Светлый вечер с Верой Сторожевой (29.07.2015)

У нас в гостях была кинорежиссер Вера Сторожева.
Разговор шел о режиссерской профессии, о связанных с ней сложностями и радостями. Вера Михайловна рассказала о поисках смыслов в своих кино-работах, об ощущении присутствия Бога в ее жизни.

Ведущая Алла Митрофанова

А. Митрофанова

—  Дорогие слушатели, программа «Светлый вечер» продолжается на «Радио «Вера». Сегодня в нашей студии кинорежиссер Вера Сторожева. Добрый вечер!

В. Сторожева

— Добрый вечер.

Наше досье:

Вера Сторожева родилась в городе Троицке Челябинской области. Окончила Московский государственный университет культуры и Высшие курсы сценаристов и режиссеров. Первой режиссерской работой стал сериал «Живой Пушкин». Картина получила специальный приз Академии Российского телевидения премии «Тэффи». Многие последующие режиссерские работы также были отмечены различными наградами. Член Союза кинематографистов и Гильдии режиссеров России.

А. Митрофанова

—  Я — Алла Митрофанова, и мы поговорим сегодня, исходя из того, что программа у нас не о событиях, а о людях и смыслах, у нас такие мировоззренческие вопросы нас с Верой Михайловной очень интересуют. И, если позволите, хотелось бы Вам их адресовать — человеку, который всегда снимает кино про поиск. Не знаю, права я или нет, мне кажется, что так — Вашим героиням поиск свойственен. Поиск себя, поиск какого-то предназначения своего.

В. Сторожева

— Да-да, давайте попробуем. Может быть, мы найдем какие-то смыслы. (Смеется.)

А. Митрофанова

—  Будем стараться! Нет, Вы знаете, вообще, когда общаешься с женщиной-кинорежиссером, это всегда очень обязывает, потому что мне кажется, что режиссер — немножко такая не женская профессия. Она требует от человека огромной концентрации внутренней, и вот я не знаю... Вы, когда, например, в школе учились, Вы представляли себе такой свой путь — что Вы станете кинорежиссером, будете рулить огромными массами людей?

В. Сторожева

— Ну, Вы знаете, в школе, конечно, у меня были амбиции, но не режиссерские, а актерские, и с этим я и приехала в Москву в 16 лет, просто наутро после выпускного вечера.

А. Митрофанова

—  Как романтично!

В. Сторожева

— И как-то так судьба сложилась, что я стала режиссером. Это было второе мое высшее образование. И я профессию кинорежиссера уже получила, будучи матерью двоих маленьких деток. Но, тем не менее, вот это случилось. И, конечно, судя по всему, что это было... мне уже было немножко за тридцать, то, наверное, и в тот момент я искала смыслы, и, наверное, смысл моей как бы деятельности — вот я его и нашла в кинорежиссуре. И что сказать про?.. Профессию я очень люблю, она действительно трудная, она, наверное, тяжелая. Я не могу сказать, что она не женская, потому что очень много сейчас женщин-режиссеров, и даже вот прошлый «Кинотавр» — там, по-моему, 80 процентов фильмов в конкурсе были сделаны женщинами-режиссерами.

А. Митрофанова

—  Интересно, как это характеризует наше время? Феминистское? Или как? (Смеется.)

В. Сторожева

— Да. Ну, я думаю, что женщины научились и хотят принимать решения. Женщины... Все-таки катаклизм развала нашей Советской империи не прошел даром. И, как мы знаем — из личного опыта уже, из кино, из драматургии, — что, конечно, женщины оказались в этом смысле (я не феминистка ни в коем случае)... Но женщины в этом смысле оказались — в семьях, даже вот в быту — они оказались сильнее мужчин. Потому что я знаю много примеров, когда именно женщины помогали в те трудные годы выжить семье — занимались, невзирая на свои высшие образования, всякой работой, тогда как у мужчин не всегда хватало сил как-то себя переориентировать. И я думаю, что это последствия этих глобальных таких социальных катаклизмов, когда женщины стали выходить на позиции в бизнесе и во всех областях, в том числе и в режиссуре. Очень много женщин, например, продюсеров. Это тоже совсем не женская профессия.

А. Митрофанова

—  А для Вас какая ипостась Ваша самая важная, вот, скажем так, определяющая, да? Вы — мама, Вы — жена, Вы — режиссер...

В. Сторожева

— Бабушка!

А. Митрофанова

—  Бабушка уже? Что из этого... Может быть, я не знаю... Вы, как верующий человек, — вот что для Вас является вот таким самым главным таким в жизни моментом самореализации?

В. Сторожева

— Ну, самым главным для меня — то, что все имеет свое место, и ничто друг другу не мешает. Я, конечно, могу ради семьи отказаться от профессии.

А. Митрофанова

—  Можете?

В. Сторожева

— Конечно. То есть, невзирая на то, что это трудно — не трудно, но легко я это себе вижу, конечно. Но нет такой необходимости, слава Богу. Я могла бы... Ну, больше от семьи, конечно, я не могу отказываться — никогда, ни при каких условиях, но профессия — это такое добавление. Всегда семья в этом смысле у меня была тылом, и муж всегда мне помогал. Когда дети были маленькие, он помогал с детьми, и больше, чем я, был дома. И... Ну, то есть как-то все сложилось довольно гармонично, и мне не приходилось никогда делать такие трудные выборы — ради чего, в смысле, что главное, что второстепенное, и так далее.

А. Митрофанова

—  А вот смотрите, Вы в одном из интервью сказали, что «мы на Землю пришли для испытаний, и человек не может долго находиться в счастье». А почему? Почему Вы так сказали? Почему Вы так думаете?

В. Сторожева

— Ну, потому что каждый день же происходит... Вот не могла до Вас добраться. А потом думаю: «Если еще будет один круг, меня навигатор проведет еще один раз...»

А. Митрофанова

—  Еще раз мимо нашей радиостанции! (Смеется.)

В. Сторожева

— (Смеется.) «...то я, наверное, уже не поеду». А потом подумала: «Ну, это неслучайно. Наверное, это испытание». Поэтому, ну, то есть, как бы на пустом месте. Все трудно, все преодолеваешь, все... Ну, как-то, когда легко — все легко, и какое-то такое расслабление, то, наверное, что-то не так. Я не могу сказать, что прямо вот жизнь меня бьет, полощет и так далее, но все равно каждый человек ведь со ступеньки на ступеньку, он поднимается, поднимается, какое-то вот идет и идет движение, преодоление.

А. Митрофанова

—  Вера Михайловна, разве жизнь не должна творческого человека бить и полоскать для того, чтобы у него был подъем творческий постоянно? Потому что, мне кажется, художник — ему для внутреннего не хватает... У него есть потребность в том, чтобы жить на пределе, каком-то таком эмоциональном накале постоянном. Или я ошибаюсь? Как это?

В. Сторожева

— Ну, Вы знаете, наверное, бывает и так, но поскольку вот профессия сама — режиссура, и сама область кино — это такая дистанция не «стометровка», это такой марафон... Если тебя будет все время полоскать, плескать и бить, ты не сможешь делать... Это такой не выплеск, это все-таки долгая работа. Вот сейчас идет у меня подготовка, да? Это много взаимоотношений, много служб, актеров, много чего приходится преодолевать и делать. Но это нормальная работа. Она в принципе трудная. Очень трудный период съемок. Я его очень люблю, но это такая концентрация, такой затяжной прыжок, когда ты уже все — у тебя все хорошо, все есть, ты видишь землю, но там нужно... То есть ты уже неминуемо спускаешься... Ты запущен в этом, и ты неминуем делаешь все, что у тебя наработано. Поэтому сказать, что нет каких-то преодолений... Это каждый день происходит. Потому что это очень трудный процесс. Это большие деньги — ну, сравнительно с другими видами искусств. Это большие вложения.

А. Митрофанова

—  Да, это правда.

В. Сторожева

— У тебя ответственность. Если, особенно, ты еще и продюсер, у тебя ответственность перед людьми. И зарплаты, и съемочные дни, и переработки — ну, помимо творчества. Там очень много всего. Даже если ты не продюсер, ты режиссер. Когда на площадке... Вот у меня сейчас будет каждый раз четыре ребенка по 12 человек людей...

А. Митрофанова

—  А что за сюжет? Если вот можно в двух словах — просто над чем Вы сейчас работаете?

В. Сторожева

— В двух словах, это такая история под рабочим названием «Домик на юге», а я думаю, что он будет называться «Фулл-хаус». Это такая, знаете, покерная ситуация. Это полный дом, это домик на юге, когда в один дом волею шулера, маклера какого-то, съезжаются четыре семьи с детьми, четыре женщины с детьми. И ситуация происходит... Понятно, что они разные социально, эмоционально, они никогда бы, может быть, и не познакомились в жизни, но волей вот обстоятельств они соединяются в одном доме. Это такая трагикомедия. Этот домик — рядом с домиком Чехова в Гурзуфе, все будет там происходить. И там такие и чеховские мотивы, и такая получилась очень эмоциональная история. Мы к ней готовимся.

А. Митрофанова

—  Опять у Вас там женщины в центре внимания.

В. Сторожева

— Ну, да. В остальном и мужчины будут... Вот никуда не уйдешь.

А. Митрофанова

—  А почему вот так? Почему? Они у Вас... Причем, они у Вас все находятся в поиске себя, вот, возвращаясь к теме поиска, да?

В. Сторожева

— Ну, да. Ну, это, наверное, все — и мужчины находятся в поисках, потому что какие-то сценарии пишут мужчины для меня, поэтому я не могу сказать, что вот это только женские истории. Их любят и смотрят и мужчины.

А. Митрофанова

—  Это да. Но героини ищут себя, в основном, Ваши.

В. Сторожева

— Героини — ну, наверное, мне легче отождествиться с героиней-женщиной. Они как бы ищут, наверное, какое-то не благополучие, не социальную справедливость, не это... Вообще, фильмы я не очень люблю как бы социально окрашенные — то есть, делать. Может быть, смотреть я их и люблю, а делать — нет. И мне интересен как раз вот поиск — действительно, поиск героини самоидентификации в этом мире своего «я», собственного как бы такого «я».

А. Митрофанова

—  А Вы в чем себя ищете? Вы же ищете себя?

В. Сторожева

— А я ищу себя и в героинях-женщинах каждый раз. (Смеется.)

А. Митрофанова

—  Каждый раз, да?

В. Сторожева

— Да.

А. Митрофанова

—  А вот смотрите — например, «Путешествие с домашними животными», прекрасный фильм, где снималась Ксения Кутепова... Вы получили за него самые разнообразные призы, и совершенно заслуженно. Там героиня, которая проходит путь поиска себя — очень такой непростой, она пробует разные там тоже ипостаси. Она и как профессионал пытается там состояться, в такой рабочей среде, потом у нее появляется мужчина, и как-то она от этого от всего, в итоге, приходит к тому, что для нее материнство главная ипостась. Она там, если я не ошибаюсь, все правильно помню, картина заканчивается тем, что она берет ребеночка из детского дома и пробует свою жизнь таким образом развернуть. Вот, получается, что вот это — такая финальная точка в женском поиске, или что это?

В. Сторожева

— Ну, если помните, там последний кадр... Ну, Вы можете не помнить, я-то его помню... Там последний кадр, когда она берет ребеночка, сажает его в лодку, и собачка, и они вдруг оказываются в каком-то безбрежном, таком сером... сером каком-то озере, море и так далее. То есть все не так просто. И она как раз некий... Мы ее закладывали как некую «женщину-гербарий», которая вдруг расцветает и хочет понять, что же ей, для нее нужно, именно что она хочет. Не что хочет, там, мужчина, который к ней пришел, в исполнении Димы Дюжева, который ей говорит: «Давай корову заведем», и опять. И у нее следующее идет кольцо жизни — то, что она только прожила. Дело не в корове, а дело в том, что какие-то такие вещи, которые она может делать, но она хочет делать это сама. Она не хочет стать фермершей, она не хочет... Она хочет понять, для чего она родилась на этот свет, она... В данный момент она хочет ребенка. Но мы понимаем, что она уже... что это все не так просто для нее. Потому что она родилась в детдоме, выросла в детдоме, ее в 16 лет отдали замуж. И, может быть, это был и лучший для нее исход в той ситуации. Но она хотела бы понять, что она на самом деле хочет. И... Ну, как каждый человек. На самом деле эта история написана Аркадием Красильщиковым, и это очень хороший сценарий, я его почти не меняла, что очень редко. И он его написал в тот момент, когда он собирался в 90-х годах уехать, покинуть страну, эмигрировать в Израиль, и для него это было вот именно вот такое самовыражение. Поэтому сказать, что это чисто женское кино, нельзя, потому что это был поиск себя в этом мире — не важно, как он границами очерчен. Но вот себя в этом мире — «что я действительно хочу, прежде, чем?..» А потом уже мы вокруг себя можем выстроить... Все равно человек приходит в мир и уходит один... И ему это...

А. Митрофанова

—  Сейчас об этом поговорим.

В. Сторожева

— Можно подержать его за руку, но все равно он отправляется один, и в этом смысл.

А. Митрофанова

—  Вера Сторожева, кинорежиссер, сегодня в «Светлом вечере» на «Радио «Вера». Вера Михайловна, читала, опять же, в одном из Ваших интервью о том, что Вы говорите про одиночество человека в этом мире. Вы там говорите про единичности — что мы сами по себе приходим в этот мир, мы одиноки, и уходим из этого мира, тоже будучи одинокими. Здесь парадоксальная такая ситуация. Ведь, не знаю, мне кажется, что это парадокс. Человек окружен — при удачном, скажем, раскладе — людьми близкими, детьми, друзьями, кем-то еще. Вы при этом говорите про одиночество. А почему? Почему Вы так думаете?

В. Сторожева

— Ну, я так не думаю. Только я так не думаю... Сейчас запуталась...

А. Митрофанова

—  Думаете не только Вы?

В. Сторожева

— Да, думаю так не только я. На самом деле, это так. Если каждый человек посмотрит внутрь себя, понятно, что профессия и наши близкие — это то, что нас окружает, мы это любим, готовы за это жизнь отдать — за близких, за детей. Но в какой-то момент Вы все равно вечером, ночью вдруг как-то проснетесь, и Вы ощущаете, что Вы все-таки один. Если Вы состоитесь и вокруг Вас состоятся Ваши близкие. Дело в том, что вот внутренне в какой-то момент я поняла, что все-таки, ну, есть я. Все равно вот я — единица, которая... ну, творение Божие. Кто вот верит, не верит, но вот я — это единица. И вот я отвечаю за себя. За меня никто не ответит. Невзирая на то, что вот у нас... мы живем все вместе. Мне кажется, это нормально для человека.

А. Митрофанова

—  Иными словами, близкие — это как костыли, да, получается? Или что? Или что это?

В. Сторожева

— А помощь? Помощь, радость...

А. Митрофанова

—  А стоишь ты все равно сам по себе?

В. Сторожева

— Да. Помощь, радость, конечно.

А. Митрофанова

—  А это вот еще, может быть, знаете... Мне-то тоже эта мысль понятна, она как-то вообще, мне кажется, очень созвучная вот христианскому мировоззрению — что ты будешь свой ответ перед Богом нести за себя и отвечать будешь на Страшном суде. Там рядом с тобой не будет людей, которые...

В. Сторожева

— Твоих близких, да.

А. Митрофанова

—  Да, да. Нет, они, может быть, и будут — они как-то будут там тоже для тебя просить, ходатайствовать...

В. Сторожева

— Наверное. Молиться, да, конечно.

А. Митрофанова

—  Да. Но отвечать придется все равно по всей, так скажем, строгости закона любви, вот в чем парадокс ответа, да?

В. Сторожева

— Да, да, да.

А. Митрофанова

—  По строгости закона любви. То есть ты, в итоге, будешь отвечать, любил или не любил, да? И вот об этом. А я просто не знаю... У Вас вот Ваш личный путь вот этого поиска ответа на вопрос об одиночестве, о Боге — он каким образом вообще складывается?

В. Сторожева

— Это совершенно органично и естественно в моей жизни присутствует. В какой-то момент это пришло, и оно развивается вместе со мной — вот эта как бы ответственность, вот это ощущение ответственности, ощущение такого покаяния, ощущение, что ты не один. Это... Ну, это давно. Ощущение — оно такое органичное, и я не представляю, как вообще без этого жить — что вот ты... Присутствие или ощущение Бога если ты от себя уберешь, я даже не знаю, с чем жить.

А. Митрофанова

—  А в присутствии Бога, получается, это проще? Это же... В присутствии Бога — это значит, в каждый момент ты находишься, фактически... вот тебя видят.

В. Сторожева

— Ну, это вот надежда все-таки. Конечно, ты забываешь иногда, что тебя видят. Но вот эта вот надежда, все-таки надежда, какое-то упование, в трудную минуту такой возглас — к чему, к кому больше?

А. Митрофанова

—  Вот, знаете, есть среди Ваших картин такая работа любопытная, называется «Мой парень — ангел», где история любви разворачивается между обычной девушкой, и там Артур Смолянинов играет такого «посланника Небес».

В. Сторожева

— Ну у них не история любви, я прошу прощения. Совсем не так.

А. Митрофанова

—  Вот да, расскажите, что там... О чем вообще это? О чем? Понимаете, ведь сейчас же, мне кажется, вообще такая «трендовая» тема, что ли — ангелы, демоны. Они появляются, как персонажи нашей жизни, присутствуют здесь, и мы пытаемся как-то...

