Светлый вечер с иеромонахом Феоктистом (Игумновым) (17.05.2015)

У нас в гостях был член Коллегии по рецензированию и экспертной оценке при Издательском совете Русской Православной Церкви, настоятель храма Рождества Христова в Митино иеромонах Феоктист (Игумнов).
Разговор шел о значении чуда исцеления Спасителем слепорожденного и почему этому событию посвящено одно из послепасхальных воскресений, а также - о том, есть ли в Церкви цензура.

Ведущие: Тутта Ларсен и Владимир Аверин

Т. Ларсен

— Здравствуйте, друзья, это программа «Светлый вечер». В студии Тутта Ларсен.

В. Аверин

— И Владимир Аверин. Добрый вечер!

Т. Ларсен

— У нас в гостях настоятель храма Рождества Христова в Митино, член коллегии по рецензированию и экспертной оценке при Издательском Совете Русской Православной Церкви иеромонах Феоктист (Игумнов). Добрый вечер!

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Христос Воскресе!

Т. Ларсен

— Воистину Воскресе!

В. Аверин

— Воистину Воскресе!

Наше досье:

Иеромонах Феоктист (Игумнов). Родился в 1977 году в Харькове. Окончил Ижевский государственный технический университет и Московскую духовную академию. Настоятель храма Рождества Христова в Митино, член коллегии по рецензированию и экспертной оценке при Издательском Совете Русской Православной Церкви.

Т. Ларсен

— В эту неделю Православная Церковь вспоминает о слепом и о его прозрении. Почему ему отведена целая глава в нашем церковном году? Ведь кроме него Господь исцелял огромное количество других людей, и от гораздо более страшных недугов — от проказы, от смертельных всяких ужасных болезней. Ну, слепой.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Тут, конечно, могут быть разные ответы, разные подходы. Но я буду говорить о той мысли, которая больше всего импонирует мне. Это та мысль, что грех, он лишает человека простой, элементарной, даже скажем так, житейской логики. Это одно из самых страшных последствий греха. И в общем-то это евангельское чтение нам как раз об этом говорит, сообщает.

Т. Ларсен

— Вы имеете в виду, что человек перестаёт улавливать причинно-следственные связи между своими поступками и их последствиями?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Да, и это тоже.

Т. Ларсен

— А поясните, пожалуйста!

В. Аверин

— Да, поясните. Я опасаюсь, что среди наших слушателей есть люди просвещённые столь же, сколь я. Поэтому, может быть, мы им напомним что значит вообще эта притча о слепом? Для того, чтобы толкование...

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Это не притча.

В. Аверин

— Извините, да.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Я сейчас это объясню. Притча — это рассказ о том, чего на самом деле не было. То есть это история, которой на самом деле не было. Например, притча о блудном сыне — это притча. Потому что это вымышленный рассказ. Но здесь реальные события.

В. Аверин

— Это свидетельство, да?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Это реальное историческое событие, зафиксированное евангелистом Иоанном — единственным евангелистом, который зафиксировал вот это исцеление слепорождённого, то есть человека, который родился слепым, с отсутствующими глазными яблоками, как говорят толкователи. Об этом событии рассказывается в девятой главе Евангелия от Иоанна, фактически вся глава посвящена этому рассказу. И, если очень кратко, то: Господь шёл, и его ученики увидели человека, просящего милостыню, слепого от рождения. И им стало интересно почему этот человек стал слепым. И вот они задают вопрос: почему, кто согрешил — он или его родители? Надо сказать, что по иудейским тогдашним представлениям — и здесь есть два возможных прочтения... В нашей Синаксаре... Синаксарь — это сборник кратких рассказов о смысле празднуемого события, вот на каждый воскресный день Цветной Триоди содержится такой рассказ, который отражает смысл праздника, в данном случае Недели о слепом. Там говорится, что иудеи тогдашние, они мыслили, что душа человека творится Богом до появления его тела и что душа эта ещё вне тела живёт какой-то жизнью и может совершать грехи. И вот потом она, в зависимости от того, как она тяжко согрешила, она попадает в тело соответствующее.

Т. Ларсен

— Определённого качества.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Да-да.

В. Аверин

— То есть если есть физическая немощь, то это обязательно последствие согрешившей души?

Т. Ларсен

— То есть человек сам виноват.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Да, это одно воззрение, которое у нас... вот эта мысль изложена у нас в Синаксаре Цветной Триоди на Неделю о слепом. Другая мысль, которая тоже прослеживается у толкователей, это то, что иудеи тогдашние считали, что человек мог согрешить ещё находясь в чреве матери.

Т. Ларсен

— Это как это?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Я не знаю!

Т. Ларсен

— Какие интересные иудеи!

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Я не разделяю ни первого, ни второго мнения. Но могли согрешить и родители. Христос отвечает, что «ни он, ни родители, но это чтобы явилась слава Божия». И потом после этого Христос, а было дело в субботу, Он из глины, плюнув в глину, то есть комочки такие творит и прикладывает к тем местам, где должны быть глаза у этого слепорождённого, и отправляет его умыться в купели Силоам. Тот идёт, умывается и начинает видеть. Так он человек был довольно известный - этот слепой, потому что он сидел, все его видели. Тут же, конечно, стало известно что он прозрел. И задались все вопросом: как он прозрел, почему он прозрел? Спросили его, он ответил раз. Потому что у фарисеев возник вопрос: как может человек, нарушив субботу...

В. Аверин

— Да, дело было в субботу.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Дело было в субботу — это очень важно. А в субботу по иудейским законам нельзя ничего месить из глины, в том числе. И они начинают спрашивать его, допытываться...

Т. Ларсен

— Их больше поразил не тот факт, что он прозрел, а тот факт, что для этого кто-то нарушил закон субботы.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Их этот факт совершенно не поразил. То есть это им не было интересно, им не было радостно за человека, который... ну, представляете, что такое быть слепым и получить зрение. Им был факт нарушения закона интересен. Вот они пытались... задавали вопросы, несколько раз задавали вопросы этому прозревшему: что он думает об этом человеке, как это всё получилось? Он несколько раз повторяет. Последний раз он уже с некоторой иронией повторяет: «Я уже сколько раз сказал, вы чего ещё хотите услышать? Наверное, тоже хотите быть Его учениками?»

В. Аверин

— Провокация!

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Провокация.

В. Аверин

— Правда, провокация, ну что там — в лицо священникам сказать: «Вы в ученики Его хотите записаться?» Просто наглость!

