Светлый вечер с Александром Шагановым (13.01.2016) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

Светлый вечер с Александром Шагановым (13.01.2016)

* Поделиться

Александр Шаганов1У нас в гостях был поэт-песенник, автор слов ко многим известным эстрадным песням Александр Шаганов.

Мы говорили о музыкальной культуре разных лет, о поэзии, о том, как песни становятся известными и можно ли популярные песни назвать искусством.

______________________________________________________________

А. Пичугин

— Друзья, это «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте! Здесь, в этой студии — Алла Митрофанова…

А. Митрофанова

— …И Алексей Пичугин.

А. Пичугин

— И с удовольствием представляем вам нашего сегодняшнего гостя. Этот час, эту часть нашего «Светлого вечера» проведет вместе с нами российский поэт-песенник Александр Шаганов. Здравствуйте!

А. Шаганов

— Добрый вечер! Спасибо за приглашение здесь и сейчас оказаться в такой уютной студии.

Наше досье:

Александр Шаганов родился в Москве в 1965 году. Окончил Московский Электротехнический Институт Связи. Работал инженером электросвязи «Мостелефонстроя», оператором звукозаписи студии «Звук», выступал с концертами в качестве певца. После окончания института Александр Шаганов не оставлял своей мечты стать поэтом-песенником. Первым успехом такой работы было сотрудничество с группой «Черный кофе». Позднее познакомился с Игорем Матвиенко и стал автором текстов группы «Любэ», для которой с тех пор написал уже порядка ста песен. Кроме «Любэ» Александр пишет стихи для многих других музыкантов. Выпустил два сборника своих стихотворений и автобиографическую книгу.

А. Пичугин

— Поговорим сегодня и о поэзии, и о местах, и о России. Песни на Ваши стихи знает, я думаю, вся страна.

А. Митрофанова

— Мы на них выросли! Мы их впитали в себя вместе с воздухом!

А. Шаганов

— Вы знаете, мне исполнилось 50 лет. Конечно, такая круглая дата. Невольно подводишь какие-то, ну, еще не итоги, безусловно, но вспоминаешь что-то такое. И я понимаю, что песни, которые я сочиняю, — я их придумываю, получается, уже половину своей жизни. Даже больше, наверное. В 17 лет я придумал первые стихи, которые зазвучали в большой аудитории — группа «Черный кофе», уже давнишняя, 1986 год, песня называлась «Владимирская Русь»:
Деревянные церкви Руси,

Перекошены древние стены…

А. Пичугин

— Конечно, конечно!

А. Шаганов

— Подойди и о многом спроси,
В этих срубах есть сердце и вены,

— написал первокурсник Саша Шаганов. И, собственно, эти стихи определили то, чем я занимаюсь и по сей день, а именно — сочиняю песни и стихи.

А. Митрофанова

— А почему Вы тогда такую тему выбрали?

А. Шаганов

— Ну, стихи не пишутся, случаются. (Как однажды заметил мой любимый Андрей Андреевич Вознесенский.) Эта тема, безусловно, случилась в моем таком воспаленном поэтическом сознании тех лет. Видимо, из каких-то все равно ощущений детских лет, юношеских лет каких-то, вот. Просто «Владимирская Русь» я назвал, обозначая малую родину своих родителей, местечко под Суздалем с названием Пигасово, где я проводил все свои летние месяцы, где родился мой отец, где родился мой дедушка.

А. Митрофанова

— Потом уже, на волне этих же воспоминаний детских, у Вас, как я слышала в одном из Ваших интервью, родилась песня про коня, которую… Я не знаю человека, который бы ее не слышал. А может быть — даже не спел бы за столом хотя бы раз.

А. Шаганов

— «Выйду ночью в поле с конем» — с Игорем Матвиенко так вот мы назвали это произведение по первой строке. Придумали в 1993 году. И я писал на музыку, что достаточно всегда сложно. И человек я, в общем-то, не очень сентиментальный. Но помню: августовским днем 1993 года, вот эти строчки когда я сочинял:

Полюшко мое, родники,
Дальних деревень огоньки…

И какая-то, знаете, прямо вот невольная мужская слеза коснулась моих щек. Это все очень… Знать, что такая песня сочинена, что она есть в репертуаре и моих друзей — группы «Любэ», и в исполнении многих хоровых коллективов… Вот знать, что такая песня сочинена и, самое главное, услышана людьми, для которых, собственно говоря, ты это и сочиняешь — это большое счастье в жизни автора. Знать, что такая песня есть.

А. Пичугин

— Самое интересное, что у меня с Суздалем тоже связано много лет жизни, и каждый раз, естественно, в нашей, там, археологической среде эта песня исполняется вечерами очень часто. И мне всегда казалось, много лет, что, ну, — «выйду ночью в поле с конем», вот это «дальних деревень огоньки», — это что-то такое, ну наверное, про южнорусские степи. Наверное, Шаганов писал вот про это. Но, Боже мой, как это подходит вот под этот пейзаж! А оказывается, это вот этот пейзаж!

А. Шаганов

— Да, Вы спросили меня про детские годы. Действительно, «поле» — так именуются поля, уходящие в горизонт, вблизи Суздаля Владимирской губернии. И вот эти наши леса такие, где можно очень легко заблудиться, — спустя время, видимо, они меня «нашли». Всегда очень важно коллекционировать хорошие, теплые вечера. У меня так устроена память: она фиксирует какие-то такие, теплые моменты в жизни, и я стараюсь не зацикливаться на каком-то негативе. И если случится улыбка небес в сторону автора, то спустя время эти ощущения тебя найдут. И позволят сочиниться каким-то строчкам. Ну, а иногда этого не происходит. Но в любом случае это очень важный такой багаж. А мое детство — оно было… Я его помню, как такие безупречные солнечные дни… Это деревенское тепло, которое сопровождало нас, городских ребятишек. Вкус этой фантастической еды из деревенской печи. Потом я уже нигде не мог такого попробовать — как готовила бабушка вот эти зеленые щи, да? Или там, скажем, вкус парного молока. Вот это все как-то меня согревало в мои детские годы. И я думаю, что я не один в таком ощущении.

А. Митрофанова

— Безусловно, иначе песня не была бы настолько популярной. Иначе нам бы не казалось, что Вы ее не написали, а вспомнили. Понимаете, это же на самом деле, когда мы говорим про эту песню…

А. Шаганов

— Угу.

А. Митрофанова

—…Я думала, что мы к концу программы подойдем к этому разговору. Но это невольно возникает, понимаете, когда начинаешь с Вами общаться. Наверное, мы не первые такие, Вы уж простите нас.

А. Шаганов

— Не знаю даже…

А. Митрофанова

— Я вижу, что Вам приятно на эту тему говорить. А когда речь заходит о песне про коня, здесь сразу для журналистов несколько такая неловкая тема возникает. Потому что мы говорим о песне, которая стала настолько общим местом, что вроде бы про это даже неприлично говорить. Не говорить про это при этом невозможно, потому что она же настолько… Она очень органичная получилась, и она… Действительно, у многих людей было в свое время удивление, когда узнавали о том, что у слов есть автор, что это слова не народные, что вообще эта музыка, и текст, сама эта песня родилась в девяностые. Во время, когда, в общем-то, уже началась эпоха какого-то такого колоссального переворота, который для кого-то потом воспринимался, как развал, для кого-то — как переход к новой фазе развития. По-разному сейчас об этом можно говорить. Но в любом случае — это время какого-то расслоения.

А. Шаганов

— Да, безусловно.

А. Митрофанова

— А та песня, которую Вы написали, — она настолько объединяющая, да? И она в этом смысле совершенно вне своего вот этого времени явление.

А. Шаганов

— Вы знаете, я хочу сказать, что все-таки в большинстве {случаев} за нас сочиняет мир, нас окружающий: наши друзья, наши поездки, наша жизнь. А задача сочинителя, наверное, просто, как говорится, это уловить посредством своего дарования, изложить. И вот что я хочу сказать? Наверное, мы все просто очень здорово тогда потрудились — и Коля Расторгуев, и ребята из группы «Любэ», и мой друг — композитор Игорь Матвиенко. Самое главное, что я хочу сказать, сочиняли не для того, чтобы, знаете, вот так вот…

А. Митрофанова

— …Выстрелить?

А. Шаганов

— Знаете ли, по большому счету — да, выстрелить! (Смеется.) По большому счету, вот все большие песни — они пишутся исходя из какого-то импульса твоего сердца. Я это совершенно точно знаю. Вот нужно быть просто более к самому себе внимательным, более благожелательным — и тогда могут получиться такие строки. То, что эта песня появилась — она могла появиться и сто лет вперед, и сто лет назад, потому что она сделана на такой корневой, что ли, основе нашей земли, наших людей, нашей жизни, да? И поэтому многие действительно считают, что она такая — принадлежит далеким векам, хотя у нее современные авторы.

А. Пичугин

— Ну я согласен, что самые известные песни, песни, которым потом уготовано стать действительно такими всенародными, — они рождаются в очень простой обыденной обстановке. Те же самые «Подмосковные вечера», написанные на даче в Комарово под Ленинградом и бывшие сначала «Ленинградскими вечерами», если не ошибаюсь, да?

А. Шаганов

— Да, да.

А. Пичугин

— Потом вдруг Фестиваль Молодежи вот так вот взорвал и всю страну, да и почти весь мир, можно сказать.

А. Шаганов

— Да, слова Матусовского и музыка Соловьева-Седого. Вот мы тоже поговорим немножко о Владимирской земле. Вот она богата поэтическим песенным словом, потому что Владимирская губерния, Вязники — родина Алексея Ивановича Фатьянова, нашего замечательного поэта-песенника, фронтовика, и вот песни «Когда весна придет — не знаю», одна из моих любимых, или же, там, скажем, «Соловьи, соловьи, не будите солдат». Огромное количество песен, которые сочинил Алексей Иванович. И недалеко от Суздаля — Улово, местечко, деревушка, откуда родом род Дербенева Леонида Петровича, тоже классика нашей песенной культуры. Вера Ивановна, его супруга, — она до сих пор там частенько {бывает}, наведывается туда, и бывая у нее в гостях, мы всегда очень тепло вспоминаем Владимирскую землю. Ну, вообще, вся Россия — это страна поэзии, страна песни. Так, как любят в нашей стране песню — еще поискать по миру, мне кажется.

А. Митрофанова

— Мы не всегда умеем их петь, к сожалению. В этом смысле французы, к примеру, гораздо более музыкальны, чем мы, им не нужно подстраиваться друг под друга.

А. Шаганов

— Сложно сказать.

А. Митрофанова

— Они…

А. Шаганов

— Не факт.

А. Митрофанова

— У них есть это. Я не знаю, почему это так.

А. Пичугин

— У нас есть определенный набор, который знают все вне зависимости от каких-то политических, религиозных, других предпочтений и мировоззрений. Люди все равно собираются за столом и поют.

А. Митрофанова

— Не всегда попадая в ноты, вот я о чем.

А. Пичугин

— А!...

А. Шаганов
— Вы знаете, я вот тоже не очень сильно владею музыкальной грамотой, скажем откровенно, но мне нравятся люди, когда они поют. Я даже для себя сделал такой небольшой вывод. Не знаю, согласитесь ли вы. Но человек, который вот так вот может, даже не владея фантастическим голосом, вот просто поддержать песню — ну, у него, скажем так, душа поет. Обычно эти люди не замечены в какой-то, ну, что ли, не знаю, там, — жестокости, в каких-то неприятных чертах характера. Это открытый человек, который умеет петь. Мне кажется. Во всяком случае, я сделал такое…

А. Митрофанова

—…Открытие!

А. Шаганов

—…Открытие для себя, да.

А. Митрофанова

— Обязательное условие, видимо, такое, да?

А. Шаганов

— Ну, а то, что касается наших посиделок… Ну, я не знаю…Времена меняются, и частично это утрачивается, но тем не менее, во всяком случае — в моем кругу, редкое застолье, чтобы мы не послушали и не попели песни. Вот. Это украшает нашу жизнь.

А. Митрофанова

— Вы сказали о музыкальной культуре. А Дербенев и вообще композиторы, так скажем, советского времени — это была одна музыкальная культура. Вы выступили на эту линию уже совершенно в другое время — в 1980-е, 1990-е, и песни стали другими, да? «Атас», «Не валяй дурака, Америка!», Женя Белоусов с его…

А. Шаганов

— «Девчонка-девчоночка»

А. Митрофанова

— «Девчонка-девчоночка», да. Это же была какая-то эпоха, когда всем стало понятно: изменилась жизнь, и изменилась музыка, и изменились песни тоже. Кто-то пренебрежительно смотрел на эту новую музыкальную культуру и говорил: «Ну, вот бывали времена!»

А. Шаганов

— Безусловно.

А. Митрофанова

— Теперь мы уже смотрим на эти песни и говорим: они, скорее всего, являются лакмусовой бумажкой того времени, они задавали определенный тон. А что при этом чувствует человек, который эти песни создает?

А. Шаганов

— У меня такое глубокое убеждение: когда я слышу свои песни, хотя я понимаю, что… Во-первых, я вспоминаю, там, волей-неволей, как я их сочинял, но при этом у меня создается такое ощущение, что их придумал не я. Знаете, такое… (Смеется.) Песни — они как дети. У них начинается своя дорога. Вот я иногда могу по-хорошему даже удивиться. Когда услышишь эту песню в какой-нибудь радиотрансляции или же кто-нибудь под гитару споет — иногда и такое случается. У них начинается своя жизнь. Но вот времена — они летят очень быстро, и совсем недавно из подающих надежды, тебя называют такими теплыми словами. Но я хочу сказать, что знаете — все равно хочется подольше оставаться футуристом. Потому что…

А. Митрофанова

— А Вы футуристом себя чувствуете?

А. Шаганов

— Я в голове своей, безусловно, еще как-то так настроен на какие-то пост-студенческие годы. Несмотря на седину на висках. Вот. Дело в том, что из футуристов в классики всегда можно на книжных полках переступить. Обратное движение невозможно никоим образом. Поэтому я бы хотел в себе как можно дольше сохранить этот юношеский задор, эту в хорошем понимании «безбашенность». Удивляться миру и еще попробовать удивить самого себя.

А. Пичугин

— Знаменитый российский поэт-песенник Александр Шаганов сегодня в программе «Светлый вечер». Александр, скажите, вот перестройка — она же пришлась как раз на Ваши 25-30 лет.

А. Шаганов

— Угу.

А. Пичугин

— А Вы понимали? Вы же уже тогда, во-первых, сами выступали как исполнитель (о чем мы тоже, я думаю, обязательно сегодня поговорим). Но и Вы начинали писать песни для различных исполнителей. Вы понимали, какая музыка, какие песни, какие тексты для этих песен и стихи нужны новой стране, новым группам, новой музыке?

А. Шаганов

— Я всегда, вот знаете, хотел, чтобы мои песни были услышаны и пригодились большому количеству людей. И не подумайте, что в этом спрятан какой-то конформизм. Я просто глубоко убежден, что песня — она сопровождает человека и в минуты отдохновения, и в минуты грусти, как хороший добрый друг. И знать, что твои песни нужны огромному количеству людей — это определенные такие авторские, что ли, заморочки. Потому что исполнитель, будучи даже не совсем известным, у него все равно есть какая-то своя аудитория, своя «торсида», 10-15 человек, которые готовы с ним на Северный полюс и в Арктику. А автор — это все-таки некий «теневой» человек, который сочиняет в тиши своего кабинета или как-то, — одним словом, наедине со своим письменным столом. И потом при улыбке небес это становится достоянием огромного количества людей. То есть понимаете, какое озарение должно случиться с ним в том, чтобы потом твоя мысль обрела нужность в многомиллионной аудитории? И при этом все равно, в общем-то, людям, как говорится, это не самое главное — что, там, знают мою фамилию. Хотя, наверное, какой-то момент тщеславия и живет в моем сердце, безусловно. Но при этом людям не важно, кто придумал холодильник или, там, аспирин. Главное, чтобы то и другое помогало, и так далее, понимаете? Так же и песня. Вот. Но я всегда хотел, чтобы мои песни тяготели именно к городскому фольклору, то, что называется… Песни… А песня — она по-своему, по-хорошему консервативна. Условно говоря, «Очи черные» или там, скажем… Такая песня могла появиться и сейчас, например, в каком-то другом аранжементе, скажем, аранжировке, и так далее. Ну вот именно быть продолжателем этой непрерывной реки нашей песенной культуры мне бы хотелось, знаете. Одной из волн этой, знаете, песенной Волги. Поэтому страна менялась, и я, так сказать, в 1985 году поступил в технический ВУЗ — Московский Электротехнический Институт Связи (так именовалась моя alma mater), и профилирующим предметом одним балы история КПСС. А в 1987, когда я его закончил, обретя профессию «инженер электросвязи», нас попросили, значит, забыть историю КПСС, потому что уже были совершенно другие реалии, вставали перед страной, и так далее, и так далее.

А. Пичугин

— А Вы считаете, это отражалось на Вашем творчестве?

А. Шаганов

— Ну, Вы знаете, я всегда… Это была немножко другая эпоха. Я знал, что мое призвание, где-то лет с шестнадцати. То есть я знал, чем я буду заниматься в жизни. Может, даже с четырнадцати. Это была юношеская мечта, а лет с шестнадцати я просто понимал, чем бы я хотел заниматься. И получая такую мужественную профессию мужскую, я при этом был записан одновременно в пяти-шести библиотеках нашей Первопрестольной. Поэзии невозможно научиться иначе, чем как то самообразованием. И вот я пропадал просто. Огромное количество времени самосовершенствовался, что ли. И что я хочу сказать? И вот эти свои «кроссы» поэтические, никому не нужные, — кроме моих близких друзей, таких же сорванцов, они были никому не нужны, да? Но мы их «бегали» как-то уверенно. Мы любили песенное слово. Мечтали, а потом чудесным образом как-то все это пригодилось.

А. Митрофанова

— А Вам не жаль, что самыми известными Вашими стихами стали как раз те, которые стали самыми известными песнями? А когда мы с Вами говорим о музыкальной культуре, употребляя эти два слова, то мы же понимаем, что музыкальная культура девяностых — та, которая действительно стала всем известной и массовой, это то, что мы называем сейчас «популярной музыкой». И у нее есть еще более короткое определение, которое чаще всего пренебрежительно произносят.

А. Шаганов

— Безусловно, да.

А. Митрофанова

— Как Вы к этому относитесь?

А. Шаганов

— Вы знаете, вот все по-настоящему. Вы знаете — хоть там фокусы показывай, да? Вот чемпион мира по шахматам и чемпион мира по шашкам — они для меня мало чем отличаются в своей статусности. Вот где-то за рубежом очень хорошо придумали. Видимо, для таких парней, как мы. Они сказали «малые классики». Знаете, вот. Прекрасно понимая, что с великой нашей русской поэзией что там сравнивать? Вот. Но поверьте мне — написать хорошую песню удается не всем. И очень многие книжные большие поэты — они хотели бы узнать, что творят именно…

А. Митрофанова

— В чем секрет!

А. Шаганов

— Да. Но Вы знаете, я хочу Вам сказать, что, тем не менее, — об этом мне сказала однажды Пугачева Алла Борисовна. Мы с ней встречались на радиостанции «Алла». Она говорит: «Ты понимаешь, в чем игрушка твоих стихов?» Я: «В чем же? Любопытно». Она говорит: «Понимаешь — твои стихи можно напечатать и прочитать с листа, в отличие от многих песенных текстов». А действительно, в общем-то, я старался писать так, чтобы можно было еще и как вот такой, знаете ли, — глазами прочитать на листке бумаги, это очень важно. И кое-что в этом удалось. А по большому счету, уверяю Вас, вот просто нужно стремиться, не входя в конфликт со своим нутром, своей совестью, своим поэтическим началом не входя в конфликт, тем не менее, придумать какую-то очень простую песню. Для кого-то это…

А. Митрофанова

— …Это большое искусство!

А. Шаганов

— Это большое вдохновение.

А. Пичугин

— А это мы сейчас подходим, мне кажется, к вопросу нашему любимому, который мы задаем всем музыкантам и поэтам, которые приходят к нам, людям, которые пишут песни, которые приходят к нам в студию: а чем отличается текст песни или стихотворение, написанное для песенного исполнения, от стихотворения, которое написано на бумаге? Есть ли какая-то разница для самого автора?

А. Шаганов

— Я Вам скажу. Ну, во-первых, нужно постараться напевать вот эти свои стихи, которые ты сочиняешь. Тогда эта некая напевность — она обязательно войдет и композитору будет легче сочинить. Во-вторых, есть такое благозвучие песенное, есть неблагозвучие. Каждый для себя это откроет по-своему. Что он решит для себя. Самое главное в песне, мне кажется, не писать… Это не роман. Там нужна какая-то одна очень точная мысль, эмоционально выраженная. Какой-то очень хороший образ.

А. Митрофанова

— «Екатерина, ты была не права!»

А. Шаганов

— Да. (Смеется.) И, значит, несколько такая… Чтобы это было небанально, что ли… Но в то же время в некой такой классической, что ли, системе координат, скажем. И плюс еще знать, что успех не только твоими стихами обусловлен, а всей вашей командой, а именно работой композитора, исполнителей, и так далее, и так далее. Вот, наверное, так и есть.

А. Пичугин

— Секундочку! Мне просто всегда казалось, как человеку, начисто лишенному музыкального слуха, — всегда казалось, что на любое стихотворение талантливый композитор сможет как-то написать музыку. Даже, например, на стихи Велемира Хлебникова, которые, казалось бы, ну такие для музыки не очень подходящие.

А. Шаганов

— Ну да, это может быть. Как говорится, можно придумать, безусловно…

А. Митрофанова

— Но кто это будет слушать?

А. Шаганов

— Ну почему? Может быть другая площадка, может быть академический какой-нибудь музыкальный театр и так далее, и так далее.

А. Митрофанова

— Безусловно! Но мы-то сейчас говорим как раз о музыке, которая именно что для всех, как говорится — из каждого утюга (простите за такое выражение).

А. Шаганов

— Да, из каждого утюга. Ну а что в этом такого? Вы знаете, я всегда, когда ступал на эту стезю, — это все начиналось с рок-подмостков, группа «Черный кофе», о которой я уже сказал, — и подумал: как же чувствуют себя авторы, сочиняя такие песни, которые, вот?.. Потом у меня случились такие песни. И я понял, что я себя чувствую очень хорошо. (Смеется.)

А. Пичугин

— А потом, кстати, приходилось работать с рок-музыкантами?

А. Шаганов
— Ну мы до сих пор с Варшавским Димой, как говорится, в ладах, и я сочинил для него ряд новых песен. Приходите на его концерт, группа «Черный кофе».

А. Пичугин

— Давненько не видно афиш что-то.

А. Шаганов

— Нет, они выступают. Правда, в небольших аудиториях, но у них очень крепкая программа, очень хороший концерт. Вот. Так же, как и… Знаете, мы все вступали на эту стезю, будучи никому не известными. Будь то успех Димы Маликова, для которого я придумал первые песни, группы «Иванушки», группы «Любэ», «Черный кофе», про который, да? И огромное количество… Может, единственный, кто, — Женя Белоусов, он был уже состоявшимся артистом, хотя мы с ним подружились еще до его феноменальных успехов, когда он был еще обычным музыкантом в группе «Интеграл» в наши юные годы. И вот мы все проходили эту дорогу от никому не известных, что называется, до какого-то признания большего или меньшего, и это самое дорогое для меня — всякий раз все начинать с начала. И, скажем откровенно, я иногда до сих пор смотрю на артистов старшего поколения, — что-то еще такое, уже состоявшихся, скажем, да? — как на неких небожителей, понимаете? Потому что у них своя история, что ли, которую я помню еще из своих тех далеких лет. А молодой исполнитель — он всегда готов к неким экспериментам. Если ты его убедишь в этом, объяснишь — это вот самое интересное.

А. Пичугин

— Ну, Вы работаете с молодыми исполнителями, никому пока не известными?

А. Шаганов

— Сейчас чуть меньше. Сейчас меньше. Все-таки не так сочиняется бойко, как в юности. Как моя тетя сказала — соловьи поют по весне обычно. (Смеется.) Ну и, естественно, я что-то еще такое пробую сочинять и в репертуаре моих друзей. Потом, знаете, все-таки есть некий такой вопрос поколенческий, что ли. И мне бы хотелось вот так вот плавно передвигаться со своим поколением и ни в коей мере не вмешиваться в современную студенческую песню. Потому что они должны сами о себе заявить, и я там мало что понимаю. Даже критикую.

А. Митрофанова

— Это иногда, знаете, неорганично выглядит, потому что выглядит, как заигрывание такое, да? С той средой, которая тебе уже фактически не принадлежит.

А. Шаганов

— Ну да, для которых ты некий такой уже забронзовевший.

А. Пичугин

— Подождите, а разве не наоборот? Вот потом будет какой-нибудь исполнитель, которому еще только предстоит сделать свои первые шаги, — но вот он исполняет песню на стихи, которые написали Вы. И он будет говорить: «А вы знаете? Мне сам Алексаднр Шаганов написал стихи к этой песне!»

А. Шаганов

— Попробуем, да. Ну, знаете, я хочу сказать немножко о другом. Дело в том, что вот современная песня… Я, опять же, небольшой эксперт в этом вопросе, но, тем не менее, я позволю себе сказать такие критические стрелы. Дело в том, что современная такая вот студенческая, молодежная песня — она во многом на таком, как бы вам сказать, — на какой-то такой печали замешана, на каком-то таком негативе, что ли. И я вот не уверен, что спустя время так же вот людям будет интересно слушать эту песню. Когда они, там, подрастут, спустя 20 лет. Как, скажем, я слушаю те песни своей юности, условно говоря. Хотя я могу ошибаться.

А. Пичугин

— Я просто не знаю, что такое современная, там, студенческая песня.

А. Шаганов

— Ну, рэп вот. Потом, значит, что там у нас еще есть? Хотя, наверное, не совсем студенческая, но достаточно, так скажем, агрессивная, что ли, такая песня от лица человека, которого не устраивает жизнь. Мне кажется…

А. Митрофанова

— Но там тоже есть поэзия! Там тоже есть гармония, там тоже…

А. Шаганов

— Я не критикую. Каждый имеет право выбора. Я просто критикую выбор самой темы. Потому что мне кажется, вот, что уныние (так же, как и цинизм среднего возраста) — вот этого хотелось бы избежать. Ну, уныние — это не моя мысль, сами понимаете, мысль великая. А вот цинизм — если есть возможность как-то абстрагироваться, это было бы здорово.

А. Митрофанова

— Между унынием и цинизмом… Хорошая тема! Давайте сейчас во второй части программы подробнее об этом поговорим. Напомню: это «Светлый вечер» на радио «Вера». Алексей Пичугин и я, Алла Митрофанова. В гостях у нас сегодня — российский поэт-песенник Александр Шаганов.

А. Пичугин

— Еще раз здравствуйте, друзья! Это программа «Светлый вечер» на радио «Вера». Здесь, в этой студии, Алла Митрофанова…

А. Митрофанова

— … Алексей Пичугин.

А. Пичугин

— И в гостях у нас Александр Шаганов — знаменитый российский поэт-песенник. Про уныние и цинизм, Алла, ты хотела поговорить?

А. Митрофанова

— Да, мне очень интересна это тема, потому что не всем нам удается между этими Сциллой и Харибдой пройти. Мы порой то в одно, то в другое ударяемся.

А. Пичугин

— Из огня да в полымя!

А. Митрофанова

— Да-да-да! И последствия, к сожалению, печальны потом. Как-то, знаете, непросто бывает людям. Я просто читаю вот Ваши тексты… Читала Ваши тексты и смотрела на них именно глазами читателя, а не слушателя, да, вот когда мы воспринимаем слова на слух. И я понимаю, что это может написать только человек, у которого внутри есть какой-то свет, что ли. Понимаете, там, «Звенели колеса», например. Я тут ерничала в первой части программы по поводу «Не валяй дурака, Америка!», но есть же тот же самый «Конь», да? Это потрясающе простая поэзия, но она настолько светлая и настолько чистая, что точно совершенно — ни уныния, ни цинизма там нет. У Вас есть какие-то свои рецепты? Как Вам удается, находясь все-таки внутри шоу-бизнеса, не впадать ни в одно, ни в другое, будучи поэтом?

А. Шаганов

— Самый главный рецепт, мне кажется, — нужно сохранить самого себя. В конце концов, это очень важный такой момент. Ну, я никогда не относился уж очень серьезно ни к своему творчеству, ни к тому, что вокруг него происходит. Вообще, если есть возможность себя немножко похвалить — хвалите! Я Вас уверяю, не всегда у нас пробуждение бывает таки ясным, и заботы жизненные — они любого человека не минуют. Ну вот похвалите себя за что-нибудь такое. Иногда от близких людей, от жизни ты этого не услышишь. Хвали себя сам! (Смеется.)

А. Митрофанова

— Можно Вас попросить прочесть те стихи, которые Вы считаете важными в Вашей жизни? Ваши.

А. Шаганов

— Алла, я с плохо скрываемым удовольствием сейчас прочитаю. Но дело в том, что все свои стихи я люблю одинаково. Вот в чем игрушка. Они как дети, повторюсь. Вы же не будете любить ребенка из-за того, что у него, скажем, по математике там какая-нибудь тройка, меньше? Ну что, ну вот такая вот у него… Я просто прекрасно понимаю, что даже совсем неудачные строчки — как все это достается, и поэтому всех люблю. Я прочитаю те, которые, мне кажется, очень созвучны и нашей сегодняшней встрече, они называются «Звонарь».

А. Пичугин

— Давайте!

А. Шаганов

— Когда лютует стужа в январе,

Когда ветра сойдутся в дикой бойне,

Я помолюсь о бедном звонаре,

О звонаре на старой колокольне...

На сотни вёрст легла ночная мгла,

На сотни вёрст — крещенские морозы.

Вдруг оживут вдали колокола,

И дрогнет зверь, и тронутся обозы.

Мы все бредём без правды, без огня,

Мы все бредём без веры в тёмной штольне.

И за тебя звонит, и за меня

Звонит звонарь на старой колокольне.

Звони, звонарь, за бессловесный люд,

Звони, звонарь, по вечному ученью.

Пока ты есть — заутреню поют

И служат благодарную вечерню.

Слушайте, немного далекие стихи, но я их прекрасно помню.

А. Пичугин

— Очень хорошо. Спасибо большое! Знаете, когда мы сегодня заходили сюда, в нашу студию в Андреевском монастыре, в Москве звонили колокола.

А. Митрофанова

— Действительно, кстати говоря!

А. Пичугин

— На нашей старинной колокольне!

А. Шаганов

— Это всегда очень приятно — услышать колокольный звон.

Я тогда позволю себе еще прочитать стихи, потому что, мне кажется, лучше, чем стихами, о самом себе не расскажешь.

Я в себе пока не разобрался,

Оттого, наверно, вольно жить.

Где не надо — я перестарался,

С кем не надо — я спешил дружить.

Удаль часто поджидает усталь...

Усталь — это больше чем устал.

Еду в Суздаль, колокольный Суздаль,

Чтоб прислушаться к его устам.

Важно крепко помнить в жизни место,

Где восходит из глубин твой род,

Ведь земля — не булочное тесто,

А толпа — далёко не народ.

На владимирских лихих просторах

Деревенька есть посредь ветров,

Только город и военный порох

Пощадили в ней лишь семь дворов.

Здесь, в Пигасово, мой дед родился,

Строил школу брёвна к брёвнам вгладь,

Где в войну отец не доучился,

Где других детей учила мать.

В дальний лес, окутанный восходом,

С братом я ходил чернику брать.

Перед нашим ягодным походом

Бабушка твердила: «Потерять

Очень можно тама-де друг дружку,

Я в газету заверну вам хлеб,

Дам бидон для Юры, Саше — кружку».

И крестила с Юркой нас вослед.

Вечером бездушный телевизор

Заменял с лихвой роскошный чай!

Я теплом его с тех пор пронизан,

Даже если холод и печаль.

В памяти безудержного детства —

Поле за гумном, где цвёл овёс,

Дальше лес, а там уж по соседству

Суздаль. От деревни — десять вёрст.

Еще раз повторюсь: если будет такая возможность, 180 на юго-восток нашей страны. Нет, получается — 180 до Владимира…

А. Пичугин

— 220 получается!

А. Шаганов

— И потом еще немножечко — и вы в Суздале!

А. Митрофанова

— И можно там чернику брать?

А. Пичугин

— Можно, до сих пор!

А. Шаганов

— Я туда, знаете, когда приезжаю, всегда чувствую какое-то приподнятое настроение. Потому что Суздаль — он для меня и трогательный, и величавый одновременно, при любой погоде. И вот я никогда от него не устаю.

А. Пичугин

— Как я Вас понимаю!

А. Митрофанова

— Почему (простите, если я слишком, скажем, не в тему свой вопрос задам)…

А. Шаганов

— Ничего-ничего!

А. Митрофанова

— Стихи ведь начинаются со строчки, что Вы еще не определились, Вы находитесь в поиске, да?

А. Шаганов

— Ну, мне кажется, любой человек — он всегда находится в поиске. И дай Бог, мне кажется, чтобы в нем как можно больше этого было. Меньше всего хотелось бы, чтобы поэтическое сердце — оно, знаете, вот так вот «устаканилось», ты уже такой… Нужно быть всегда в поиске. Всегда вот дорога, всегда новые знакомства — это то, что питает поэтическую лиру. Вот, видимо так.

А. Митрофанова

— Очень с Вами согласна. Я как раз тоже считаю, что в тот момент, когда заканчивается поиск, заканчивается и творчество. Начинается либо пропаганда, либо проповедь, либо что-то еще — но это в любом случае уже другие жанры. А творчество и именно художественное такое слово — они именно в процессе поиска. Но а что касается собственно содержания этого поиска: он о чем?

А. Шаганов

— Ой, я всегда такой человек… Как Вам сказать… Такого наития, что ли. Такая непредсказуемость живет в моем сердце. И я даже не знаю, что буду сегодня делать, скажем, вечером. Я все делаю в последнюю минуту. Может быть, из-за этого уже потом как-то все это и складывается, вот. И я не знаю. Я уже привык к такой некой сумбурности своего времяпрепровождения. Мои близкие, видимо, к этому тоже с пониманием относятся.

А. Митрофанова

— Вы знаете, мы когда в этой студии задаем вопрос о поиске, мы имеем в виду, конечно, смысл жизни. Простите уж за такие высокие материи, да? И поэтому, когда в студии сидит поэт, — кого как не поэта об этом спросить?

А. Шаганов

— Ну, конечно, знаете, вот смысл жизни — это дойти до определенной мудрости, которая тебе будет небесами отпущена. И потом уже с высоты этого холма сказать: «Я сделал все, что мог». Я старался, я был частенько в заблуждениях, но я... То, что… Но когда этот момент наступит? Это никому не известно. Я написал книгу — такая автобиографическая повесть «Я Шаганов по Москве», такое ироническое название. И такое же жизнеописание. Потому что многие истории забываются, тем более — юношеских лет. И вот десять лет назад буквально я написал эту книгу. Она была издана, у нее очень хорошие рецензии, что ли. И там один персонаж — а там все реальные люди, все реальные персоны, — Андрей Максимов, Андрей Маркович, он говорит. Он меня спросил: « А вот скажи, чем вообще будет заканчиваться вот это твое...» — я показал ему эту рукопись. Я говорю: «Ну я даже не знаю, чем это будет заканчиваться». Нет, он задает мне совершенно правильный писательский вопрос. Я говорю: «Андрей, понимаешь — смысл этого — просто описать, чтобы… Ну или хотя бы написать еще одну главу, чтобы еще прожить один день, еще прожить один год и так далее, и так далее». А вот такие глубокие выводы — ну это, мне кажется, задача философов. Я только отвечу, что вот по мере дарования воспеть эту землю, воспеть жизнь вокруг тебя, дойти, повторюсь, до определенной мудрости, которая, видимо, мне не грозит, — и сказать: «Ребята, я сделал все, что мог!»

А. Митрофанова

— Часто бывает, что художник чувствует, что он живет в присутствии какой-то высшей силы. Называют это Богом, называют по-разному, да? Вы чувствуете подобное? Или, может быть, как-то еще по-своему называете?

А. Шаганов

— Я назову это «Провидение». Как говорится, не будем всуе так вот тревожить высокие инстанции. Хотя, конечно, безусловно, это провидение обусловлено благожелательностью прежде всего Православия, конечно. Мне кажется, единственная религия, которая тебя утешит и которая позволяет вот так вот по-настоящему воспарить над земной такой кручиной.

А. Митрофанова

— А почему?

А. Шаганов

— Ну, потому что прощение заложено. Прощение и Любовь прежде всего вот. Понимаете, история человека и Бога — она настолько индивидуальна. И я вот никогда не позволял себе, как говорится, разглагольствовать на эту тему, но просто мы сегодня находимся на радиостанции с таким высоким названием — я просто позволю себе сказать совершенно необязательные мысли. Ради Бога, Вы не подумайте, что я что-то такое окончательное знаю. Но я просто знаю, что это именно всегда очень личностное отношение — ты и небеса, ты и Господь. И всегда нужно надеяться на то, что Прощение и Любовь — над всеми нами. Мы все находимся под покровом вот этой небесной силы, которая нас бережет. Чего, кстати, нет у других стран. Это не вся земля находится в таком вот ощущении. А вот мы своей верой можем помочь этому небесному… То, что происходит с нашей страной.

А. Митрофанова

— Дай Бог, чтобы это было так. Но за другие страны обидно немножко. Я надеюсь, что они тоже там же будут все-таки! Вместе с нами.

А. Шаганов

— Я бы так не сказал. Потому что мои новые друзья в начале 1990-х годов, как я называю, огромное количество «пилигримов» — они волею, там, судеб, направились и за океан, там, в другие страны. Ну, искать более лучшую долю. Я просто об этом говорю совершенно осознанно, потому что огромное количество моего ближнего круга. Не у всех там сложилось, многие вернулись. И вот именно я так говорю их суждениями. Потому что они говорят: что бы тут ни происходило, в России, — но здесь есть определенная жизненная сила и определенная защита. То, чего не было с ними там вот. Даже привести к какой-то счастливой судьбе, которая складывалась. Но все равно они возвращались сюда.

А. Митрофанова

— Интересное наблюдение.

А. Пичугин

— Да-да-да, правда!

А. Митрофанова

— Очень многие бы, конечно, поспорили с этим, но интересное. Да, очень интересное.

А. Пичугин

— А я к автобиографии бы еще хотел вернуться. Вы в конце 1980-х очень много выступали именно как сольный исполнитель. Сами исполняли, видимо, и свои песни. А потом был (опять-таки насколько я могу судить) длительный перерыв, и сейчас Вы снова к этому вернулись.

А. Шаганов

— Ну, Вы знаете, я, как говорится, исполнитель… Хотя это очень мне нравится, очень люблю — но все-таки это не самое главное в моей жизни. Хотя вот, например, скажем, я уже побывал в Казахстане со своей программой, потом был в городе Ставрополь. То есть, как говорится, я дома не засиживаюсь. Но я никогда себя не пропагандирую, знаете, как исполнитель. Когда меня зовут — я сразу всегда откликаюсь. Но самого себя внедрять как исполнителя — это не входит в мои планы.

А. Пичугин

— Видите: все равно — Казахстан, Белоруссия и прочие города…

А. Шаганов

— Ну да. Мне очень нравится, везде, как говорится, теплый прием. И что я хочу сказать? Прибившись к этому эстрадному департаменту, надо, как говорится, вот видеть, для кого ты сочиняешь. Это огромное счастье — когда бы у меня еще случились такие поездки, если бы я не выступал как артист? Еще огромное количество уголков нашей страны — не только те, где я побывал со своими выступлениями, — и это, во-первых открывает новые горизонты в моем творчестве, и, повторюсь, не засиживаешься дома. И что там сказать? Бюджет семьи просто аплодирует, он говорит: «Молодец!» (Смеется.) Продолжай в том же духе!

А. Митрофанова

— Вы сказали сейчас про эстрадный департамент. Опять же, простите, ложка дегтя в наш благостный разговор. Ну, эстрада нынешняя наша сейчас — она, как мне кажется, вызывает некоторое недоумение даже у тех людей, которые, ну, потенциально являются ее аудиторией. И у меня, Вы знаете, просто к Вам как к человеку, который знает эту ситуацию с другой стороны, — Вы знаете людей, которые на эстраде у нас сейчас являются лидерами именно как личности, как ваших друзей и прочее, и прочее. Почему у нас сейчас — или это законы шоу-бизнеса настолько работают, ну, условно так, объективно, что мы зачастую уже сейчас движемся по какой-то накатанной и за именно «шоу» и «бизнесом» перестаем видеть человека?

А. Шаганов

— Вы знаете, я Вам скажу. Отвечу. Дело в том, что сейчас само время такое — оно несколько такое потребительское. Потому что видите — у нас у всех очень хорошие, красивые гаджеты, да? У нас, так сказать, не выходя из дома можно получить огромное количество всевозможной информации, там, песенной и так далее, и так далее. И исчезает некая такая революционность, что ли, которая всегда свойственна появлению каких-то очень ярких и спектаклей, и песен. Знаете, все такие немножко подрасслабленные, и вся задача в том, чтобы как можно больше заработать денег, чтобы потом их потратить на какие-то радости жизни, знаете ли, вот. Ну, я считаю, что человеку не нужно два обеда. Ему нужен один хороший полноценный обед. И поэтому, может быть, как отражение жизни в том числе, происходит такое вот некое… Пройдет время — и я уверен, что появятся определенные новые таланты и так далее, и так далее.

А. Митрофанова

— Ну, они уже сейчас появляются. Есть же, так скажем, альтернативные формы.

А. Шаганов

— Да-да-да, я просто всегда хотел сказать, что нужно больше людей, которые… То, что называется, с «сердечной мышцей», знаете вот.

А. Митрофанова

— Какое хорошее выражение! Мое любимое! Откуда Вы его знаете? (Смеется.)

А. Шаганов

— Не знаю, я тоже так частенько говорю, потому что если, так сказать, умом, так сказать, бухгалтерским расчетом вывести какое-то произведение — ну, оно, видимо, так вот и будет интересно только бухгалтерам. А когда человек просто своим нутром, своей душой сочиняет — это будет услышано. Пускай не сразу, но зато этот успех будет весомый, основательный и надолго. Вот такие люди нам нужны.

А. Пичугин

— Александр Шаганов, знаменитый российский поэт-песенник сегодня в гостях у программы «Светлый вечер».

А. Митрофанова

— Хочу вернуться к одному из Ваших текстов, который сегодня уже не раз вспоминала, потому что узнала, что Вы придете к нам в эфир, и все, что называется, годами пытаюсь понять.

А. Шаганов

— Про коня?

А. Митрофанова

— Да не про коня, про Америку. (Смеется.) Простите, «Екатерина, ты была не права!»

А. Шаганов

— Да…

А. Митрофанова

— Это слова, которые, Вы ж понимаете — мы же все слушали эту песню! И часть людей до сих пор считает, что Екатерина Великая имела какое-то отношение к тому, что Аляска сейчас принадлежит не нам. При том, что, понятно, Крымская война и ее итоги — это совсем другая эпоха. Зачем Вы так написали?

А. Шаганов

— Это исторический ляп, который случился в моей голове. Да, я вот уже не единожды принес свои извинения.

А. Митрофанова

— А Вы не хотите как-нибудь сказать, что «Вы понимаете, там другая Екатерина была, и это вообще не имело отношения к Екатерине Второй»? Как-то выкрутиться?

А. Шаганов

— Нет, знаете, нехорошо приукрашивать историю, а самого себя уж тем более. Ну что случилось — то и случилось. Ну, песня она ироничная, и тем самым мы, может быть, как-то вот педалировали эту вот ироничность. Ну, что делать? Вот так уж получилось. Другое дело, что хорошего юмора в песнях — его не так много. И вот это одна из таких вот песен, которая удалась нам тогда. Ну, так вот можно сочинять, опять же повторюсь, только в юности. Понимаете — этой песне 25 лет.

А. Митрофанова

— А ее все помнят!

А. Шаганов

— А она в репертуаре, она звучит, она как-то так не совсем надоедает. Еще какие-то современные истории, жизни нашей современной политической, которой я вообще очень мало интересуюсь, но тем не менее она иногда… Встречаешь в заголовке газет какие-то отдельные фразы из твоих песен, там: мы будем жить теперь по-новому, — ну, там что-то такое, спустя время.

А. Пичугин

— Она 1990-1991 года, эта песня?

А. Шаганов

— Да, это все было не вчера.

А. Пичугин

— А она не сразу попала в репертуар «Любэ» или «Любэ» уже тогда ее пели?

А. Шаганов
— Ты будешь, это самое… Мы очень лихо начинали. У нас была песня «Батька Махно смотрит в окно»

А. Пичугин

— «А за окном темным-темно»!

А. Шаганов

— Да. Потом у нас песня была «Атас! Веселей, рабочий класс!». И нужно было придумать спустя год еще более задористую такую песню. Это, видимо, случилась песня «Не валяй дурака, Америка!» Я не знаю. Мы вот сейчас встречаемся иногда — Матвиенко, Коля Расторгуев, там какие-то большие концерты, связанные с датами друг друга, — и так вот за вечеринкой что-то такое вспоминаем, те годы. Во-первых, пролетело одним днем, да? А во-вторых, если бы кто-то нам тогда сказал, что «Ребята, у вас будет такая история, с этим связанная», — мы бы никогда в это не поверили! Почему? Потому что, когда мы сочинили для Коли наши первые песни, мы не могли их записать полтора года. Они, что называется, в наших портфелях авторских болтались. Потому что у нас просто элементарно не было денежек, чтобы записать их. Конечно, если бы мы знали, что такая случится история, то нашли, я не знаю, — из бюджета семьи как-нибудь, скинулись бы. Вот. Но нам совершенно не представлялось возможным, что это будет, и потом это обретет — вот эта наша студенческая молодежная линия сочинительства — обретет еще такие высокие темы гражданской лирики, как «Батяня-комбат» или «Там за туманами», и еще огромное количество песен, которые мы придумали, опять же, не по заказу, а просто по велению такого внутреннего своего ощущения, не прося за это награды ни в коем случае. И до сих пор в строю, и можем даже так друг друга, я не знаю, «подколоть», там. Иронизировать в сторону друг друга. За это тоже можно пожать друг другу руки, потому что сколько коллективов распалось, сколько замечательных соавторов не здороваются друг с другом. Мы как-то сохранили приятельские отношения, что тоже здорово.

А. Митрофанова

— Вы сейчас упомянули песню «Там за туманами». Она когда появилась, она как-то сразу очень «попала» на определенную, на свою волну. То есть она многим оказалась близка. Потому что душевная такая, мелодичная, хорошая. И как-то сразу она стала песней моряков и подводников. И вот когда случилась трагедия с «Курском», да?

А. Шаганов

— Да, спустя год.

А. Митрофанова

— И как-то все сплелось воедино. А Вы не предвидели, не предчувствовали, наверное, да?

А. Шаганов

— Безусловно, нет.

А. Митрофанова

— Но как-то вот «попали»!

А. Шаганов

— Просто история, история страны, история подвига ребят с подводной лодки «Курск», трагедия, которая случилась, и вот эта песня, которая была сочинена за год до этого, — это все соединилось. И знаете — вот мой отец, он проходил службу в 1950-е годы далекие, срочную службу четыре года на Балтфлоте. И подростком я спрашивал: «Папа, какие твои любимые годы?» Он говорил: «Когда я служил во флоте!» Четыре года он провел, да? И заслуженно отмечал всегда День ВМФ. В море есть своя романтика, есть такой определенный момент познания самого себя перед стихией морской. И вот Коля Расторгуев мне говорит: «Всегда, когда я исполняю эту песню, в самых разных аудиториях, она всегда находит совершенно точный импульс у этой аудитории. Вот прямо один из таких моментов… Я всякий раз, когда три минуты звучит эта песня, исполняю ее на концерте, — я всегда получаю одну и ту же реакцию зала, очень теплую, очень такую трогательную, очень проникновенную».

А. Пичугин

— Ну, это наверное, со многими песнями «Любэ» — и с «Комбатом», и с «Дорогой». Потому что они были в свое время очень актуализированы ситуацией, которая была тогда в стране, чеченскими событиями.

А. Шаганов

— Ну вот «Комбат» тоже, знаете, — у него такая история, Лёша. Знаете, 1993 год, август-месяц, с разницей в неделю я придумал песни «Выйду ночью в поле с конем» и «Батяня-комбат». Такое озарение, что ли, случилось, И тоже мы не могли их долго записать, потому что такой был серьезный график, что ли. Я просто знаю, что ребята должны были лететь на какие-то гастроли, и у них сорвалось это дело. И мне звонит Матвиенко и говорит: «Слушай!» — говорит. Еще не было — 1993 год — еще не было мобильных телефонов, много чего не было. То есть компьютеров не было. И вот чисто по телефону вот этому городскому говорит: «Сейчас я тебе наиграю!» Я ему: «Подожди, ты же должен, вот это самое!» Он говорит: «Ты понимаешь, для всех я улетел. На самом деле я здесь. Сейчас я тебе сыграю». И вот он мне сыграл. «Ну как?» — говорит. Я говорю: «Великолепно!» Потому что эта песня полтора года не могла выйти, мне уже нравилось все, что он там придумает, поскорее чтоб записали. (Смеется.) И потом эта песня впервые прозвучала 8 мая 1995 года.

А. Пичугин

— Пятого!

А. Шаганов

— 1995 года, 8 мая. В преддверии праздника 9 мая, Великой Победы, 50-летия. И я, помню, был на этом концерте, который прошел в Центральном Доме Советской Армии, парк этот, да? И вот ветераны — они подходили к Николаю и говорили: «Коля, какую же Вы песню придумали!» Вот первое исполнение буквально! Мало того, что успели к празднику, — а потом она вот так вот зашагала по стране, и в армейской аудитории до сих пор звучит. Ну, мы так вот сработали, как говорится.

А. Пичугин

— Да, у всех, мне кажется, тогда были относительно этой песни прямые ассоциации уже с событиями кавказскими.

А. Шаганов

— Ну да, да. Тогда очень много в жизни было.

А. Митрофанова

— К концу подходит наша программа, к сожалению. А Вы знаете, Ваша мысль про то, что между цинизмом и унынием нужно стараться каким-то образом проходить, мне очень созвучна и близка. Для меня удивительно, что об этом говорит человек, имеющий отношение к шоу-бизнесу. Я совсем по-другому себе представляла образ мысли людей, которые относятся к этой сфере, и в очередной раз понимаю, как вредно ограничивающие убеждения какие-то у себя в голове устанавливать. Спасибо Вам за эту мысль и спасибо вообще за Ваши тексты. Знаете, я на них выросла. Я потом оперу стала любить, а росла я на Ваших песнях.

А. Шаганов

— Спасибо Вам! Ну, я очень рад нашей сегодняшней встрече. Поверьте, это тоже для меня очень важно было — оказаться на радиостанции «Вера», которую я частенько слушаю, передвигаясь на какие-то очень дальние маршруты, в своем автомобиле.

А. Пичугин

— Спасибо! Нам тоже было очень приятно. К сожалению, время программы ограничено, но впереди еще песня. Песня на стихи Александра Шаганова. Какая?

А. Шаганов

— Вы знаете, вот если возможность такая есть, мне бы хотелось, чтобы прозвучала музыка Игоря Матвиенко, Коля Расторгуев исполняет. Она называется «Тянет к людям простым». Когда мы ее сочиняли, Игорь мне сказал очень хорошие, мне кажется, по-своему, вещи и слова: «Давай с тобой придумаем хорошую, спокойную, тихую христианскую песню!» Вот этот импульс композиторский, мне кажется, заложен в этом. Она не так часто звучит, но я ее очень люблю. «Тянет к людям простым».

А. Пичугин

— Спокойная, тихая христианская песня в исполнении группы «Любэ».

А. Шаганов

— Да.

А. Пичугин

— Алла Митрофанова!

А. Митрофанова

— Алексей Пичугин!

А. Пичугин

— И наш гость Александр Шаганов!

А. Митрофанова

— Александр Шаганов! До свидания!

А. Пичугин

— Спасибо, до свидания! Будьте здоровы!

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем