один вопрос, который не столько наивный, сколько претендующий на остроту. Ведь Украина — это один из тех моментов, которые, насколько я понимаю, были очень важными для представителей Русской Православной Церкви: будет ли Украинский Патриархат или не будет его, на соборе могли коснуться этого вопроса, могли принять какое-то решение. Теперь это могут сделать в отсутствие Русской Православной Церкви. Что это такое и какова ситуация с украинским вопросом?

В. Легойда

— Начнем с того, даже в принципе по факту: можно ли это рассмотреть на собрании, происходящем на Крите — только с нарушением регламента. Все комментарии, которые были от лиц, находящихся сейчас на Крите, оно говорит о том, что рассматриваться это не будет, по крайней мере, не предполагается.

Теперь по сути вопроса. Как остроумно заметил один мой коллега, что, видимо, Рада Верховная украинская себя считает коллективной английской королевой, которая считает себя защитницей веры, главой Англиканской Церкви, и вот считает, что она может принимать какие-то решения, предлагать решения, связанные с жизнью Церкви. Особо здесь любопытно то, что из 6, по-моему, депутатов Рады, которые предложили, внесли это предложение, 3 или 4 являются грекокатоликами, то есть они к Православной Церкви вообще не имеют отношения. Далее, конечно, это, как мне представляется, человеку, который изучал разные аспекты права в свое время в институте, что это, конечно, некое нарушение принципа конституционного отделения Церкви от государства. Инициатива, связанная с жизнью Церкви, исходящая от политиков, обращается с нарушением этого принципа, а с другой стороны, с игнорированием существующей канонической ситуации с обращением к константинопольскому патриарху сделать то, что он канонически единовластно сделать в любом случае не может. Мне было очень больно и неприятно слышать слова некоторых людей, там много кто говорил, но некоторые люди, к которым я всегда относился с уважением, с вашего позволения имена не буду называть, просто скажу их позицию. Они говорили о том, что «ну а что тут такого? Все правильно. Кто такие Рада? Это народные избранники, значит, это народ. Народ Украины обращается…» Просто очень жаль, что люди, которые эти слова произносили, они, видимо, не были знакомы со словами митрополита Онуфрия Блаженнейшего, главы Украинской Православной Церкви, который накануне этого рассмотрения в Раде, сказал о том, что такие вещи недопустимы, что если бы политики не вмешивались во внутрицерковную жизнь, вопросы которые возникают были бы уже разрешены, или по крайней мере разрешались бы легче. И практически это исповедническая жизнь, которую проводят сегодня, этот подвиг исповеднический украинских наших братьев, священников и мирян, и самого Предстоятеля митрополита Онуфрия вот такими заявлениями последующих дней он фактически был проигнорирован и перечеркнут. Мне это было крайне неприятно по-человечески. Потому что я знаю людей, которые произносили эти слова, хотя мы с ними может быть, давно расходимся в каких-то оценках реалий, но это люди, которые понимают, что такое церковная жизнь, из чего она состоит. И, конечно, это небрежное отмахивание от людей, которые современные исповедники, в тяжелейших условиях, мы знаем в каких, находимся, это, конечно, крайне неприятно. Ничего хорошего из этой инициативы не будет. Мы с вами давно знакомы, вы знаете, что я не сторонник конспирологических теорий. Но удивительным образом, как обращение депутатов Рады совпало с проведением форума на Крите, и не видеть здесь попытку давления здесь на Русскую Церковь в целом.

А. Пичугин

— Они обратились к форуму на Крите.

В. Легойда

— Это форма давления. Условно говоря, «вы не поехали, а мы сейчас здесь возьмем и… Это, конечно, белыми нитками.

А. Пичугин

— Владимир Легойда сегодня в программе «Светлый вечер» на радио «Вера». Владимир Романович, в двух словах, наверное, нельзя, но у нас какое-то время остается еще до конца программы. Объяснить нашим слушателям, почему невозможна автокефалия Украинской Церкви?

В. Легойда

— Что вы имеете в виду — «невозможна»? В теории возможна, можно ставить…

А. Пичугин

— Почему её нет?

А. Митрофанова

— Почему её не дают. И в чем проблема с Американской Православной Церковью?

В. Легойда

— Во-первых, каноническая Церковь её не просит. Украинская Православная Церковь, это, может быть, важно пояснить, это самоуправляемая Церковь в составе Русской с правами широкой автономии. То есть все основные вопросы внутренней жизни епархий, находящихся на каноническом пространстве Украинской Церкви, она решает самостоятельно: у неё свой Священный Синод, свой Предстоятель — Блаженнейший митрополит Онуфрий, до этого был Блаженнейший митрополит Владимир. И все эти вопросы решаются. Это поместная Церковь Украинская. Просто исторически так сложилось, что мы вместе составляем одну большую Русскую Православную Церковь. И нет никаких, с моей точки зрения, причин, оснований говорить, что надо там… Кроме политических. Страна поменялась, границы поменялись — давайте мы. А завтра границы ещё раз поменяются, а завтра сольются, разольются. Церковная позиция — мы с уважением относимся к политическим переменам, мы не подвергаем сомнению суверенитет стран и прочее… Мы с уважением относимся к границам, к тому, что относится к миру политическому. но предлагаем это не смешивать никогда. Потому что церковное пространство, каноническое пространство выстраивается помимо этого. И в единстве все плюсы и важность единства Церкви, исторического, народов, духовных. Оно очевидно. Кроме политических псевдодивидендов, которые надеются получить инициаторы этой идеи, непонятно, нет никакого смысла в том, чтобы просить автокефалию. Поэтому каноническая Украинская Православная Церковь, она с этим вопросом не выходит. Другое дело, что существуют раскольники на Украине, которые никем не признаны, для которых это форма легализации. Причем легализации победоносной. Потому что сейчас они же тоже могут… так называемый киевский патриархат, нас происходят и происходили, возвращение в лоно истинной Церкви, но по определенной процедуре.

А. Пичугин

— Начинался диалог, мощный, который был прерван событиями всем известными.

В. Легойда

— Да. Поэтому есть и процесс возвращения, и он предполагает определённую процедуру — покаяние, и т. д. Здесь предлагается совершенно другое. Поэтому это политические мотивы, и поэтому ответ очень простой. Потому что вопрос ставится не в плоскости, не изнутри церковной жизни, не ради какого-то развития церковной жизни, а он ставится исключительно по политическим мотивам, фактически в политической плоскости, и предполагает вмешательство политики и националистического элемента в жизни большой, давно единой, древней Церкви.

А. Пичугин

— Ну что ж, спасибо, давайте тогда заканчивать нашу программу. Напомним, что в гостях у программы «Светлый вечер на Светлом радио сегодня, ну и как всегда по пятницам, Владимир Легойда.

Алла Митрофанова…

А. Митрофанова

— Алексей Пичугин. Я думаю, что через неделю надо будет продолжить этот разговор, по итогам прошедшего собрания на Крите, или собора, и поговорить о том, какие документы там были приняты, что это значит для нас.

В. Легойда

— Спасибо.

А. Пичугин

— Спасибо. Тогда будем ждать. Всего хорошего и до встречи.

В. Легойда

— Всего доброго.

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем