Светлый вечер с Владимиром Федосеевым (11.01.2017) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

Светлый вечер с Владимиром Федосеевым (11.01.2017)

* Поделиться

Владимир ФедосеевВ этот раз мы были в гостях у Народного артиста СССР, главного дирижёра и художественного руководителя Большого Симфонического оркестра имени П.И.Чайковского Владимира Федосеева.

Мы говорили о творческом пути Владимира Ивановича, о музыке и об исполнении Рождественской оратории митрополита Илариона (Алфеева).


К. Мацан

- «Светлый вечер» на радио «Вера», здравствуйте, дорогие друзья, меня зовут Константин Мацан, и у нас сегодня очень необычная программа, потому что сегодня мы находимся не в студии Светлого радио, а в гостях у нашего собеседника. И наш собеседник, долгожданная для нас встреча, художественный руководитель и главный дирижёр Большого Симфонического оркестра имени Чайковского Владимир Иванович Федосеев. Добрый вечер, Владимир Иванович.

В. Федосеев

- Добрый вечер.

- Наше досье:

Владимир Федосеев родился в 1932 году в Ленинграде. Учился в Ленинградском музыкальном училище имени Мусоргского по классу баяна, а затем в Московском музыкально-педагогическом институте имени Гнесиных, как баянист и дирижер. Возглавлял оркестр русских народных инструментов центрального телевидения и всесоюзного радио. Окончил аспирантуру московской консерватории по классу оперно-симфонического дирижирования, и в 1974 году получил место главного дирижера и художественного руководителя Большого симфонического оркестра всесоюзного радио и центрального телевидения. Этим же оркестром, который называется Большой симфонический имени Чайковского руководит до настоящего времени. Преподает в Гнесенской академии на кафедре оперно-симфонического дирижирования. Ведет активную концертную деятельность. Выступает с ведущими симфоническими оркестрами мира. Народный артист СССР, лауреат государственных премий, член Патриаршего совета по культуре, член попечительского совета общины храма Благоверного царевича Димитрия.

К. Мацан

- Спасибо, что нашли время нас у себя принять. Всегда очень радостно приезжать в гости к кому-то, беседа, как правило, получается такая домашняя, очень открытая, я надеюсь, что мы сегодня нашим слушателям дадим возможность с вами познакомиться ещё раз. Еще раз услышать ваши слова. Я вот с чего бы хотел начать. В одном интервью вы сказали такую фразу, что вас спрашивали про Брамса.

В. Федосеев

- Да. «Любите ли вы Брамса», был такой концерт у нас.

К. Мацан

- Да, и вы сказали фразу, которая меня очень заинтересовала, вы сказали, что чтобы играть Брамса нужен жизненный опыт. И мне кажется, эта тема не только про Брамса, она, вообще, про то, какой опыт внутренний, может быть, мировоззренческий, требуется музыканту, дирижеру, чтобы исполнять ту или иную музыку. Через несколько дней, 14 января, вам предстоит исполнять Рождественскую ораторию митрополита Иллариона Алфеева, музыка которая напрямую адресует нас к религиозной теме, к Рождеству, к празднику, который мы только что отпраздновали, к светлому, и очень глубокому событию. Вот какой опыт нужен дирижеру, чтобы такую музыку исполнять, чтобы к такой теме прикасаться.

В. Федосеев

- Ну, эта тема долгое время в России и в Советском Союзе не существовала как бы, она была закрытой или прикрытой, и мы, конечно, все верующие делали это все секретно, и я в том числе, поскольку я занимал пост очень важный и партийный, и, конечно, мое присутствие в церкви – это было нонсенсом, мне потом попадало, не только мне, всем, но все равно народу не запретишь, и я всегда был с религией связан очень близко, моя мама пела на клиросе в церкви.

К. Мацан

- Да, серьёзно? В те-то годы?

В. Федосеев

- Да, в те годы, но это все было полусекретно, но все-таки. Папа у меня был атеистом, антирелигиозный человек абсолютно, с мамой они не общались на эти темы, поэтому я все взял от мамы, и сам пришел к крещению уже в позднем возрасте, фактически, все было запрещено, у меня был такой пост, и уже где-то после 20-ти лет меня мама крестила в Москве в Болгарском храме, который в Москве стоит, вот я так пришел к вере, то есть раньше пришел в душе, но официально как бы позже, поэтому я повторяю, что эта музыка, эта культура, вообще, не существовала, она была запрещена, поэтому мне было очень жалко и я испытывал какие-то неудобства, что не высказать, что я хочу. Да и композиторов таких не было у нас, никто не решался, по-моему, написать какое-то сочинение, которое так проникновенно существует для Господа Бога. И вот Алфеев. Когда я встретил его в Вене, в русском храме, мы с ним познакомились, и я знал, что он пишет музыку, и сказал ему: «Владыка, давайте, это необходимо сейчас русскому народу, русской душе, вообще, без этого невозможно, без этого не может существовать наша жизнь». Я как бы призвал его к этому, и он стал, может быть, не только по моей просьбе, и у него это было в душе, и он писал сочинения, показал мне эти сочинения. Первое сочинение было «Страсти по Матфею», было написано, и я сказал, что я очень хотел бы это исполнить, и для меня это сочинение очень близкое, я знаю все о нем. Так пришлось, что мы поехали в Ватикан исполнять это сочинение, в Ватикане при Папе том еще. Я, конечно, боялся, как это будет встречено.