В. Сторожева

— В общем, развлекают нас, да.

А. Митрофанова

—  Вот о чем Ваша история?

В. Сторожева

— Ну, Вы знаете, я хочу сказать, что автор сценария Наталья Назарова — она человек очень такой верующий, и понимает очень каноны. И мы с ней, когда все это придумывали, у нас все время был такой момент, чтобы мы не переступили что-то, чтобы у нас не было таких каких-то... Поэтому мы блюли все, соблюдали, так скажем. Но мы старались, чтобы у нас не было и рамок таких, ну, канона. Мы все-таки создавали не каноническое произведение. Это история не любви девушки и ангела. Это история, как ангел-, наверное, хранитель, возлюбив свою подопечную, он является в образе некоего молодого человека, которого... который ей предназначен. Но если бы она в тот момент его встретила... А она не хочет с ним встречаться, она... он ей не нужен. И за день присутствия ангела она меняется. Он ее меняет. Никакого... никакой речи о падении этого ангела нет. Он просто берет и уходит. И приходит тот молодой человек, которого она примет. Такой один день с ангелом. И она проходит какие-то испытания, к ней все это время летит отец с Дальнего Востока с этим парнем, у них случаются всякие катаклизмы, и так далее, и так далее. Но это попытка в такой форме сказки, притчи рассказать такую...

А. Митрофанова

—  ...Рождественской истории такой.

В. Сторожева

— ...да, Рождественской истории рассказать такую историю. На самом деле она, мне кажется, вот по религиозным если брать, то она самая религиозная из всех моих историй — «Мой парень — ангел». Она... Ну, просто она, как, знаете... Есть детские книжки, которые...

А. Митрофанова

—  ...жанровые.

В. Сторожева

— Жанровые мы детям читаем. Они немножко как бы... Они с религиозным мотивом... Но для того, чтобы дети это восприняли, это так вот, в такой форме рассказывается. Я очень люблю это кино. Я знаю, что его очень полюбили зрители. И однажды меня знакомили где-то в театре с женщиной. Она сказала... Представляли ее и говорят: «Вот она видела Ваш фильм «Мой парень — ангел» 28 раз». Она говорит: «Нет, 35».

А. Митрофанова

—  Ого! (Смеется.)

В. Сторожева

— Поэтому есть некая... Такой есть интерес к этому фильму. И он добрый, и в нем нет такого подвоха. Я всегда, когда начала снимать кино, думала о том, что я хотела бы снимать фильмы, которые я могу смотреть вместе со своими детьми. Чтобы мне не было неловко, чтобы мне не было как-то неудобно за то, что я сделала. Вот, наверное, такие какие-то у меня есть свои представления и свои внутренние цензоры.

А. Митрофанова

—  Когда Вы снимаете фильм, Вы его снимаете, прежде всего, для себя; Вы его снимаете для зрителя; Вы его снимаете для того, чтобы разобраться с какой-то проблемой? Вот основная мотивация в чем?

В. Сторожева

— Ну, не для себя. Вот чтоб смотреть... Я его вообще не смотрю — кино свое. Я его делаю, и я его не смотрю. Я снимаю для близких, прежде всего, и для зрителей. Мне очень нравится, что, допустим, фильм «Француз» — такая новогодняя история, — что ее, там, в первый просмотр (ну, это было в те годы, когда были большие аудитории зрительские) по телевизору ее посмотрели, по-моему, сразу 32 миллиона человек.

А. Митрофанова

—  Хороший рейтинг!

В. Сторожева

— Да, были огромные рейтинги тогда, да. И мне это нравится. Мне это нравится — что эти фильмы пересматривают. Мне нравится новогоднее кино рождественское. Оно, может быть, менее, как сказать... менее претенциозное для меня, как для режиссера, для художника, оно менее фестивальное, но оно более такое теплое, наверное.

А. Митрофанова

—  Есть тоска определенная по сказке, как мне кажется, в наше время, да? Есть потребность в том, чтобы эту сказку рассказывали. Ее хочется смотреть, погружаться в нее. Такой эскапизм, что ли, в этом проявляется — вот очень хочется спрятаться хотя бы на полтора-два часа от всего того шума, который нас окружает в нашей реальной жизни. Вы знаете, у нас еще вот... еще одна такая черта времени — у нас ремейков много стало появляться. И Вы как раз из тех людей, кто ремейк снимал — «Небо. Самолет. Девушка» — это фильм, с которого, собственно, Вы стартовали, как режиссер такого большого художественного кино. Это ремейк советской картины, очень известной, где эта история — она, в общем-то, популярна и еще раз про любовь. Вот зачем? Вот что это говорит о нашем времени? Мы не можем свои какие-то истории?..

В. Сторожева

— Я отвечу на вопрос, потому что... Во-первых, это не ремейк. И мы никогда не делали ремейк. И в то время вообще не было ремейков. В то время не было почти кинематографа. Это был такой период безвременья, когда только-только начали снимать кино.

А. Митрофанова

—  90-е.

В. Сторожева

— Это было... Мы снимали в 2001 году. А в 2002-м фильм вышел на экраны с большим успехом. Мы делали не ремейк фильма. Есть произведение драматургическое Радзинского, по которому и был написан сценарий. Он совершенно адаптирован в современный. Герой имеет другую профессию — он уже не физик, а журналист «горячих точек». Тогда это как раз была Чечня, и прочее, прочее. То есть он совершенно... Это совершенно другие герои. И когда фильм выпускался, то, мне кажется, это был такой продюсерский шаг — ну, такой, что это ремейк, один из первых ремейков, и так далее. Это, Вы знаете, как произведение, допустим, вот снимают — «Гамлет», да? Несколько раз, там... Это не ремейки — это есть произведение, по которому разные режиссеры снимают разное кино. Поэтому сказать, что это ремейк, — я совершенно не соглашаюсь с этим. И я и не делала ремейки. Я даже кино это не пересматривала. Я его смотрела — ну, как все, в детстве, наверное, и я больше к нему не обращалась специально. Ну, когда мы надумали, я его даже не пересматривала. Поэтому Рената Литвинова написала прекрасный сценарий.

А. Митрофанова

—  Не ремейк, согласились. В таком случае, я спрошу иначе: история любви тогда, в советское время, и история любви сейчас — что-то принципиально меняется, если фабула одна и та же, но Вы снимаете свое кино? Оно вот... В проекции на наше время оно какое? Какая сейчас история любви? Что изменилось?

В. Сторожева

— Да ничего не изменилось. Сказать, что люди, может быть, по-другому говорят, говорят другие слова, у них современный сленг, но сказать... По крайней мере, в 2000 году, когда мы снимали, не было разницы. Я думаю, что сейчас есть. Сейчас, за эти 15 лет, совершенно другое поколение — с другими привычками, с другими взаимоотношениями. И все, что нам принес вот этот мир гаджетов и этих социальных сетей, вот этих взаимоотношений, мне кажется, это совершенно другая планета и другое... другие взаимоотношения, другие привычки, очень разные. Поэтому сейчас я не очень понимаю вот это время — как в нем...

А. Митрофанова

—  ...существовать? (Смеется.)

В. Сторожева

— ...молодежь существует, как они общаются не очень ровно.

А. Митрофанова

—  По-разному! (Смеется.)

В. Сторожева

— Да.

А. Митрофанова

—  Вера Сторожева, кинорежиссер, сегодня в программе «Светлый вечер» на «Радио «Вера».

Еще раз добрый вечер, дорогие слушатели! Напоминаю, это программа «Светлый вечер» на «Радио «Вера». У нас в гостях Вера Сторожева, кинорежиссер. Я — Алла Митрофанова, и мы продолжаем говорить о современном кинематографе, о работах Веры Михайловны, о том, какие смыслы в эти фильмы заложены. Вот про то, как изменилось время за последние 15 лет. Вы сказали, что да, гаджеты и социальные  сети нас поменяли, — а в какую сторону? Чего стало больше? Что в нас изменилось, с Вашей точки зрения? Разобщенности стало больше, или как?

В. Сторожева

— Вы знаете, как-то все стало «накоротке». Вот ты добавил в Фесбуке человека, которого ты никогда не знаешь, не знал. Ты предложил ему дружбу, он ответил, и ты говоришь: «А, может быть... давайте поработаем вместе?», да? И вдруг мы работаем вместе.

А. Митрофанова

—  Так это хорошо!

В. Сторожева

— То есть я и говорю, что все стало... Я не говорю, что стало хуже, — стало другое. Все стало проще, накоротке. Ушли какие-то некие дистанции.

А. Митрофанова

—  Главное, чтобы глубина не уходила — вот глубина в отношении, общении.

В. Сторожева

— Ну, не знаю. Не знаю, это как бы вопрос-то такой индивидуальный — глубина. Потому что, ну, мне кажется, что, ну, другое. А может быть, это только такая оболочка, и на самом деле всё все равно у всех чувства, и проблемы внутренние — любовь, смерть, жизнь — все осталось прежнее.

А. Митрофанова

—  А вот проблема, или это не проблема, не знаю — талант... Человек, который осознает себя художником, творцом (а режиссер — это профессия, которая предполагает творение некоего мира), — это же, наверное, тоже связано как-то с ответственностью и прочее? Вот Вы как видите для себя, в чем назначение таланта? Какова его природа?

В. Сторожева

— Ну, природа, конечно, это дар. Талант и, там, гениальность — конечно, это дар, потому что, как мы знаем, многие выдающиеся люди, которые имели талант, гениальность, они говорили, что это такой дар, которым они даже не могут на самом деле овладеть до конца. То есть они... что-то творит помимо них. Талант... Ну, каждый человек все-таки должен определить, в чем он талантлив. Я думаю, что каждому человеку это дано. Просто, в силу воспитания, образования, обстоятельств, не каждый к нему приходит. Потому что талант — это не только создавать произведения визуальные, музыкальные и прочие. Талант — это к какому-то делу, когда тебе хорошо его делать, когда ты приносишь пользу людям. Потому что это некое взаимообогащение такими нашими произведениями. Кто-то жарит, печет, кто-то убирает, кто-то строит. Но если человек талантлив в этом... Духовно талантливые, духовно гениальные люди — мы же знаем, что это...

А. Митрофанова

—  А что значит «духовно гениальные люди»? Это кто — священники?

В. Сторожева

— Вы знаете... Не все священники. Вы знаете же, да, что священники — одни талантливые, а другие нет. Это вот... Это же тоже как такая принадлежность профессиональная, хоть она, конечно... мы понимаем, что это духовная составляющая большая, но все равно человек — у одного храмы полные, а у другого нет. Это же все талант, так же, как и живописца, режиссера, певца.

А. Митрофанова

—  А у Вас, кстати говоря, священник появляется в фильме «Путешествие с домашними животными», да? Там такой батюшка, который... Не знаю, вот простой сельский священник, или кто он? Какой он?

В. Сторожева

— Маленького городка. Мы снимали в Боровске. Это такой священник маленького городка, который говорит истины как бы известные, но они... Мы часто слышим известные истины, но когда-то они в нас входят, и мы для себя открываем.

А. Митрофанова

—  А вот он говорит так что входят?

В. Сторожева

— Да. И он говорит так, что в тот момент наша героиня — там, Наталья — она это может воспринять.

А. Митрофанова

—  А это зависит от человека, или все-таки зависит от того, кто говорит, — может или не может человек это воспринять, услышать — то, что необходимо, в принципе, для жизни, для личной жизни?