Т. Ларсен

— А чего они...

В. Аверин

— А чего пристали?

Т. Ларсен

— Ну, конечно! У человека, вообще, вся жизнь поменялась.

В. Аверин

— У них своё целеполагание. Они, в общем, собирают доказательную базу против Христа.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— И при том тут же врут. Они говорят, что «мы — Моисеевы ученики и знаем, что с Моисеем говорил Бог. А Этого не знаем — не знаем откуда Он пришёл», и так далее. Это явная ложь, потому что они давно уже интересовались Его личностью, используя современный для той эпохи средства, следили и собирали информацию. Но ясно, что вот это явное чудо, всеми видимое, оно было невидимо фарисеям и не интересно, потому что — вот, с чего мы начали — грех помрачает наш разум, и мы простые вещи перестаёт осознавать и правильно понимать, самые простые. Потому что, если читать евангельское повествование — не мой пересказ слушать, а читать евангельское повествование, - то видна удивительная логика и ясность в ответах бывшего слепого, прозревшего. И этой логики, ясности и правды нет в словах фарисеев, тех, кто пытался с ним дискутировать.

Т. Ларсен

— А он попросил об исцелении?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Нет, там нет просьбы.

В. Аверин

— Нет.

Т. Ларсен

— Просто это тоже интересный момент, ведь всё-таки, вроде как должна же быть некая свободная воля человека на то, чтобы предаться Господу и получить от Него какое-то благословение. А тут, ну, сидел человек и сидел, он даже не знал, получается, Кто мимо него идёт?

В. Аверин

— А про него прямо указано — почему. Вот когда Христос отвечает ученикам, Он же говорит впрямую, когда там вопрос: за грехи ли? - «Нет, это для того, чтобы...»

Т. Ларсен

— Просто мы недавно вспоминали самарянку, которая... буквально простая женщина, в три, вообще, слова, которые ей Господь сказал, она в Него уверовала и открылась Ему и Его благодати, и стала христианкой, потому что всё-таки у них был некий диалог. А тут нормально повезло человеку — сидел себе чурбан чурбаном, ничего не слышал толком, не видел, мимо прошёл Господь, подарил ему зрение ни за что, ни про что.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Бог видит сердце человека. И это слепой, которого вы назвали...

Т. Ларсен

— Ну, простите!

В. Аверин

— Это было до того!

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Он, понимаете, в какой ситуации оказался? Мы все так или иначе знаем, что в иудейском обществе ветхозаветном человек, имеющий какие-то физические недостатки, серьёзные недостатки с рождения, или человек, не имеющий детей, он воспринимался как наказанный Богом за какие-то грехи.

Т. Ларсен

— Проклятый.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Ну, это, мне кажется, слишком сильное слово, но наказанный Богом.

В. Аверин

— Второй сорт, в любом случае.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Он был вторым сортом, он был таким — близким к деклассированным элементам каким-то.

Т. Ларсен

— Отверженным.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— То есть он был социально презираем. Здесь человек получает зрение и не боится исповедовать Христа, зная, что за это его могут отлучить от синагоги. Его родители всё видели, всё знали, они говорят: «Знаете, мы не будем отвечать на этот вопрос. Вот он сам взрослый человек, пускай он сам отвечает на этот вопрос: как он получил зрение». Потому что они боялись отлучения от синагоги. Это отлучение от синагоги означало, что снова становишься...

Т. Ларсен

— Парией.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Вне социума ты оказываешься. То есть, собственно говоря, там, где ты и был. С одной стороны, зрение позволило бы ему вернуться в социум, стать членом общества, уважаемым, не презираемым, во всяком случае. Но он тут же, ни секунды не раздумывая, исповедует Христа. После этого Христос к нему подходит, и он понимает, что этот Тот, Кто его исцелил, и он Его исповедует, и кланяется Ему как Богу. Потому что другой человек, если б он был, как вы сказали — не буду повторять, - то он, наверное, этого бы не сделал.

В. Аверин

— А смотрите, здесь есть такая трёхчастная структура. Вот весь этот рассказ делится на три части ровно: вот есть само чудо, когда Христос сотворяет — чудо прозрения. Есть вторая часть, когда фарисеи допытываются: кто, что — у прозревшего, у родителей, у свидетелей. И есть третья часть, когда уже после всего того, что произошло, когда, действительно, человека за то, что он сказал, что «ребята, вы идите лесом, а я знаю Кто это был, и, в общем, Он — Пророк». Он прямо говорит: «Это Пророк!» И опять уходит из социума в отверженные. И тогда к нему является Христос, и происходит разговор уже Христа с этим прозревшим человеком, действительно, исповедование. Какая часть здесь более важна? Можно ли выделять главную часть? Потому что, опять же, для человека, который жаждет... как бы это сказать? - жаждет доказательств и подтверждений, безусловно, первое — вот, чудо явлено, вот это вот такой козырь. Вот Он творит чудеса, значит, Он — Пророк. А всё остальное — ну, это, знаете, ваши всякие богословские дела, а для меня вот главное, что чудо! Для кого-то важнее вот эта вторая часть, где человек проявляет, безусловно, сильную волю, сильную веру и достоинство необыкновенное, отстаивая право на своё видение, в конце концов. Вот видение здесь возникает как духовное видение и как видение физическое. И, наконец, для кого-то, наверное, самая главная часть вот эта — что Бог возвращается к нему, Он возвращается к нему, чтобы что? - чтобы укрепить в вере, чтобы ещё явить доказательства того, что Он есть или возвращается для душевного разговора? Вот для меня вопрос: почему три части?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Я думаю, что ни для кого не секрет, а если и секрет, то сейчас мы его раскроем, даже, может быть... Можно я так сделаю? — можно я спрошу: кому принадлежит Священное Писание? То есть эта книга, она кому принадлежит?

В. Аверин

— Авторские права у кого, в этом смысле?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Нет, не авторские права, а кому она принадлежит по своему существу? Ладно, не буду мучить. Она принадлежит Церкви. Церковь её так или иначе отобрала, составила. Поэтому и право, то есть, скажем так, даже не право...

Т. Ларсен

— Авторитет?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Понимать её и толковать её можно только находясь в Церкви, только Церковь может это делать. Если человек находится вне Церкви и он пытается это вне церковного Предания, вне церковного контекста и так далее, вне, скажем так, нашего богослужения, того, как его толкует богослужение, понять, то это толкование не будет правильным, это понимание не будет правильным, оно обречено на провал.

В. Аверин

— Этот разговор требует продолжения. Вот сейчас вот точно совершенно.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Я отвечаю на ваш вопрос, на самом-то деле!

В. Аверин

— Я понимаю. Я просто не хочу его комкать. Это отдельный разговор — у кого есть право.

Т. Ларсен

— Вы слушаете программу «Светлый вечер». У нас в гостях иеромонах Феоктист (Игумнов), настоятель храма Рождества Христова в Митино. Мы вспоминаем сегодня чудо исцеления слепого, а также смысл и значение этого удивительного события для всех нас. Володя обозначил три таких ключевых смысла, которые он увидел в этом явлении.

В. Аверин

— Я сказал: три части. Против этого же нет возражений, правда?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Нет никаких! И я вот, отвечая на ваш вопрос: какая часть наиболее важна, - я почему спросил и начал об этом говорить — о том, кто может правильно понимать, читать и отвечать на эти вопросы - Церковь. Соответственно, мы должны задавать вопросы о том, какая часть важнее и как их правильно воспринимать, в Церкви. Церковь явнее всего выражает свою мысль в богослужении: в богослужебных текстах и сопутствующих его, - так как я сегодня не раз уже упоминал Синаксарь. Синаксарь кратко пересказывает это евангельское событие, а в итоге она суммирует, причём суммирует типологически, то есть она переносит эти части, вами названные, на взаимоотношения Христа и язычников, языческого мира. Там выделяется даже четыре, не три, а четыре — я вот тут немножко законспектировал, чтобы не ошибиться, - что... нет, вообще-то три, правда, да, первое: что слепой - это язычники, которых нашёл Христос. Сначала Он их учит, то есть в евангельском повествовании это бреновение — то есть вот этот вот комочек из глины. Потом Он их крестит — это омовение в Силоаме в евангельском повествовании. И потом народ Его сам принимает, свидетельствует о Нём, как о Боге, и получает ответную реакцию со стороны Христа — Христос принимает его, как свой народ, то есть язычников. Вот это вот трёхчастное деление, на которое вы обратили внимание, на которое обратило внимание и Церковь вместе с вами, до вас чуть.

В. Аверин

— Чуть раньше.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Чуть раньше.

В. Аверин

— Веками.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Какая из этих частей важнее, если смотреть на это типологическое перенесение толкования? Что это — научение, крещение или свидетельство и принятие? Мне кажется, что они равновеликие.

В. Аверин

— Нет, я же понимаю, что есть, например, симфония - есть трёхчастное произведение. И конечно же «Сороковая» Моцарта, она вся целиком «Сороковая» Моцарта, но есть там более популярные — первая часть исполняется гораздо чаще, чем все остальные, если мы берём какие-то концерты, где можно исполнять частями, бисируем, скажем. Или радио, телевидение, где первая часть «Сороковой» - это самая популярная. Не потому, что все остальные хуже, но потому, что здесь, в этой части, сразу вот... ну, так, популярнее. И когда я говорю о том, какая часть важнее, то я имею в виду даже не богословское знание этого дела, а восприятие человека, который с этим сталкивается. Восприятие человека, который приходит, может быть, стоит на пороге Церкви, может быть, в двух шагах от неё, интересуясь что там внутри происходит. По-вашему, что на человека, который движется в эту сторону, должно произвести наибольшее впечатление, какая часть из этой симфонии окажется наиболее эмоционально воздействующей?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Знаете, я ещё ни разу не попал в цель, пытаясь предположить что наиболее повлияет на человека — я всегда ошибаюсь. Это с одной стороны, с другой стороны, мне кажется, что люди очень разные, у каждого есть что-то своё, что-то его, исходя из всей его жизни, из его устроения, из кучи факторов — то, что его больше всего в данный момент его жизни, в данную секунду его больше всего, так сказать, цепляет, что его больше всего держит. Потому что — это известно — даже если мы читаем одну и ту же книгу, перечитываем раз в год или раз в полгода, мы видим что-то новое, что-то особенно ярко для нас высвечивается. Но это я говорю банальные вещи, я понимаю. В данном случае я могу отвечать только за себя — что в этом году для меня наиболее актуально. Я не говорю, что это лично моё. По-хорошему надо сказать... То есть если абстрагироваться от того, что я сказал, и, может быть, попытаться сказать что есть самое главное, наверняка, самое главное — это исповедование. Потому что к этому всё ведётся. Это некий такой апофеоз, это то, ради чего всё. Но также очень важным является момент научения. И, как вот вы меня представили: Издательский Совет, коллегия, -вот, в общем-то наша работа и работа Издательского Совета, она как раз направленна на то, чтобы научение церковное через книги, через литературу было правильным, чтобы туда не примешивалась никакая ложь и неправда, помрачающая ум.

Т. Ларсен

— Прежде чем мы перейдём к вашей работе, как члена коллегии по рецензированию и экспертной оценке, я хотела Володе и всем нашим слушателям рассказать о том, как меня однажды очень тронула эта история о слепом, когда один священник о ней говорил в проповеди. И он как-то так это сказал такими очень простыми — обычно батюшки всё-таки так, достаточно высоко изъясняются с амвона...

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Велеречиво.

Т. Ларсен

— Да, велеречиво. И это всегда такая проникновенная, страстная речь, а тут священник был молодой, такой современный, и он сказал: «Вы понимаете, что произошло? Он взял молекулы, атомы, перемешал, сделал из них новый орган и поставил ему этот орган. И у него появились глаза. Вы понимаете, это же не глина! Это для нас глина, а для Него — Человек взял просто всю физику нарушил, Бог-Человек.

В. Аверин

— Здесь тоже такая параллель: и создал из глины человека, и создал из глины...

Т. Ларсен

— Да! И, знаешь, мне так стало понятно. Вот эта картина, она такими, какими-то очень простыми и в тоже время современными терминами для меня была обрисована, что я поняла: да, для тех, кто там присутствовал, Он плюнул в глину и скатал шарики из глины, а на самом деле Он скатывал шарики из материи, из тех частиц, из которых состоит всё мироздание.

В. Аверин

— Вот я про что и говорю! Вот видите: чудо, чудо! Из частиц мироздания создано... но всё равно — первая часть. А я, когда это читал, я тебе могу сказать, что для меня эта история с допросом — его и родителей его — вот для меня это самое главное. Есть, действительно, социум, вы совершенно правильно говорите. Есть законы этого социума, порядки, обычаи и надо следовать им, если ты не следуешь — ты изгой и, в общем, тебя ждут всяческие беды и несчастья. И все про это знают. И есть разумные люди — старшее поколение. Вот разумные люди говорят: «Мы подтверждаем, что это наш сын, вот дальше все вопросы к нему. Ребята, оставьте нас в покое! Мы тихие, мы обыватели, мы не хотим ввязываться в эти дрязги! Мы, может, и знаем чего, но вот не пойдём мы против этого». И есть молодой — их сын — ну, явно просто другое поколение, раз это их сын. И этот молодой, который не видел, действительно, сидел там, вот он уже привык к своей роли парии. И если до этого момента он был изгоем, ну, просто потому, что изгой, то здесь, имея шанс влиться в общество, имея шанс трудоустроиться, там я не знаю, жениться и стать уважаемым членом общины, он опять выскакивает за эту черту, выскакивает на обочину жизни, потому что для него есть нечто более важное, чем этот закон социума.

Т. Ларсен

— Потому что он понимает, что есть жизнь вечная и что Господь может в любой момент просто движениями двух пальцев материю из глины создать, сделать ему глаза. Какая община, какая синагога?!

В. Аверин

— Ну, понимаешь, мы же с этим сталкиваемся ежедневно на работе своей, в жизни своей, ещё с чем-то. У тебя есть убеждения, в конце концов, у тебя есть вера, ты знаешь, что вот это — правильно.

Т. Ларсен

— Нет, но вера и убеждение — это разные вещи.

В. Аверин

— Таня, но согласись, вот эти известные эксперименты и на детях, и на студентах, и на взрослых: когда белый кубик и чёрный кубик. И когда, если первые двое сговорились, что вот это все — белые, то уже третий, который приходит, он не понимает что сказать — все говорят, что белые, и я скажу, что все белые. Это страшное давление вот уже сложившихся каких-то обстоятельств, против которых ты либо идёшь, либо не идёшь. Либо твоя вера, скажем так, в данном случае вера, но я говорю, что это может же отражаться на какие-то ситуации совершенно иные — либо ты готов рисковать, либо ты не готов рисковать. И вот эта часть для меня совершенно потрясающая, вот в этой трёхчастной структуре, которая описана. Даже не чудо — мне не надо подтверждений. Мне чудеса не нужны, мне не нужны доказательства вот эти вот.

Т. Ларсен

— Я просто... Для меня то, что ты называешь «чудом» - это не чудо, это как бы не просто чудо — чик-чирик, ударила молния с неба и у него появились глаза, а это было... я даже не знаю, как это объяснить, это что-то гораздо более материальное, чем чудо. Это физика, химия, молекулярная биология — всё в одном флаконе, при этом в Божьем таком, абсолютном...

В. Аверин

— Власти. В Божьей власти.

Т. Ларсен

— Да!

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Ну, к таким чудесам мы в Церкви как-то привычные.

Т. Ларсен

— Это вы привычные, а мы-то нет!

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Нет-нет, я имею в виду то, что чудеса происходят постоянно, на регулярной основе у нас происходят чудеса. Вот в таинстве Литургии, например. Чудо? - чудо: изменение вещества и так далее. Вот вы рассказали о своей реакции, о своём каком-то...

Т. Ларсен

— Просто осознать реальность этого чуда, выраженное в каких-то современных терминах. То есть изменение вещества: мы знаем, что хлеб и вино претворяются в Плоть и Кровь. Мы это знаем головой, но мы, наверное, всё-таки масштаб не осознаём, мы не осознаём что значит смысл превращения вещества, преображения его.

В. Аверин

— На химии представляем, а в Евангелии не представляем!

Т. Ларсен

— Да-да! А здесь как раз вот и произошёл для меня, например, этот момент, когда я вдруг поняла как это на самом деле действительно возможно. Не просто как-то теоретически, мифически, я в это верю, да, но всё-таки какая-то моя рациональная часть, она этого не понимает. А здесь до неё дошло, и это вот было очень для меня сильным впечатлением — чудо, оно как бы материализовалось действительно для меня в этот момент.

В. Аверин

— Материалист и психолог — кто на что обращает внимание! На модель поведения человека или на некое материальное доказательство того, что чудо возможно.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Но, опять же, мне кажется, что это не...

В. Аверин

— Не противоречит.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Да, не противоречит.

В. Аверин

— Это скорее дополняет.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Да, потому что на следующий год, может быть, так получится, что для вас будет самым важным вот этот момент сотворения глаз из глины.

В. Аверин

— Да, но вот здесь, с одной стороны, нет противоречия, есть дополнение, с другой стороны, противоречие всё-таки есть. Потому что один человек всё-таки выделяет для себя одно, другой человек выделяет для себя другое. И когда вы говорили о том, что толкование возможно только с точки зрения Церкви, поскольку это принадлежит Церкви, я понимаю, что моё толкование, оно не церковное.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— С чего вы это взяли? Дело в том, что у Церкви ведь очень много есть разных углов прочтения одного и того же сюжета, бесконечное множество.

В. Аверин

— Потому что в том, что я говорю, человек главный. В том толковании, которое я изложил, главное не Бог, а главное человек и его поведение, его выбор, его свобода воли, то, как он себя ведёт. Бог есть, как данность, да. Он есть, как данность, но дальше наступает ответственность каждого. И нам здесь, по меньшей мере, несколько моделей поведения: люди, которые — вот окружающие соседи — вообще ничего не знают, не верят - он, не он. Уже вроде я его с детства знал и знал, что это он, а когда спрашивают, на всякий случай: «А вдруг это не он? Это я даже подтвердить не могу, спросите у родителей!» Потому что я даже на этом уровне не решаюсь перед фарисеями сказать, что я вижу, что я знаю, но не решаюсь. Дальше есть родители, которые говорят: «Но вот это — да! Но вот здесь вот не решаюсь». И есть только один во всей этой истории, который говорит: «А я решаюсь! А я решаюсь, потому, что я знаю». И для меня вот вся эта история в большей степени, может быть, потому что я сегодня переживаю такой этап своей жизни, когда для меня вот это вот важно — возможность, право и обязанность отстаивать то, во что ты веришь, невзирая на то, что говорят все вокруг — от Президента до твоего начальника на работе. Если я в чём-то уверен, то я обязан отстаивать эту точку зрения.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Возникает вопрос: а не помрачён ли — ну, раз вы про себя говорите, можно я скажу ваш?

В. Аверин

— Да.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Не помрачён ли ваш ум, ваше зрение и правильно ли вы видете?

В. Аверин

— Да, конечно.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Вопрос очень важный.

В. Аверин

— Важный, да.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Как раз этому, в том числе, вопросу посвящены богослужебные песнопения Недели о слепом. О том, что чистое зрение, чистое понимание вещей, ещё раз повторю, возможно только при условиях нравственной жизни и пребывания в Церкви.

Т. Ларсен

— Но здесь есть ещё один нюанс: ты всё время говоришь о том, что вот он такой прям молодец — пошёл против общества.

В. Аверин

— Да.

Т. Ларсен

— Но ему было явлено такое, то есть ему открыли глаза.

В. Аверин

— Нет, извините!

Т. Ларсен

— Не зря же сказано, что блаженны не видевшие, но уверовавшие, да? То есть у него-то было явленное чудо: он видел Христа лично, и Христос ему вернул зрение, которого у него не было и быть не могло от рождения.

В. Аверин

— Извини, Тань, но Христос не попросил у него никаких обязательств в ответ. Понимаешь, если б Он сказал: «Вот Я тебе верну зрение, ну, а ты иди, проповедуй, свидетельствуй! А если не будешь, тогда мы, значит, у тебя это отберём обратно», — это одна история. А когда никаких условий не поставлено, никаких! Вот на тебе подарок и живи! А дальше твой выбор: ты можешь промолчать и пойти хоть в фарисеи, дослужиться.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Скажите, а Христос кому-то, где-то, когда-то ставит условия?

В. Аверин

— Вот я про что! Понимаете? Вот ведь очень важный момент!

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Он кого-то обязывает?

В. Аверин

— Нет.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Кого-то понуждает?

Т. Ларсен

— Я не знаю, мне кажется, что этому слепому гораздо больше, извините мне такое слово, повезло. То есть он пришёл к вере гораздо более простым способом, чем все нынешние христиане, которые либо через какие-то скорби, либо через просто свою веру, через свой талант и дар приходят в храм. Ну, какое-то каждому отведено своё время когда Богу к прийти. Кому-то везёт — с рождения он в храме и так дальше и живёт. Но, тем не менее, им не было явлено такого очевидного чуда, они не видели Бога и при этом тоже верующие. И их гораздо больше.

В. Аверин

— Как не явлено? На каждой Литургии явлено. Они могут только верить в это чудо или не верить. Правда ведь?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Правда.

Т. Ларсен

— Друзья, мы продолжим наш интересный разговор после короткой паузы. У нас в гостях иеромонах Феоктист (Игумнов), настоятель храма Рождества Христова в Митино. Это «Светлый вечер».

 

Т. Ларсен

— Вы слушаете программу «Светлый вечер» на радио «Вера». В студии Тутта Ларсен, Владимир Аверие и наш гость — настоятель храма Рождества Христова в Митино, член коллегии по рецензированию и экспертной оценке при Издательском Совете Русской Православной Церкви иеромонах Феоктист (Игумнов). Мы говорили сегодня о том, что смыслы могут меняться, да? И это удивительно, Евангелие сама по себе такая удивительная книга, что ты можешь двадцать тысяч раз прочесть один и тот же текст, и каждый раз он тебе будет открываться какой-то своей новой стороной. И казалось бы, на какой-то такой непросвещённый, опять же, и наивный взгляд, вроде моего, зачем, вообще, ещё нужна какая-то церковная литература, если у нас есть Евангелие, которое каждый раз читается иначе и по-новому, в котором каждый раз мы открываем для себя новые смыслы, зачем нам нужно что-то ещё?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Можно встречный вопрос? Вы из церковной литературы читаете только Евангелие?

Т. Ларсен

— Нет, я, конечно, читаю, по мере своих силёночек умственных, каких-то Отцов и Предание...

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Ну, почему? Достаточно же Евангелия - вы сами сказали.

Т. Ларсен

— Интересно. Ну, честно говоря, Евангелие мне читать... как сказать? Для меня это в меньшей степени усилие, чем читать, например, Игнатия Брянчанинова. Или Сергия Булгакова вообще не могу читать, очень старалась, например.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Как правило, мы Сергию Булгакову не даём гриф Издательского Совета.

Т. Ларсен

— Правда?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Правда.

В. Аверин

— Упа! А вот тогда давайте пояснять. Это что, тогда цензура? Вот это — наше, это не наше?

Т. Ларсен

— Я не знала. Я пыталась читать толкование на Апокалипсис Иоанна Богослова, но у меня, правда, не пошло, было очень тяжелое чтиво. А я не знала, что Сергий Булгаков не входит в… как бы список разрешённой литературы.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Я бы сейчас не хотел особенно углубляться в разговор об отце Сергии и его богословском наследии, его богословских взглядах.

В. Аверин

— Но принципы давайте обозначим.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— О принципах. Во-первых, вы сказали слово «цензура». Я протестую против этого слова, объясню почему.

Т. Ларсен

— Рецензирование.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Объясню почему, потому что, во-первых, Святейший Патриарх, когда давал поручение создать коллегию по рецензированию и оценке, он говорил, что это ни в коем случае не должна быть цензура. Наша задача ограждать чад Церкви от того, что может нанести вред их душам. Цензура предполагает запрет на публикацию. Но это самый очевидный факт, что в современном мире этот запрет, он никак не может быть...

Т. Ларсен

— Осуществлён.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Да.

В. Аверин

— А почему это не может? Может!

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Вы мне запрещаете публиковать? Вы мне можете что-то запретить опубликовать?

В. Аверин

— Могу!

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Как?

В. Аверин

— Я могу обратиться к светским властям и потребовать снятия спектакля из афиши. Я могу обратиться к светским властям и потребовать снятия книг из продажи.

Т. Ларсен

— Хорошо, тогда мы издадим их в Финляндии и выложим в интернет.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Совершенно верно! Я на каком-нибудь американском хостинге размещу свои книги, и что?

В. Аверин

— Всё равно... Но снять спектакль из афиши мы можем?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Да, но мы не можем этот спектакль, как таковой истребить. Мы можем запись этой постановки разместить где-нибудь в интернете, и он будет. То есть мы его не уничтожаем.

Т. Ларсен

— И он всё равно будет в доступе.