К. Мацан

- Это был 2007 год, если я не ошибаюсь.

В. Федосеев

- Да, 2007 год. И с русским хором «Страсти по Матфею», это произвело гигантский успех, все встали, все люди, которые совершенно не в нашей вере, поэтому я утвердил себя в том, что я должен играть эту музыку и доносить ее до наших людей, до нашего народа, это необходимо. Ну, вот с тех пор наша какая-то дружба такая творческая пошла-пошла, и я включаю уже в концерт сочинения Алфеева, и вот последний буквально 14-ого мы будем исполнять Рождественскую ораторию с детьми, поэтому для меня это необходимо. Конечно, Иоганн Себастьян Бах нам это все подарил давно-давно, но как бы мы немножко отстранились от этого. Вообще, вся русская музыка, она связана с религиозной музыкой, буквально вся, взять любого нашего гениального композитора: Мусоргского, Чайковского, который писал на этот сюжет. Так что тут нельзя скрывать это, это все должно быть открыто людям нашим, и я увидел, как много людей стали интересоваться этим, то есть отсутствие этой музыки долгое-долгое время, поэтому, конечно, для меня большая радость, что она существует. Конечно, этих композиторов немного, то ли еще не созрели, но это все важно для нашей души абсолютно, это помогает нам жить, помогает нам бороться, и для меня это стало настолько естественно, и для нашего оркестра, которым я больше 40 лет руковожу.

К. Мацан

- Вот вы сказали, что вся русская музыка так или иначе связана с религиозной темой, мы часто слышим эту правильную мысль, потому что, наверное, и вправду в этом невозможно сомневаться. И тем не менее есть вопрос, как это нам простым слушателям понять и уловить, потому что, да, есть, наверное, произведения, которые напрямую нас адресуют к этим темам, например, и Рахманинов, И Чайковский писали Литургии и Всенощные бдения.

В. Федосеев

- И Рахманинов, и Чайковский, да.

К. Мацан

- А вот, например, «Симфонические танцы» Рахманинова, опера «Евгений Онегин» Чайковского, там тоже это есть только как-то по-другому?

В. Федосеев

- Конечно, есть, и у Рахманинова все это есть, все это лежит, эти обороты, эти мелодии, эта душа, она вся там, может быть, она не обрисована словом просто не всегда, но все это – православие, это самая сильная вещь в мире, в котором мы живем. Конечно, она не всем угодна, наоборот, может, ее боятся, потому что слово православие только конкурирует с другими вещами, поэтому в любой музыке у Чайковского оно есть, у Рахманинова в избытке это есть, он весь соткан из этой музыки, у Мусоргского это есть, поэтому это не доставляет трудности принять это, слушать, ведь в словах все говорится, и в словах, и в музыке, я думаю, все мы в детстве получали от бабушек и от родителей это все, все мы слышим это, поэтому здесь не составляет никакой сложности принять это и стремиться на концерт, когда это начинает звучать.

К. Мацан

- Вы начали рассказывать о вашей юности. Юность – пора, во время которой очень важны учителя, фигуры учителей, есть учителя, которые учат профессии, а есть те, которые учат скорее просто мировоззрению жизни, а есть те, кто совмещает эти две вещи в себе, кого бы вы моги бы назвать своим учителем с большой буквы.

В. Федосеев

- Если брать мою профессию, допустим, у меня несколько учителей. Есть учителя, которые непосредственно меня учили, а есть учителя, от которых я ждал и видел, как они занимаются и принимал это. Того же взять Мравинского, который был великим дирижером, и я мальчишкой был, я просто просиживал на его репетициях, видел, что он делает, не всегда понимал, но с возрастом, с опытом начинал понимать это все, в общем, у меня были другие мастера, и западные тоже Караян, который возглавлял долгий период все дирижерское искусство, но были и конкретные. Мой первый учитель была женщина! Вера Ивановна, которая меня учила еще в училище дирижерскому искусству, я как бы видел себя в этом дирижёрском искусстве, не верил, что это возможно, что это сбыточное, но во всяком случае мои первые потуги, когда по Москве, по Ленинграду проходил оркестр духовой, я выбегал и бежал за последним музыкантом и старался дирижировать в этот момент. Поэтому учителя, они могут быть, а могут не быть , то есть образ, которых я очень любил и принимал, они меня и учили, а сам опыт жизни, общения с людьми, общения с западом, это когда я проникал в искусство других народов, в стилистику другого народа, я это все понимал, обобщал, переносил в Россию, наоборот, все, что в России, когда я уже был приглашен на запад, я брал и переносил туда, допустим, я возглавлял оркестр Вены 10 лет, и я две недели там работал, все привозил, что в России я имел, и опыт, и желание звук создать там, а оттуда я брал их стиль, их стилистику, их модус, вибрации теплоты, звука, у меня было такое взаимное питание, и это приносило большие удачи.

К. Мацан

- То есть мы можем говорить о некоей традиции или стилистике российской академической музыки и западной академической музыки?

В. Федосеев

- да, вообще, русской школы.

К. Мацан

- А как бы вы для нас, простых слушателей, сформулировали бы разницу?

В. Федосеев

- Ну, вы знаете, это трудно сказать так.

К. Мацан

- Лучше слушать, да?

В. Федосеев

- Лучше слушать, да или так, вот, допустим, возьмите пример русской нации, русская культура, Глинка – великий русский первый профессиональный композитор, который жил часто в Испании и там творил, испанцы его считали испанцем, то есть настолько он преображался и писал музыку, как испанец, это раз, пример. Римский-Корсаков – два пример. Ну, допустим, из современных, Свиридов, он писал на Бернста стихи романсы, Свиридов – наш композитор, но в Ирландии его считают ирландцем, потому что нет разницы между ирландцем и русским композитором, то есть наша нация, наша культура, наши люди имеют право проникать в любую чужую культуру, причем так проникать, что эта культура становится еще более, как бы сказать, более правильной. Так написала газета венская, когда мы играли Бетховена с нашим оркестром в Вене, в Австрии, она написала: «Да, Бетховен – это замечательно, это Бетховен, но более глубокий», вот такие реплики как объяснить. Конечно, были и критики, особенно в советское время, когда мы долго время не общались с западом, не выезжали на запад, то были и такие случаи, что газета писала: «Да, это симфония Шумана рейнская, но она исполнена как волжская». Таки были обидные критики, то есть наша культура, наш русский характер, не знаю, Бог создал нас так, что мы можем легко проникнуть в любую культуру, наоборот, я вам ни одного примера не приведу, с тем, чтобы немец проник в русскую культуру, такого нет, это будет профессионально, технично, но это не будет дух, этим мы отличаемся очень сильно от других народов, поэтому нас и любят, и не любят, завидуют нам, но культура наша всегда стоит на самой высокой планке в мире.

К. Мацан

- Это «Светлый вечер» на радио «Вера», мы сегодня беседуем с художественным руководителем и главным дирижёром Большого Симфонического оркестра имени Чайковского Владимиром Ивановичем Федосеевым. Давайте снова обратимся к моментам вашей биографии, у вас совершенно гигантский список людей, с которыми вам довелось работать. Для нас это небожители, это Лемешев, это композиторы: Хачатурян, Шостакович, Эшпай, Губайдуллина, Свиридов, мы на них смотрим, ну, в кавычках, как на иконы снизу-вверх, а вы с ними работали, какая из встреч, возможно, вам больше всего запомнилась, повлияла на вас, может быть, по-человечески больше всего, стала чем-то дорогим и важным в жизни?

В. Федосеев

- Несколько встреч, конечно, не одна. Сразу скажу, что встреча с Лемешевым для меня была таким… ну просто я стал другим, я стал по-другому понимать симфоническую музыку через его пение.

К. Мацан

- А как это произошло?

В. Федосеев

- Произошло это очень просто, мы, когда общались во время концертов, я его спросил: «Андрей Яковлевич, как вы чувствуете русскую музыку, ее исполнительство», тот говорит: «Очень просто, Владимир Иванович, я перед каждым спектаклем «Евгений Онегин» езжу в Тверь к моей маме, и она мне поет, и я приезжаю и я все понимаю, что я должен делать», вот это один из гениальнейших певцов, а, вообще, пение, я всю жизнь стремлюсь, чтобы на скрипке играли, как пение, чтобы оркестр пел, это моя главная задача во все времена, и когда я в Вене, я тоже стараюсь, чтобы оркестр пел, как человек, потому что голос и есть тот самый главный инструмент в жизни наших людей. Свиридов, для меня, конечно, это человек, с которым я был очень близок, и он современник наш, это человек, который видел вперед на много лет, он даже видел сегодняшний день нашей культуры, это человек глубоких каких-то познаний, его музыка… он принял эстафету от Мусоргского, от Бородина, так сказать, это все очень родные вещи для него, вся его музыка очень простая, но эту простоту очень сложно воплотить, очень сложно, потому что там три ноты, а из трех нот нужно сделать миллион нот, чтобы люди поняли, для меня эти встречи колоссальны. Он мне однажды сказал такую вещь, ну, меня критиковали в свое время, потому что я народник, я вышел из народного оркестра, и я-то считаю, что это плюс мой большой по жизни, я познал все народное искусство, а потом приблизился к симфоническому, а не наоборот, для этого нужно очень связи большие, чтобы прыгнуть сразу, у меня не было этого, у меня мама и папа не музыканты, поэтому он сказал: «Конечно, тебе трудно, но ты должен держаться», потому что, он рассказал мне, в одной из стран Африки сажают пальму, кладут зерно пальмы в землю, и на это зерно ставят камень, и если это зерно прорастает, то все удачно, так вот вы тоже самое, на вас лежит камень, большой камень, чтобы вы сопротивлялись и проросли. Вот такой вот умный Свиридов, вообще, Свиридов для меня это как второй отец, такие люди, как Раввинский, который висит портрет сейчас здесь, Свиридов, я брал с них пример, и это мои были университеты и школы, и все, что угодно, я брал у них все, что возможно, впитывал. Шостакович, к сожалению, не был так близок, потому что я был совсем еще юн, а он был уже такой. Хотя я с ним общался, но музыку сначала его не понимал, потому что в войну, когда я в Ленинграде был, у нас была такая радио тарелка, с которой велась классика, все-все, и музыка Шостаковича была, я не мог понять, оказалось нужен опыт, нужно стремление, нужны абсолютные какие-то желания, чтобы понять, тогда любой человек поймет. Я даже много примеров таких знаю, когда человек, вообще, музыку не воспринимает, но заставить себя пойти на концерт, он потом будет говорить: «Да, знаете, я возродился», музыка играет великую роль для человека, нужно сделать просто какие-то усилия, чтобы ее слушать, не надо ее понимать, не нужно быть музыкантом, потому что музыка создана для сердца человеческого, для души, она может быть близкой и не близкой. Так же и у дирижеров, я не все дирижирую, я дирижирую то, что мне близко душе, я отбираю какие-то специальные вещи, конечно, русская музыка для меня — это то, что я рожден в этой музыке, и то, что я шёл от народного искусства, начал играть на баяне, и в самом детстве. И самая интересная вещь, когда нас уже после блокады через Ладожское озеро везли, мой отец с заводом переезжал в другой город - Муром, и мы попали, значит, под бомбежку на первой станции после Ладожского озера, и все наши вещи, и сестра, и мать, и отец, разбомбили этот состав, нас отбросило волной какой-то, я искал весь день маму и папу, в конце концов нашел, пришел туда, где пожарище, все горело, и наши вещи, вся наша мебель, горка такая тлеющая, и стоит баян целиком, не тронутый, а это отец мечтал меня учить на баяне, он сам не обладал музыкальном слухом, и вот баян – это символ, я увидел этот баян, и с тех пор уже в эвакуации я начал заниматься на этом баяне, и вот меня вел этот инструмент, который меня и привел уже в училище в Ленинграде, в Гнесинский институт, потом в аспирантуру в консерватории, и так вывел на народный оркестр радио, которым я 15 лет руководил. Все это искусство стало уже немножко давить на меня, и я искал выхода в симфонической музыке, и благодаря таким людям замечательным, с которыми я общался, я получил это все, и вот уже 40 лет, 41 год я руковожу одним из лучших оркестров нашей страны, и не только.

К. Мацан

- Можно я сейчас очень простой вопрос задам, может быть, даже наивный: вы дирижер с мировым именем, вам приходится или хочется просто взять в руки баян и поиграть для себя?

В. Федосеев

- Хочется. У меня были такие случаи, когда я отдыхал летом, когда я брал баян и просто играл, даже на свадьбах иногда.

К. Мацан

- Вот это да! Кому-то повезло.

В. Федосеев

- Да, было дело. Был приятель у меня Ведерников, он пел, а он тоже народный артист.

К. Мацан

- Знаменитый бас.

В. Федосеев

- Да, знаменитый бас, и мы с ним там у него на родине были, и мы выходили с баяном, и он там пел «Из-за острова на стрежень», а я играл.

К. Мацан

- Вот это был бы концерт, послушать бы такой.

В. Федосеев

- Да, так что это инструмент мой, который меня родил или сородил, не знаю, как сказать.

К. Мацан

- Вы сказали, на мой взгляд, удивительно важную вещь о том, что восприятие классической музыки, особенно музыки 20 века, наверное, требует усилия, и об этом, кстати, я встречал много философов и культурологов, которые говорят, что есть классическое искусство, которое легко и естественно воспринимается.

В. Федосеев

- Оно вечное, да.

К. Мацан

- И одновременно с ним существует современное искусство…

В. Федосеев

- Модерн.

К. Мацан

- …которое требует просто внутренних перенастроек. Требует себя как-то по-другому заставить воспринимать, иногда, в каком-то смысле, это нам нужно, чтобы понять Шостаковича и Прокофьева, которые по сравнению, допустим, со Свиридовым, ну, скажу, очень грубо, менее мелодичны, возможно, так вот. И вы говорите о необходимости усилия в том числе и для слушателя, и это на самом деле звучит таким контрапунктом, вообще, можно сказать со всей нашей жизнью, со всей нашей цивилизацией, которая, наоборот, нам предлагает, чтобы все было поудобнее, попроще, полегче, поменьше можно было напрягаться, а вы говорите, что нужно напрячься, нужно заставить себя пойти в концертный зал, а зачем?

В. Федосеев

- Чтобы узнать другой мир, обязательно! Человек не должен быть вечно расслабленным. Обязательно человек должен напрягаться, чтобы познать новый мир, новые ощущения абсолютно. И сразу это иногда не удаётся, дается это очень сложно, встречаешь какой-то такой противовес и ничего не получается, но, если ты напряжешься, заставишь… конечно, музыка, которая написана бездарным композитором, она сама отмирает, музыка сама отмирает, так сказать, зашел с успехом, пройдет несколько лет, и музыка плохая… жизнь сама ее отбирает. Хорошая музыка развивает человеческий ум, человеческую душу, вот Шостакович для меня — это гениальный композитор, это классик фактически, он классик, а что такое классическая музыка? Это вечная музыка, когда бы ты не прикоснулся это вечно, поэтому Шостакович сейчас в мире – номер один просто, это классик, хотя и прожив, так сказать, возраст 20 лет – я не понимал, 25 – я не понимал, так же в нашей профессии, иногда, вот сейчас, дирижер 20-тилетний может продирижировать «9 симфонию» Бетховена, он физически продирижирует, но он мало, что поймет, сам опыт жизни добавляете тебе, если ты имеешь талант, конечно, бездарность не поймет, поэтому обязательно. И вот приходит тот же Караян, который начал дирижировать там «3 симфонию» Брамса после 50-ти лет он только пришел к этому, поэтому возраст тоже играет роль, опыт жизни играет роль, и ты подходишь к этому сочинению, а в раннем возрасте тебе это, допустим, нравится, но ты не можешь понять, почему это так создано.

К. Мацан

- А до какого произведения вам пришлось дорасти в вашем опыте?

В. Федосеев

- Ну, дорасти до той же «9 симфонии» Бетховена. Вообще, «9 симфония» Бетховена, он же немецкий композитор, он наднациональный композитор, есть люди, о которых нельзя сказать – он немец или еще кто-то, это люди, которые создают мироздание в искусстве своем, но добираться до него очень сложно, можно охватить эту симфонию в 15 лет можно продирижировать, но ничего не понять.

К. Мацан

- Но не исполнить ее.

В. Федосеев

- Да, не исполнить ее, поэтому сейчас очень важно в нашем же искусстве… у нас иногда детей маленьких одевают во фрак, бантик ему дают, и у детей сразу зарождается эта, знаете, звездность, а он еще не готов. И вот родители сами часто очень портят, и человек теряет, вот ведь талант – это наказуемая вещь, если его не поправляешь, если над ним не работаешь, он исчезает этот талант. Либо ты ни с кем не связался, либо не попросил кого-то объяснить тебе, ведь даже у великих скрипачей или пианистов есть ассистенты, которые подправляют их, и он знает, что его этот человек, которого он знает, исправит. Конечно, нужно стремиться к большему.

К. Мацан

- На чье мнение вы опираетесь, когда нужно чье-то мнение, чтобы свой талант подправить?

В. Федосеев

- Ну, я-то опираюсь на публику, мне важна публика, если меня публика встречает и благодарит за что-то, совсем не музыкальная публика, то для меня это высшая похвала, значит я довел этого человека до понимания своей культуры. Для меня это публика, зал, который замирает, когда за спиной ты не слышишь ничего кроме тишины, думаешь: «Ага, вот», а иногда тишина возникает через 5 минут, а иногда не возникает, это значит, что, если ты чувствуешь, что тебя не слушают, значит ты не прав в чем-то, это такая психологическая вещь.

К. Мацан

- Это «Светлый вечер» на радио «Вера», я напомню, что у нас сегодня необычная программа, мы в гостях у нашего собеседника, а наш собеседник – художественный руководитель и главный дирижер Большого симфонического оркестра имени Чайковского Владимир Федосеев, меня зовут Константин Мацан, мы прервемся и вернемся к вам буквально через одну минуту.

К. Мацан

- «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается, меня зовут Константин Мацан, мы сегодня общаемся с Владимиром Ивановичем Федосеевым, главным дирижёром и художественным руководителем Большого симфонического оркестра имени Чайковского, и мы сегодня не в студии радио «Вера», а в гостях, на работе у нашего сегодняшнего собеседника. Хотел бы обратиться к оперному вашему репертуару. Я позволю себе начать с такого примера из личной жизни, я, когда был маленький, пел в детском хоре Большого театра, и нам наш дирижёр, перед тем как нас выпускать на сцену в опере «Пиковая Дама», говорил нам каждый раз: «Дети, подумайте, что сегодня вы, возможно, будете петь в главной опере русской опере, вообще». Это мнение одного человека, а если бы вас попросили назвать, допустим, одну оперу, по которой человеку, незнакомому с русской оперой, можно было бы познакомиться с ней? Какую оперу вы бы назвали?

В. Федосеев

- «Сказание о Граде Китеже».

К. Мацан

- Серьезно? Я не ожидал такого ответа, а почему?

В. Федосеев

- Это очень философская опера, конечно, там изображены такие наши образы, наших людей, для меня это опера одна из главных русских опер. Конечно, «Пиковая Дама», бесспорно, одна из лучших Чайковского. А вот Римского-Корсаково «Сказание о Граде Китеже и Деве Февронии» для меня вот это очень русская, и в ней можно все выразить, весь характер русских традиций, русского человека, русской женщины – Февронии. Вот там собрано все, что у нас есть, знаете, в одной опере.

К. Мацан

- ЕЕ сегодня, по-моему, не очень часто ставят.

К. Мацан

- Не очень часто.

В. Федосеев

- А почему, как вы думаете?

В. Федосеев

- Вот мне сейчас предложили ее ставить «Ла-Скала».

К. Мацан

- Вот это да, итальянцам интересно.

В. Федосеев

- Итальянцам, да. Я на Западе делал с немецким режиссером, но он очень точно понял все, с русскими певцами, там пели певцы из Ленинграда. Был период, когда примадонны заказывали оперу, до революции, потом был период, когда дирижёры заказывали оперу, тот же Караян диктовал оперу, и в Зальцбурге, и все, а сейчас оперы диктуют режиссеры в кавычках, поэтому сейчас лучшей оперой для меня осталась опера в концертном виде. То есть первоисточник важен: музыка и певец, а режиссура сейчас занимается очень во многом таким провокаторским делом, не во всем, конечно, но во многом. Есть режиссеры гениальные, но их так мало, и, как правило, режиссеры не ищут в опере отправных точек, позиций, нет традиций. Мне тоже, к сожалению, пришлось дирижировать такими операми с режиссёрами, допустим «Иван Сусанин» - это русская опера, но, когда режиссер заставляет пить Сусанина из бутылки водку, я говорил, что такого не может быть, меня спросили: «А почему?», я говорю: «Водки не было в России, когда был Иван Сусанин». Вот такая борьба всегда, «Царь Дадон», допустим, и сейчас в опере на мотоцикле заезжал, так сказать, завлекательство, чтобы он там снял штаны или голый выйти, вот это главное сейчас, но это отвлекает от музыки, и это очень жуткая тенденция.

К. Мацан

- Тем не менее, наверное, это нормально, что художнику, режиссеру не хочется просто повторять какую-то классическую схему.

В. Федосеев

- Правильно.

К. Мацан

- А где искать тогда грань между следованием традициям и новаторством?

В. Федосеев

- Так это не новаторство, новаторство есть гениальное у режиссеров, но не за счет неправды, не за счет привлечения низких проб, есть новаторство, но все зависит от большого таланта, если он есть, хорошо. Режиссёр может все сделать, например, «Борис Годунов» в Германии – бомж играет Бориса Годунова, так тоже можно сделать, а публика ведь… ее можно научить и тому, и другому, и вот это большая ответственность на режиссерах, на музыкантах лежит, потому что нужно воспитывать публику, можно же показать голый зад, и все будут аплодировать, но это плохо, так что искусство должно воспитывать, и тоже телевидение. Тарелка телевидения висит в каждой деревне, и вот она все рассказывает, и пошлость, и все, поэтому важно воспитывать.

К. Мацан

- А вот смотрите, есть блестящие примеры оперных режиссеров в истории 20 века, есть Джорджо Стрелер, Франко Дзеффирелли, его кинопостановки оперные. Как вам кажется, что было у этих вот двух великих режиссёров, чего, возможно, нет у тех, которых вы критикуете вот в этом такте, подходе к музыке, к оперной режиссуре. Чего не хватает нам сегодняшним, чтобы сделать также как когда-то эти великие люди.

В. Федосеев

- Ну, просто великие люди кончаются, их больше, чем не великих, это просто так движется искусство, вот провал иногда. У нас нет сейчас Чайковского, Рахманинова, их нет, сейчас мы ждем. Хотя вот молодые люди, которые еще девочки и мальчики, они в будущем, может быть, будут, если их правильно воспитать, все время держать их в поле зрения, не давать им этой пошлости, то есть поколение уходит, провалы такие. Скорее всего будет еще Чайковский, потому что видно задатки у этих мальчиков и девочек, там есть эта другая категория людей, надо ждать и воспитывать, осторожно к ним относиться, потому что они могут пойти по легкому пути и все, талант их накажет, Бог накажет.

К. Мацан

- то есть, вам кажется, что мы сейчас на этой волнистой линии культуры скорее в нижней точке?

В. Федосеев

- Да, да.

К. Мацан

- Но начинаем подниматься?

В. Федосеев

- Но начинаем подниматься, особенно мы поднимаемся в провинции, не в Москве, не в столице это происходит.

К. Мацан

- А почему это происходит?

В. Федосеев

- Потому что там нет такой пропаганды, там отсутствует вот этот экран телевизионный, отсутствует столичность.

К. Мацан

- Там больше простой человеческой теплоты.

В. Федосеев

- Там больше теплоты, больше земли, больше крестьян, больше веры, и вот вера начинает воспитывать этих людей, потому что я очень много езжу, и лучшие концерты в провинции, в Саратове, в Казани.

К. Мацан

- В регионах.

В. Федосеев

- Да.

К. Мацан

- Правильно ли я понимаю, что задача воспитания публики, воспитания в высоком смысле, не назидательном таком, культурного просвещения, это слушать ваш общедоступный абонемент симфонический, куда люди могут за умеренную плату прийти и впитать классическое искусство?