В. Сторожева

— Вы знаете, вот там, видите, подошел священник к ней — подошел, поговорил. Это тоже в жизни не всегда бывает. Не всегда священник подойдет к человеку, который вот что-то там как-то, да? Поэтому вот это внимание священника к ней и необходимость сказать слова — они, вроде бы, общие, но так нужные сейчас для человека, — в этом, мне кажется, тоже талант, какое-то милосердие. Все-таки священники — не начальники. Часто у нас священники — они «начальники». Ну, может быть, нечасто, но вот начальники прихода. А вот милость, милосердие — вот хотелось бы этого больше.

А. Митрофанова

—  А вот если говорить, к примеру, о Вашем духовнике, он для Вас тоже не начальник? Он для Вас советчик? Он кто?

В. Сторожева

— Ну, да. Ну, вот я хотела сказать, что у меня духовный отец был изначально, с самого начала, отец Александр Мень. Он меня и благословил на эту профессию, хотя у меня было два крошечных ребенка.

А. Митрофанова

—  Как интересно!

В. Сторожева

— Он нас венчал с мужем и благословил. Хотя я пришли для того, чтобы он мне сказал... Это была перестройка, у нас какие-то талоны, жетоны, каких-то продуктов нет. И я пришла сказать, чтобы он мне сказал: «Не надо!» Ребенок — одному полгода, а другому ребенку семь лет. «Не надо никуда идти учиться!» Ну, вот я захотела на высшие режиссерские курсы — второе высшее получать. И он мне сказал: «Нет, надо! Надо! Идите, обязательно! У меня там много друзей! А Вам нужно обязательно идти!» Я была так обескуражена! Потому что когда ты идешь к священнику, ты, типа, со сформулированным ответом. То есть ты понимаешь, что тебе ответят. И в этом смысле отец Александр был...

А. Митрофанова

—  ...неожиданным человеком.

В. Сторожева

— ...необыкновенным, да. Потому что вот когда я была, помню, как все неофиты, я была такая вся в запретах, и когда, я помню, приезжала из Новой Деревни на Ярославский вокзал, я выходила из электрички, мне казалось, что мир стал цветным, становился каждый раз. Потому что я туда уезжала всегда с каким-то таким чувством вины — что жить нельзя, это нельзя, что это нельзя. Потому что был такой взрыв — взрыв как бы... религиозный взрыв был тогда, в начале 80-х, середине 80-х — такой вот, и очень много было такого брожения среди молодежи религиозного. Все друг друга учили, поучали...

А. Митрофанова

—  Да, это... Все всегда любят, да, это во все времена! (Смеется.)

В. Сторожева

— ...как идти, что нельзя. И все время была какая-то выстроена система запретов бытовых — что это нельзя... Все время, пока за месяц или за три недели, пока я не ездила в Новую Деревню, у меня такое ощущение, что я обрастала какими-то запретами. А потом приезжала, возвращалась — и оказывалось, что жить можно, и хорошо, и нормально. Вот этот вот момент — он всегда умел... умел дать жизнь человеку.

А. Митрофанова

—  Расскажите о нем подробнее. Не всякий может похвастаться тем, что знал лично отца Александра Меня, тем более, что он был Вашим духовником.

В. Сторожева

— Вы знаете, подробностей-то особых нет, потому что я... У меня был маленький ребенок, потом второй, я не участвовала ни в какой приходской жизни, и для меня это было... Я как-то вот умышленно, осознанно — потому что у нас были товарищи, которые с ним больше дружили, которые нас туда и отвезли, — я умышленно как-то вот не хотела, отстранялась от этого, потому что мне казалось, что вот я пришла на исповедь, на службу, спросила, мне сказали — и все. Вот я не хотела бытового никакого общения. Поэтому это были такие только службы, исповеди.

А. Митрофанова

—  А книги его Вы читали? Вот «Сын Человеческий»?

В. Сторожева

— Конечно. Тогда мы все... Мы же все бегали с сумками... Где-то были ксероксы, мы платили деньги... Или я еще перепечатывала на машинке... Мы с мужем книжки перепечатывали, друг другу потом ксерили, друг другу передавали — вот его книжки как раз.

А. Митрофанова

—  А что Вы узнали о Христе из этих книг его? Что для Вас самое ценное было там?

В. Сторожева

— Ну, Его присутствие, конечно. Его присутствие, и, самое главное, ощущение, что вот Он жил, понимаете? Что это такая личность историческая — вот то, что главное... Что то, что вот он жил, ходил по этим улицам, какие-то вот исторические данные, историков он приводит. И какие-то вещи — что он стал ближе, Христос. Вот это ощущение из книг. Какое-то такое — даже на бытовом уровне.

А. Митрофанова

—  Ну, это, на самом деле, такое ощущение-то очень важное и трепетное, я бы даже, наверное, сказала — это ощущение Христа как присутствие постоянное в твоей жизни, да?

В. Сторожева

— Ну, это, конечно, так... Я не могу похвастаться этим, но вот, конечно, это знание, наверное. Это знание. Оно — ты о нем иногда забываешь, знаете? Но это знание — оно присутствует. Самое главное, что вот отец Александр дал какую-то такую легкость и знание, и от него было всегда ощущение такое радости и праздника. И он... Как раз, я думаю, что вот это его присутствие, то, что он всегда это ощущал, это вот в нем как раз и было.

А. Митрофанова

—  Вот Вы сказали очень важные слова по поводу запретов — что когда человек пытается как-то себя с христианством соотнести, выясняется, что туда... вот это нельзя, это нельзя, то нельзя, а христианство — это же не религия запретов, да? Это вообще...

В. Сторожева

— Любви, конечно.

А. Митрофанова

—  Да, любви, которого.

В. Сторожева

— Конечно.

А. Митрофанова

—  И вот мне очень нравятся эти слова о том, что заповедь на самом деле всего лишь одна — люби Бога и делай что хочешь. Вот я не знаю, насколько Вам это близко, созвучно? Как Вы к этому?..

В. Сторожева

— Ну, наверное, не «что хочешь». Что хочешь — я для себя... Я все-таки человек такой — всегда думаю: хочу я, а правильно ли это? И так далее. Мне тоже близко «мне все позволено, но не все полезно».

А. Митрофанова

—  Да, апостол Павел.

В. Сторожева

— Апостола Павла, да. Поэтому — «да, но насколько мне это полезно?». И вообще это как бы... Ну, это же задача на всю жизнь. Мы всю жизнь, когда особенно мы... Человек живет-живет, и вдруг в какой-то момент у него — раз! — остановился, немножко прозрел, почувствовал, подумал, опять пошел жить. Вот как-то все время какие-то происходят такие... Все-таки мы же не ходим все время с мыслями религиозными?

А. Митрофанова

—  Не ходим! (Смеется.) В общем, наверное, и хорошо! Иначе — да, что бы с нами было?

В. Сторожева

— (Смеется.) Да, да.

А. Митрофанова

—  Хотя кто знает? Кто знает? А есть у Вас какая-то заповедь самая сложная, например, для исполнения?

В. Сторожева

— Сложная? Ну, все сложные. Ну, конечно, мы, слава Богу, не убиваем и не прелюбодействуем... (Смеется.) Но... Не знаю, наверное... Я не могу так сказать.

А. Митрофанова

—  Вот смотрите, Вы в одном из интервью, опять же, сказали, что человеку жизнь дана для радости, да? Вот это как раз очень такая созвучная мысль христианскому мировоззрению, мне кажется. А почему у Вас не всегда получается, как Вы думаете?

В. Сторожева

— Ну, не всегда получается, потому что всегда человек в обстоятельствах вот в этих мелких, как бы обстоятельствах, которые его волю, чувства закабаляют. Понимаете? Все-таки все бытовое, жизненное, социальное — оно очень довлеет, мы очень «введемся». Особенно на осуждение такое... Вот осуждение, мне кажется, такое — осуждение, зависть — такие вещи, которые нас так спеленывают, сплетают, что... Ну, не «нас» — я, наверное, про себя буду говорить... Но это вот мешает, видимо. Какие-то страхи, ужасы — что что-то с кем-то случится. Вот есть такие вещи, которые, знаете, — такое неупование. Что ты все время думаешь, что что-то может случиться, или хочешь предвосхитить что-то, какие-то обстоятельства отодвинуть...

А. Митрофанова

—  А что значит «неупование»?

В. Сторожева

— Ну, все-таки как бы все, что происходит, все... Неупование на Бога, наверное, на Его волю — что все, что делается, делается хорошо для нас.

А. Митрофанова

—  Это бывает иногда очень сложно принять, особенно когда... Знаете, как — «чтобы стать книгой, нужно попасть в крутой переплет», как в одной песне поется известной.

В. Сторожева

— Да, да.

А. Митрофанова

—  А вот этот «крутой переплет» иногда бывает принять очень тяжело. (Смеется.)

В. Сторожева

— Да, это и так.

А. Митрофанова

—  Ну, вот это — неупование, Вы считаете, да?

В. Сторожева

— Я считаю для себя это, не для других. Я только про себя говорю.

А. Митрофанова

—  Ну, да. Вот, пожалуй, да.

Вера Сторожева, кинорежиссер, сегодня в программе «Светлый вечер» на «Радио «Вера». И продолжаем мы наш разговор, который философский такой очень характер получил. Когда говорят о кинематографе, говорят о... То есть он тоже, например, в очень разных ипостасях в нашей жизни присутствует. Бывает кино, которое мы смотрим для того, чтобы отвлечься; бывает кино, которое мы смотрим для того, чтобы что-то понять. Вы как-то сказали о том, что не будете никогда снимать триллеры, не будете снимать «чернуху», Вам это не близко. Мне кажется, люди, когда такие вещи снимают, они же не потому, что им это близко, а потому, что что-то болит внутри, они пытаются с этим разобраться. А Вы когда снимаете, Вы не про боль свою снимаете, вот про что-то другое?

В. Сторожева

— Ну, Вы знаете как... Истории возникают — они как-то вырастают из тебя, или ты читаешь и с чем-то отождествляешься. Я не анализирую, что это — боль, или поиск, или... Мне хочется эту историю рассказать. А всячески... Все-таки режиссура — это такая профессия очень прикладная, ремесленная для того, чтобы вот этот замысел, который ты, там... лежишь, и вдруг тебе пришел в двух каких-то там ощущениях, и довести его для того, чтобы пришла, там, тысяча народу на премьеру и смотрели, это очень большой путь. Это путь не то, чтобы... И все время надо помнить вот это ощущение, из которого у тебя все выросло. Оно — эмоция, ты даже иногда ее не можешь сформулировать, и для этого важны какие-то люди, твои единомышленники, которым ты транслируешь — но не эмоцию, а ты ее уже как-то сплавляешь в какую-то форму, какой-то цвет, свет, актера и прочее. То есть, понимаете, это такая история очень громоздкая — не то, что ты взял, тебя озарило, ты, там, в ночи написал стихотворение или картину за неделю или за один день. Вот от замысла о реализации это маленький путь. У режиссера — очень большой и очень сложный, потому что он все время кем-то транслируется вместо Вас: актером, художником, композитором, понимаете? И очень важно сохранить вот это первое ощущение-толчок — почему ты это хочешь делать, важно сохранить до конца, чтобы потом это как некий камертон. Потому что понятно, что... Ну, представляете, там, 100 человек, 150 человек — там титры такие огромные...

А. Митрофанова

—  Да-да.

В. Сторожева

— На площадке — там человек 70 всегда. И попробуй вот в этом актеру все-таки шепнуть самое-самое вот… «Вот здесь надо так».

А. Митрофанова

—  Вот здесь к притче о талантах хочется вернуться. Мы с Вами о таланте немножко поговорили чуть раньше, но в Евангелии говорится о том, что талант — это то, что дано для служения, его нельзя зарывать в землю, а надо, чтобы это приносило плоды.

В. Сторожева

— Как-то приумножить, да?

А. Митрофанова

—  Да. И Вы в этом смысле как смотрите на свою работу?

В. Сторожева

— Ну, как на работу, как на профессию. Я не могу как-то такими говорить, что вот... Ну мне кажется, что это — мое место. Мне легко на нем, я очень люблю работать режиссером, я люблю процесс, я люблю делать кино, и зрители его любят. Оно разные. Разные зрители — разное кино. Поэтому это дает мне такую дерзость сказать, что я на своем месте. Но вот я не могу говорить, что «вот, у меня талант», или... Какими-то такими категориями я не мыслю.

А. Митрофанова

—  А бывают, наверняка, на съемочной площадке какие-нибудь смешные ситуации? Смешные казусы или что-то вот такое, что потом запоминается, и Вы любите об этом вспоминать в кругу друзей, или что-нибудь такое?

В. Сторожева

— Вообще не разговариваю ни с кем про профессию никогда!

А. Митрофанова

—  Да? (Смеется.)

В. Сторожева

— Если я в незнакомой какой-то компании или ситуации, я очень не люблю, когда: «А, ты что, режиссер? Такие фильмы?»... Я очень не люблю, потому что начинают спрашивать про актеров, про... «А какой, там, Гарик Сукачев, Миша Ефремов?» — ну, там, знаете, наиболее популярные. Я не очень люблю разговаривать про процесс. Если только в кругу... Допустим, у нас «шапка», окончание съемок, или премьера, когда мы все только прошли этот путь, то мы друг с другом можем вспомнить: «А ты помнишь, представляешь? А как это было, а как мы вышли из этой ситуации!» — вот так. А рассказывать я не очень люблю. Потому что, ну, это какая-то кухня такая уже... Мне кажется... Ну, я не очень люблю. Я не люблю травить байки про кино, про процесс...

А. Митрофанова

—  Может быть, это не байки даже, а, может быть, просто... ну, как сказать — вот истории какие-то, да? Или личности, которые возникают на Вашем жизненном пути?

В. Сторожева

— Ну, личности же у нас — актеры. Понимаете? Это же лицо наше — это актеры. И с актерами бывают, конечно, разные истории. Но как раз я их никогда не рассказываю, потому что, ну, это такие наши личные отношения, производственные, интимные. Потому что...

А. Митрофанова

—  Ну, кстати, да — это такой момент этики профессиональной.

В. Сторожева

— Да. Поэтому кто как себя вел на площадке, кто как играл, кого как приходилось монтировать-вырезать — это уже мои проблемы. Если я выбрала этого актера, значит, у нас с ним некий договор такой.

А. Митрофанова

—  А какую роль в Вашей жизни сыграла Кира Муратова? Вы же ее упоминаете часто как человека, который, ну, я не знаю, учитель — не учитель, как?..

В. Сторожева

— Я упоминаю часто, потому что я ее люблю очень, и потому что меня часто спрашивают об этом. Я к Кире Георгиевне отношусь с большим пиететом, потому что она очень много сделала для, может быть, по обстоятельствам, для всей нашей семьи. Муж снимался у нее, и она его из... просто практически с улицы сделала профессиональным актером, и он режиссер...

А. Митрофанова

—  Да-да-да, его даже называли ее «талисманом», да?

В. Сторожева

— Да, да. И потом она открыла актерский талант у моей младшей дочери — она у нее снималась тоже, потом она уже стала кинорежиссером сейчас. Я к тому, что... И мою заметила маленькую новеллу, которую я для нее специально написала — я, еще не будучи режиссером, но уже училась я, по-моему, на Высших режиссерских, и она сняла ее — «Девочка и Смерть». Там Олег Павлович Табаков играл в ней. «Три истории» была такая... Ну, то есть для меня это вот такой пример кинорежиссера — и по работе, и по результату, и по всему. Я ее много наблюдала на площадке. Такое... Я очень люблю. И, наверное, я не могу определить... Мы совершенно разные. Я не могу определить, какое в каком месте влияние. Но то, что она для меня вот первый и главный режиссер, которого я наблюдала в работе, и кино, которое я люблю, это она.

А. Митрофанова

—  А что Вы любите в ее кино? За что Вы ее любите?

В. Сторожева

— Ну, во-первых, она всегда разная. Она всегда искренняя. Она из тех режиссеров, которые с возрастом не становятся такими брюзгами и как бы... Какая-то странная вещь с режиссерами часто происходит — что с возрастом они как бы теряют некую свежесть. Я не могу сказать, что талант, но как-то вдруг они становятся другими. А с ней этого не происходит. Она очень искренний человек и художник.

А. Митрофанова

—  Может быть, это тоже такой путь постоянного поиска — в тот момент, когда человек находится?..

В. Сторожева

— Да, но она такая. Она просто такой человек. Она...

А. Митрофанова

—  ...постоянно в движении?

В. Сторожева

— Да. Поэтому сказать, что вот у нее что-то... Ну, вот она такая.

А. Митрофанова

—  А что Вы в людях цените больше всего?

В. Сторожева

— Надежность, наверное. Человек должен быть... слово, надежность. Я могу... человеку многое прощаю, но когда человек на работе, у меня процесс, и человек меня как-то предает в процессе, вот это для меня самое болезненное. Обычно я не работаю больше с такими людьми.

А. Митрофанова

—  Верность, получается, да? Надежность, верность?

В. Сторожева

— Верность, надежность. Наверное, да.

А. Митрофанова

—  Вера Сторожева, кинорежиссер, была сегодня у нас в гостях в программе «Светлый вечер» на «Радио «Вера». Спасибо Вам за этот разговор, очень искренний. Я — Алла Митрофанова, и прощаюсь с Вами. До встречи в эфире.

В. Сторожева

— Спасибо, всего доброго.

А. Митрофанова

—  До свидания.