В. Аверин

— А зачем тогда пытаться это сделать?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— А вот я и говорю, что мы не пытаемся запрещать кому-либо что-либо публиковать, мы просто говорим, мы отвечаем на очень простой вопрос: вот эта книга, этот аудио или видео диск, он может быть распространяем в церковных книжных лавках? То есть через церковную торговую сеть он может распространяться или нет?

Т. Ларсен

— То есть, грубо говоря, мы ставим штамп «одобрено и разрешено», либо этот штамп не ставим, но эту книгу человек может купить в любом другом месте, если ему хочется.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Да, совершенно верно!

В. Аверин

— То есть вы заботитесь только о том, чтобы от имени Церкви не распространялось нечто, что с точки зрения Церкви неполезно, скажем так. Даже не скажу вредно, вот — неполезно.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Совершенно верно, да.

Т. Ларсен

— Тогда давайте вернёмся всё-таки к моему вопросу, потому что вот я назвала буквально две книги и одна из них уже оказалась не соответствующей экспертной оценке коллегии при Издательском Совете Русской Православной Церкви. Значит, тогда опять получается многие знания - многие печали, зачем мне, вообще, в это лезть, зачем мне читать другие книги, когда есть Книга книг?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Опять же, хотя бы по той простой причине, что евангельские те же самые сюжеты и мотивы, они иногда лучше воспринимаются изложенные, может быть, пространным и художественным образом, может быть, ярче для кого-то какие-то моменты. Потом, я, будучи монахом, в какой-то степени, всё же стараюсь читать монашескую литературу. Вот это монашеское прочтение и толкование, и понимание Священного Писания, оно лично для меня очень важно. Потому что там могут оказаться такие вещи, которые не очевидны — их можно постичь только опытом. И боюсь, что для приобретения этого опыта может не хватить жизни.

Т. Ларсен

— Просто очень много ведь есть глубокой, серьёзной святоотеческой литературы, которая на самом деле — простите мне такое сравнение — это всё-таки такая спецлитература, профессиональная. Это, как у архитекторов есть какой-нибудь по сопромату учебник, они его читают, они понимают о чём там, а я прихожу в церковную лавку, беру того же Брянчанинова или «Лествицу», или «Добротолюбие» и с высоты своего духовного образования и развития я там, в принципе, мало чего понять, потому что это — профессиональная литература, это литература для людей гораздо более продвинутых и практикующих все эти монашеские подвиги и заповеди Святых Отцов.

В. Аверин

— Так ведь прозвучало определение: «я читаю монашескую литературу».

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Это я читаю монашескую литературу.

Т. Ларсен

— Да, но она ведь и в лавке продаётся, её можно...

В. Аверин

— Значит, есть деление: есть монашеская, есть для мирян, есть для... а какие?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Конечно! Это деление, может быть, не такое явное, но оно есть. И в общем-то это известный факт, что тебе лучше не читать литературу, которая не сообразуется с твоим образом жизни. То есть мне, например, литература для многодетных мам, она...

Т. Ларсен

— Не пригодится.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Не полезна, скажем так. Или какие-нибудь любовные романы, я от них с ума сойду, в буквальном смысле — это не метафора. Потому что это никак не согласуется с моим образом жизни, с тем, как я живу, и какие передо мной встают вопросы.

Т. Ларсен

— И наоборот.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Да, и наоборот. Поэтому мы должны читать литературу, которая хоть как-то коррелируется с тем, как мы живём, с образом нашей жизни.

В. Аверин

— Подождите, значит, для вас художественная литература, беллетристика закрытые страницы?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Нет, я её читаю, но беллетристика разная бывает.

В. Аверин

— Но она всё равно про жизнь, от которой вы отделены монашеским званием.

Т. Ларсен

— А что последнего вы прочли тогда из художественной литературы? Просто интересно.

В. Аверин

— Что вы позволяете себе?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Мне стыдно признаться, но это был снова «Обломов», так получилось. Это был «Обломов».

В. Аверин

— И не сводит с ума?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Так получилось.

В. Аверин

— А меня как раз «Обломов» сводит с ума!

Т. Ларсен

— А мне так нравится!

В. Аверин

— Мне тоже нравится, но он сводит, натурально сводит с ума.

 

Т. Ларсен

— У нас в гостях иеромонах Феоктист (Игумнов), настоятель храма Рождества Христова в Митино, а также член коллегии по рецензированию и экспертной оценке при Издательском Совете Русской Православной Церкви. Мы говорим о литературе, о церковной литературе, о том, что мы можем найти в церковных лавках. Кстати, если говорить о беллетристике, то в последнее время, благодаря отцу Тихону (Шевкунову), архимандриту Тихону и его «Несвятым святым» как-то развилась целая линия такая православной художественной литературы. И там тоже попадаются достойные авторы интересные.

В. Аверин

— Ставите гриф?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Кстати, я сейчас понял, что наврал. Последняя была книга, которая не издана ещё, неизвестна. И я не знаю — это художественная литература или нет. Мне случайно попался текст...

В. Аверин

— Рукопись.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Это была действительно рукопись. Одна наша прихожанка, нашего храма Рождества Христова в Митино, молоденькая ещё девочка, несколько лет назад у неё случился острый лейкоз. Ей тогда было 20 лет или 21. Она тогда оказалась в больнице, её лечили — это такое очень жёсткое антираковое лечение. И она при этом, будучи студенткой ВГИКа — сейчас она закончила его — и у неё есть такой дар слова, она, находясь в больнице и с неопределённым финалом, писала такие заметочки. Заметочки она публиковала в социальной сети — там специальная закрытая группа была. И их получилось, как я не поленился скопировать, получилось почти пять авторских листов этих заметочек за время её нахождения в больнице. И вот это такое чтение, помимо того, что она очень вкусно пишет — она владеет языком — это мощнейшая, мне кажется, для любого человека инъекция против уныния и нытья, которые у нас бывают. Потому что когда она там под этими капельницами бесконечными, с катетерами из шеи и так далее — ну, что-то ужасное она такое описывает, - но при этом неистребимый оптимизм и радость жизни, бытия в самых их простых проявлениях. И благодарность абсолютно всем. Вот это последнее, что я прочитал.

В. Аверин

— А вот на это бы поставили бы гриф?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Да.

Т. Ларсен

— Гриф — это такое страшное слово!

В. Аверин

— Да, но тем не менее, вот я пытаюсь понять...

Иером. Феоктист (Игумнов)

— О, я прошу прощения! Я вот так сказал: «Да», - я думаю, что да. Дело в том, что решение принимает коллегия. Я бы ходатайствовал за!

В. Аверин

— Кончено! Всякий раз я спрашиваю исключительно ваше мнение. И здесь мне интересно: есть ли вообще грань, по-вашему, между строго богословской литературой... Потому что то, что вы сейчас рассказали об этой рукописи, это, в известной степени, тоже свидетельство такое — свидетельство о Боге, потому что через это она прошла и это свидетельство. Но это не толкование, это не привязка такая непосредственная, скажем, к святоотеческой литературе или к Евангелию — вот какие-то толкования. Это вами воспринимается, как книга церковного содержания?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— В широком смысле — да! В широком смысле. Потому что всё же есть некое... Как знаете, богословие — такое бесконечное понятие, и комплекс наук такой включает очень широкий. Тоже самое и церковность — её можно понимать очень по-разному. Церковную литературу можно понимать очень по-разному. Это могут быть узко богослужебные книги, это могут быть узко святоотеческие толкования, но при этом это может быть опыт жизни члена Церкви, полезный для других членов Церкви. И это тоже будет церковная литература, потому что, на мой взгляд, церковная литература, в широком таком смысле, - это то, что она не противоречит никоим образом учению Церкви, и во-вторых, она как-то радует сердце.

В. Аверин

— Жизнеутверждающая.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Да!

Т. Ларсен

— А давайте тогда не будем теоретизировать, а вот вы нам скажите, например, список из пяти книг, которые с вашей точки зрения стоит прочитать православному христианину, который хотел бы познакомиться с церковной литературой, но не имеет такого глубокого знания пока ещё...

В. Аверин

— «Университетов ваших мы не заканчивали!»

Т. Ларсен

— Да! Ну, вот просто, не знаю, не так давно в Церковь пришёл, не так давно воцерковился и ищет ещё ответы на многие вопросы.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Я не могу так абстрактно об этом говорить! Потому что у меня есть скромный опыт привлечения людей в Церковь, которые были либо богоборчески настроены, либо они были в сектах каких-то неопятидесятнических. Вот у меня есть опыт подбора книг для таких людей. И каждый раз это было индивидуально — это разные книги.

В. Аверин

— Ну, вот они узко церковные или в широком смысле церковные — о чём вы сказали?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Ну, скажем, книжка широко известной матушки Наталии Соколовой «Под кровом Всевышнего» - это в широком смысле церковная книга. А «Протестантам о Православии» отца Андрея Кураева, наверное, всё же она уже чуть поуже. Потому что это вот были первые книги для двух разных людей. Потом, после «Протестантам о Православии» человек надолго перестал меня беспокоить, потому что забрал у меня с полки всего Иоанна Златоуста и ушёл. Когда он вернулся, он сказал: «Как доехать до Оптиной Пустыни?» И уехал туда на месяц. То есть вот у меня было две книги. Потом с моей полки был снят весь Игнатий Брянчанинов. И вот так он постепенно у меня всё снимал. Потом, у меня нет общего рецепта. Мне кажется, что надо с человеком — если это мать семейства, она прожила вне Церкви, у неё там какие-то мысли непонятные о Церкви, может быть, она боится или представляет такой бесчеловечный мир — такое бывает, - мне кажется, что вот эта книга матушки Наталии Соколовой «Под кровом Всевышнего», она будет в самую точку. Как и книга отца Тихона (Шевкунова), вами упоминаемая, она тоже будет очень в точку большинству людей, потому что она показывает церковную жизнь, во-первых, изнутри, а во-вторых, настоящей, живой и какой-то такой тёплой и человеческой.

Т. Ларсен

— Получается, что такая околоправославная художественная литература, она может быть даже для начинающего христианина более предпочтительна, чем Иоанн Златоуст, писания Святых Отцов?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— В большинстве случаев это именно так, потому что первая задача, как мне кажется, надо людям показать, что Церковь — это не страшно, а люди, находящиеся внутри Церкви, это не какие-то...

В. Аверин

— Марширующие роботы.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Да, не какие-то зомбированные личности, а совершенно нормальные, адекватные люди, живущие в современном мире и как-то на него откликающиеся.

В. Аверин

— А в таком случае, есть ли, по-вашему, ваш какой-то список книг, которые не полезно совсем читать человеку, который на пути к Церкви или который уже в Церкви?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Этот список очень широкий. Но если говорить о всем известных книгах, которые я бы не рекомендовал читать, это «Откровенные рассказы странника своему духовному отцу». Потому что эта книга просто человека приводит к неправильному представлению, то есть даёт неправильно представление о молитве, как таковой вообще.

Т. Ларсен

— Ой, чего-то я всё не то читала!

Иером. Феоктист (Игумнов)

— А я тоже её прочитал в самом начале церковного пути и долго находился под её воздействием. Она, конечно, очень такая...

Т. Ларсен

— Мощная.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Шарм у неё есть некий.

В. Аверин

— Так, а может быть, тогда запрещать действительно, если не полезно?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Мы ей не даём гриф.

В. Аверин

— Нет, я не про гриф. Может, действительно, тогда начинать взаимодействовать со светскими властями для того, чтобы эта книга вообще была изъята из простого доступа. Ну, пусть где-нибудь там надо будет преодолеть 6-7 в интернете препон, чтобы до неё добраться, раз она настолько не полезная. Тогда давайте её вообще практически уничтожим!

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Нет, этот вопрос на повестке дня совершенно не стоит, потому что у нас уже есть некоторые свободы гражданские у людей. Мы можем отвечать и формировать только тот рынок, который внутрицерковный. Христос никогда и нигде, ни в каком случае не ограничивает свободу человека. Творец человека не ограничивает его свободы. Это, в общем, некая такая аксиома про отношение Бога к человеку. Человек свободен — Бог не ограничивает, не насилует его волю.

В. Аверин

— Церковь тоже не ограничивает?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Церковь следует за своим Главой.

В. Аверин

— Государство ограничивает?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Государство? Мы сейчас про Церковь говорим, я никоим образом не государственный...

В. Аверин

— Нет, я к тому, что существует система ограничений. Тогда получается, что любая система ограничений противоречит тому, что от Бога. Бог не ограничивает свободу, как только мы видим систему ограничений, значит, это не от бога, это противоречит Его замыслу, ограничивает свободу воли человека.

Т. Ларсен

— Подожди, ты путаешь хаос и свободу! Всё-таки у свободы есть обратная сторона — это ответственность. И ответственность за свои поступки, и ответственность...

В. Аверин

— Да, но это тоже личный выбор.

Т. Ларсен

— Но ты не можешь просто прийти к Богу, открыть ногой дверь и сказать: «Хай! Я пришёл!» Понимаешь? Ты приходишь в Церковь и там ты живёшь по законам Церкви или ты не приходишь и не живёшь по законам Церкви.

В. Аверин

— Нет, понимаешь, если ты приходишь к Богу и с ноги открываешь дверь и говоришь: «Хай! Я пришёл!» - то тогда тебе по деянию и воздастся на Суде, между прочим! Это твой выбор — как ты приходишь к Богу; это твой выбор — как ты приходишь, открываешь дверь с ноги или нет.

Т. Ларсен

— Если ты приходишь к Богу воцерковляясь, то ты вынужден соблюдать законы, которые существуют в Церкви. Это не ограничение — это закон!

В. Аверин

— Нет, я говорю про системы, существующие в человеческом обществе, системы, нарочито построенные на ограничениях. То есть тогда получается, что это конструкция, выдуманная людьми по ограничению этой свободы воли, она противоречит...

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Подождите! У государства есть свои функции. Функция поддержания порядка — это одна из функций государства. Государство её так или иначе выполняет или пытается выполнить.

В. Аверин

— Есть противоречие с Божьим замыслом в том, что люди себе придумывают системы противоречий или нет? Если Божий замысел — это свобода воли, то тогда человек, выдумывая некие конструкции...

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Свободное творение добра, но если человек не способен творить добро, а воля его склоняется на зло, и это он делает сознательно и причиняет зло другим людям, то его нужно ограничивать.

В. Аверин

— И решает это другой человек.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Его надо обучать. Это долгий процесс — обучать его выбирать... делать его свободным, чтобы он свободно мог выбрать добро.

В. Аверин

— С этим согласен. Мы не очень давно - ну, как не очень давно, получается уже давно — как раз разговаривали по поводу Пасхи. Помнишь, был такой замечательный момент, когда «на Пасху можно всё!»

Т. Ларсен

— Да, всё мне можно, но не всё полезно!

В. Аверин

— Я тут кричал: «Это проверка на вшивость — когда человек сам определяет что такое «всё»!» Вот здесь я абсолютно понимаю: вот это — проверка, когда тебя говорят: «Можно всё!» - и ты сам определяешь, где граница этого всего для того, чтобы не вступить в противоречие с Богом, для того, чтобы не наступить на другого человека, для того, чтобы не поломать то, что взросло и построено. В общем, да — вот это абсолютная твоя ответственность.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Это вот то, к чему мы в связи с темой сегодняшнего воскресенья — Недели о слепом — мы постоянно с вами возвращаемся. Это к ясности зрения нашего ума, способности отличать хорошее от дурного, потому что это не всегда очевидно, к сожалению. И можно видеть, что человек, который к великому несчастью погряз в каком-то грехе, он не видит в чём проблема, в чём ужас этого греха. Мне вспоминается, знаете, как-то я ещё жил и служил в Московской духовной академии, и приехал какой-то автобус паломниц. И надо было их поисповедовать. Вот бабушка, лет 75, она уже такая — с костыльком, первый раз на исповеди. Слово за слово...

Т. Ларсен

— Первый раз за 75 лет?

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Ну, такие часто приходят. Ну, хорошо хоть приходят! И вот она говорит, что сделала штук 12 абортов. Я начинаю ей говорить, что, мягко говоря, это не очень хорошо! Она меня тут грубо прерывает: «Что ты мне тут такое в уши влагаешь! Это все бабы делают, вон — поди, спроси! Это — нормально!» И достучаться до неё очень сложно, что это ненормально, что это крайне неправильно и страшно. Потому что она всю жизнь так жила и в общем-то она в этих грехах закостенела, очевидных вещей она не видит, не чувствует. Хотя, казалось бы, это очевидная вещь, во всяком случае для меня.

В. Аверин

— Послушайте, а он ведь мог и не прозреть!

Т. Ларсен

— В смысле?

В. Аверин

— Ну, если продолжать тот рассказ, который мы только что услышали от отца Феоктиста, ну, вот вложили ему глаза, а он ведь мог их не открыть. Он ведь мог и не увидеть ничего!

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Вы вот на личный отклик слепого сегодня, вот так вот вы...

В. Аверин

— Да!

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Знаете, когда вы говорите о слепом и его реакции, мне вспоминается не так давно бывший праздник Благовещения. И в этом году меня тоже как-то настигло это ощущение — то, что девочка, совсем молоденькая, ей 14 лет. Выдали её замуж, наследственная дочь, с мужем у неё ещё не было отношений никаких. И вдруг появляется молодой человек - на нём же крыльев не было, таблички не было и бейджика не было. Он появляется и говорит ей, что так и так, ты вот...

В. Аверин

— «Сообщаю тебе волю Божию!»

Иером. Феоктист (Игумнов)

— А что это означало? Что по иудейскому закону означало, если она вне брака сделается беременная?

В. Аверин

— Побитие камнями.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Смерть.

В. Аверин

— Да! Казнь, позорная казнь.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Да. Какой-то парень, которого она первый раз видит, он ей говорит, что так и так...

В. Аверин

— Ты обречена, по большому счёту.

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Фактически да! И она говорит: «Хорошо!» Даже если она понимает, что это ангел и так далее, где гарантия? — вопрос тогда. Где гарантия, что это не закончится для неё смертью. Это, опять же, к вопросу следования за Богом. Потому что мы, к сожалению, не умеем так следовать. Мы всегда... нам нужна какая-то страховка...

В. Аверин

— А тогда вот эта третья часть: и когда Христос пришёл к нему и поговорил с ним — если мы возвращаемся опять к...

Т. Ларсен

— К слепому.

В. Аверин

— К прозревшему. Для того, чтобы и укрепить его... И это важно, наверное. В общем, тут только из этой истории говорить, по-моему, месяцами уже. Потому что у меня ещё остались не заданные вопросы, которые касаются исключительно этой истории о слепом. Ну, наверное, и Бог с ним, у каждого свои.

Т. Ларсен

— Спасибо огромное всем, кто был с нами сегодня в этот светлый вечер и с нашим гостем — настоятелем храма Рождества Христова в Митино иеромонахом Феоктистом (Игумновым).

В. Аверин

— Спасибо вам большое!

Иером. Феоктист (Игумнов)

— Вам спасибо!

Т. Ларсен

— До свидания!

Иером. Феоктист (Игумнов)

— До свидания!