В. Федосеев

- Эта идея к нам пришла после революции сразу, был такой период, когда выпустили общедоступные абонементы, то есть, во-первых, и по цене, и по музыке самой, мы сделали этот эксперимент, и результат был хороший, все абонементы продавались, и, конечно, делали музыку более понятную, и приглашались музыканты и солисты более известные, с талантом, поэтому эта идея нас согрела. Мы часто в концерты включаем произведения с текстом, то есть такое сочетание текста большого и музыки, это дает двойной результат. Мы играли «Войну и Мир» и 3 Бетховена, этот текст Толстого, когда соединяется с музыкой в великую силу – это больше для народа, они так больше понимают.

К. Мацан

- Концерты, которые вы упомянули, если я не путаю, был концерт благотворительный в пользу православной службы помощи «Милосердие»?

В. Федосеев

- Да.

К. Мацан

- Симфонический оркестр имени Чайковского участвовал в таком благотворительном проекте. В чем лично для вас, как для человека, важность именно таких инициатив, таких культурных мероприятий?

В. Федосеев

- Я помню также концерт памяти Елизаветы Федоровны, знаете, это одна из линий нашей жизни обязательно, потому что музыка сама по себе милосердна, она призывает к милосердию, к добру, к любви, а если еще добавлять слова, то они укорачивают путь этот контакта с людьми, поэтому наш оркестр много играет малыми ансамблями в церкви, ездят в дальние города Подмосковья, где они играют, это доставляет большое удовольствие этим людям, так они общаются, они этого ждут, так что это в репертуаре нашего оркестра. Без милосердия, вообще, нельзя, по-моему.

К. Мацан

- Еще к одной теме биографической хочу обратиться. Вы в одном интервью рассказывали, меня очень тронул этот эпизод, о начале ваших отношений с вашей будущей супругой, когда она была вашим начальником, и вы, как руководитель оркестра народных инструментов, допустим, исполняли Моцарта в народной обработке, она вам говорила: «Какой же это Моцарт? Это не Моцарт».

В. Федосеев

- Да, правильно.

К. Мацан

-И потом вы в интервью добавили фразу, что она была права. Я в этом увидел какое-то гигантское смирение, то есть мужчина дирижер слушает чье-то мнение, вот да, женщина права, и вы уже много лет вместе с Ольгой Ивановной. Вот где черпать силы, вообще, нам, людям, чтобы быть готовым услышать вторую половину, даже смириться перед чем-то, что, возможно, по гордости или тщеславию тяжело принять?

В. Федосеев

- Ольга Ивановна, ее биография, по сравнению с моей, получила больше доступа к тому, к чему я шел с опозданием лет в 10-15, то есть мое образование музыкальное в связи с блокадой и баяном тормозило, я лет на 15 опаздывал. А она, ее папа был певец великий после Шаляпина, Скопцов Иван Михайлович, он 25 лет проработал в Большом театре, она была там тоже в детском хоре, она видела всех и Сталина, и всех, и она больше образовывалась, больше понимала и в культуре, и в музыке, а я был подчиненный, играл там в народном, а она была уже редактор, издавала программы. Конечно, я тогда хотел сыграть Моцарта на народных инструментах, но у меня ничего не получилось, конечно, стилистически я не овладел этим, естественно, не было большого опыта, естественно, чем я больше живу, тем больше я вижу другие ноты, в той же симфонии любой, думаешь каждый раз: Боже мой, почему я 40 лет не замечал этого, а она быстрее меня все поняла в семье музыкальной. Поэтому я, конечно, смирялся и думал действительно так, я действительно стилистически не понимал тогда Моцарта, потому что Моцарт – это гений, вот у нас все нормально, смиряться тоже надо иногда.

К. Мацан

- Вы сказали, что даже у великих скрипачей есть ассистенты, которые подсказывают.

В. Федосеев

- Конечно, которые подсказывают, оберегают, потому что когда большой талант, то можно и зазнаться, и уже превратиться в звезду, а звезда – это, вообще, очень редкое имя, надо тут его очень осторожно использовать.

К. Мацан

- Владимир Иванович Федосеев, художественный руководитель и главный дирижер Большого симфонического оркестра имени Чайковского сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». Помимо всех уже указанных нами ипостасей, есть у вас такая общественная нагрузка, как у члена Патриаршего совета по культуре. Тема эта: церковь и культура много дискутируется, для вас, как для дирижера, музыканта и православного христианина, где эта точка соприкосновения церкви и культуры, вся эта тема - это о чем сегодня?

В. Федосеев

- Вся музыка, вся произошла от церковной музыки, вся настоящая, тем более русская музыка произошла от церковной, ее корни в православной музыке и хоровой музыке, ведь Россия славится всегда хоровым искусством, а хоровое искусство – это объединение народа, это то, когда человек рядом с тобой стоит и поет, и чувствует тоже. Даже иностранцы поняли, что это одна из величайших заслуг русского искусства – пение в церкви. Для меня вся культура идет оттуда, поэтому я всегда призываю наших музыкантов как можно больше работать и играть в церкви, там, где Владыка Пантелеймон живет, мы с ним очень хорошо дружим, и мы с ним всегда делаем концерты, это дорого стоит, потому что это несет в себе такое содержание, из-за которого люди понимают, для чего они живут и как, это сейчас развивается с колоссальной быстротой. Это основа нашей всей культуры.

К. Мацан

- Очень интересные вещи, мне кажется, вы затрагиваете, когда мы говорим о церкви и культуре, нам это очень просто понять, как вот есть обособленная вещь – церковь, есть обособленная вещь – культура, вот как-то они должны между собой взаимодействовать, а на самом деле получается, что это не так, нельзя их разделить на две отдельные области.

В. Федосеев

- Все идет от церкви, совершенно все там. Я не могу назвать ни одного русского композитора, который бы прошел мимо этого.

К. Мацан

- Часто под выражением духовной жизни понимают хождение в театры, на концерты, и, наверное, это верно, хотя в строгом смысле слова духовная жизнь – это то, что имеет отношение к религии, к церкви. Как вы видите это сочетание двух таких смыслов выражения духовная жизнь?

В. Федосеев

- Конечно, и театр драматический живет, и есть колоссальная связь слова и музыки, она незыблема, поэтому, конечно, нужно ходить туда, где ты получишь ответы на твои вопросы. Когда, допустим, мы делаем часто совместные проекты, «Иван Грозный», даже в Париже мы это делали, когда Петренко сидит на стуле и читает слова Ивана Грозного на русском языке, а мы играем музыку Прокофьева, даже во Франции французы в восторге, взрыв в зале, все встают, аплодируют. Конечно, сейчас в театр современный ходить нужно, только отбирать что-то, чтобы это не разнилось с музыкой, твоей культурой и церковью, сейчас Малый театр наш остается подлинным таким островком русской культуры, небольшим, к сожалению. Туда надо пойти и приять все чувства, какие там есть.

К. Мацан

- Вы сказали только что, что погружение через культуру, через музыку в мир церкви дает человеку возможность найти ответ на вопрос: «А кто я такой? Зачем я, вообще, живу?». В этом году вам исполняется 85 лет, в августе будем ваш юбилей праздновать. Всегда, когда возникает юбилейная дата, этот вопрос: кто я и чего я достиг, что еще у меня в планах, возникает. С какими мыслями в этом плане вы сейчас подходите к этой дате?

В. Федосеев

- Я стараюсь не думать об этой дате, но я просто заметил в своей жизни, что чем я старше становлюсь, тем больше я работаю, не наоборот. Для меня становится более интересным и то, и то, и то. У меня больше приглашений, я интерес проявляю в своем возрасте к работе, не все зависит от меня, от Господа зависит, но я стараюсь не думать о возрасте, а думаю о тех делах, которые я сделал, и я чувствую, что удовлетворен этими делами, поэтому для меня юбилей, не юбилей, как это называется, я, вообще, не люблю это слово, для меня это та отметка, та дата, когда я должен собрать людей, которые со мной работали долгие годы, мой дорогой оркестр, который я воспитывал, в котором был членом, я иногда считаю, что это мой детский сад был, сколько семей я создал в этом оркестре, соединил пары, которые по-другому бы никогда не встретились, а сейчас они семья, у них дети, это меня радует. Ну это дата и дата, я не хочу, чтобы это даже было очень отмечено, жизнь продолжается, а дальше кто знает, что будет.

К. Мацан

- Вот вы сказали о ближайших делах, о планах, которые предстоят, я напомню нашим слушателям, что 14 января в Крокус Сити Холле «Рождественская Оратория» Митрополита Волоколамского Иллариона Алфеева, которую будет исполнять Большой симфонический оркестр имени Чайковского под руководством маэстро Владимира Федосеева. Ну, мы столько сегодня уже сказали о музыке, я предлагаю под занавес нашей беседы нашим слушателям что-то предложить послушать в исполнении вашего оркестр. Что бы вы хотели в этот вечер, чтобы наши слушатели услышали.

В. Федосеев

- Вот меня спрашивали, что бы я хотел сыграть в свой юбилейный концерт где-то в декабре-ноябре, я хотел бы услышать 2 симфонию Рахманинова, которую я записал давным-давно, вот хотел бы фрагмент ее послушать, потому что для меня сам композитор является тем человеком, которым я всегда стремился быть, выражать великую любовь своей родине, великую скорбь о том, что он тут не присутствовал, вот вся любовь в этой музыке, он такой один из величайших композиторов, который утвердился в нашей среде.

К. Мацан

- Какую часть мы послушаем?

В. Федосеев

- первую.

К. Мацан

- Спасибо огромное за эту беседу. Напомню, это был «Светлый вечер» на радио «Вера», сегодня у нас был такой необычный разговор, мы не в студии находились, а в гостях у нашего собеседника. Наш собеседник – народный артист СССР, художественный руководитель и главный дирижер Большого симфонического оркестра имени Чайковского Владимир Иванович Федосеев. Спасибо за беседу.

В. Федосеев

- Спасибо вам.

К. Мацан

- С вами был Константин Мацан, и мы слушаем фрагмент первой части второй симфонии Рахманинова.

Звучит 2 симфония Рахманинова.

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем