"Социальное служение". Светлый вечер с о.Стефаном Домусчи и Владимиром Берхиным (30.11.2016) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

"Социальное служение". Светлый вечер с о.Стефаном Домусчи и Владимиром Берхиным (30.11.2016)

* Поделиться

Домусчи БерхинУ нас в гостях были доцент Российского Православного института св. Иоанна Богослова, кандидат философских наук, кандидат богословия священник Стефан Домусчи и президент фонда "Предание" Владимир Берхин.

Мы говорили о социальном служении Церкви, об участии мирян в такой социальной деятельности, как она организовывается и где можно этому учиться.


А. Пичугин

— В студии Светлого радио приветствую Вас я, Алексей Пичугин. Здравствуйте.

Часто среди людей невоцерковленных и людей неверующих приходится слышать о том, что «Церковь должна», «Церковь обязана», и дальше идет некоторое перечисление того, что Церковь должна или обязана делать. Обычно в рамках таких обязательств Церкви предписывается в основном социальное служение. Речь не идет о богослужении, речь не идет о каких-то действительно первоочередных задачах Церкви как таковой, но чаще, очень часто говорится именно о социальном служении, что очень важно также. Об этом, читая различные газеты, просматривая выпуски новостей, становится понятно, что тоже известно довольно мало. Попытаемся этот пробел сегодня восполнить. У нас в гостях священник Стефан Домусчи, преподаватель Московской Духовной Академии и доцент Российского православного университета Святого Апостола Иоанна Богослова. Добрый вечер!

С. Домусчи

— Здравствуйте.

А. Пичугин

— И Владимир Берхин, президент Благотворительного фонда «Предание», член управляющего совета Ассоциации «Все вместе». Здравствуйте.

В. Берхин

— Добрый вечер!

А. Пичугин

— Вот я уже так слушателей пытался ввести в курс дела о том, что социальное служение Церкви — это очень важное, причем, это понимают все, как люди верующие, церковные, так и люди, находящиеся за пределами Церкви. Очень важно — от Церкви все время чего-то ждут — что она будет делать какие-то вещи, направленные на помощь ближнему. А почеум вообще Церковь должна этим заниматься?

С. Домусчи

— Ну, сначала я бы сказал, что я не очень согласен с тем, что все это понимают, потому что как раз, собственно, большая часть и в церковной среде, и в нецерковной среде этого не понимает и даже этому противится. Причем, начались проблемы с этим еще в XVIII веке, когда часть функций по помощи ближнему государство при Анне Иоанновне попробовало забрать себе. И уже тогда бедными и всякими инвалидами и прочими занималась не только Церковь. А в советские годы Церкви просто запретили это делать. И вот внутри самой Церкви за 70 лет безбожной власти сформировалось ощущение, что Церковь не должна этим заниматься, что Церковь должна только молиться, как-то исповедовать, причащать — ну, исполнять такие какие-то самые простые богослужебные функции.

В Церкви к этому многие привыкли, и многие привыкли к этому в светской среде и говорят: а чего это Церковь должна идти, допустим, куда-то в больницы, почему должны их пускать куда-нибудь в дома престарелых, еще куда-то? Так что...

А. Пичугин

— А мне кажется, наоборот, я чаще слышал о том, что почему бы Церкви вместо того, чтобы заявлять что-то на площадях, не пойти в дом престарелых или в больницы?

С. Домусчи

— Это всегда говорится как некая замена. «Не надо идти в школы — идите в дома престарелых». И здесь понятно, что люди не за то, чтобы Церковь была активна, а за то, чтобы она обращалась к социально активным, к тем, у кого есть еще какой-то потенциал. Поэтому очень часто, когда работу Церкви хотят ограничить, то пытаются свести к работе с заключенными, престарелыми и так далее. То есть к работе с людьми, на перспективы которых общество смотрит с некоторым скепсисом таким...

А. Пичугин

— Ну, я вот здесь тоже, наверное, с Вами не соглашусь, потому что постоянно, читая, опять же, самые известные светские издания, слушая самые популярные разговоры на радиостанции, я все время сталкиваюсь с тем, что если приводится какой-то положительный пример участия Церкви в жизни общества, то это как раз социальное служение. И приглашаются в эфир, и публикуются интервью именно с теми священниками, которые этим занимаются. Это приводится как положительный пример, в первую очередь.

С. Домусчи

— Ну, потому что это, в том числе, и просто понятно окружающему миру. Церковь в своей проповеди говорит о вещах, которые сейчас уже не являются общепризнанными. Церковь говорит о Боге, в которого верят далеко не все. Церковь говорит о грехе — с этой концепцией тоже не все согласны и не всем приятно с ней соглашаться. А социальная работа — это про то, что все понимают. Социальная работа — это про боль, социальная работа — это про бедность. Социальная работа — это про то, что ощущает буквально каждый. Человек так или иначе сталкивается в жизни (ну, если он, конечно, не Гаутама Будда в юности) с тем, что мир представляет собой место довольно неуютное, кому-то в нем все время плохо, и, в том числе, самому человеку плохо. И совершенно всем понятно, когда приходит один человек и помогает другому.

Ну вот позовут, допустим, в эфир священника, и он расскажет о своих проповеднических успехах или о том, какую замечательную книгу издали специфически церковную или как хорошо храм расписали. Это все прекрасно, но это мало кто поймет и мало кого это, в общем-то, будет волновать, кроме группы верующих. А если он расскажет, что он ежедневно у себя в храме кормит 70 человек бездомных, вот это будет ясно всем — все голодали в жизни так или иначе.

А. Пичугин

— Первостепенная, вот сейчас, в 2016 году задача у Церкви какая? Восстановить как можно храмов, построить как можно больше новых или, действительно, идти в неохваченные больницы, в бедные какие-то там сельские школы, сельские больницы и работать вот в этом поле? Или важнее все-таки совсем богослужебная часть и, соответственно, строительство и восстановление храмов? Или здесь невозможно противопоставить одно другому?

С. Домусчи

— Вы знаете, в Писании есть такие слова, что надо и это делать, и того не оставлять. На самом деле, во многих городах — и крупных, и не очень больших, и в деревнях даже — чувствуется нехватка храмов, нехватка нормальной церковной жизни. Кажется, что уже столько построено, что больше некуда просто. Но если мы посмотрим, как в каком-нибудь спальном районе строится храм — кажется, есть же уже, и даже он не сильно набит, — как только строится еще один, он заполняется. Строится третий — он тоже заполняется. И четвертый заполняется. Потому что храм всегда полон настолько, насколько в него помещается. Остальные просто не ходят или уезжают в другое место.

Но, с другой стороны, у Церкви сейчас уже достаточно ресурсов для того, чтобы активно заниматься социальным служением. Тем более, что, напомню, именно об этом и спросит нас Христос на Страшном Суде, судя по притче. Кого мы накормили, кого мы посетили, одели, обогрели.

В. Берхин

— Ну да. При этом у нас почему-то, когда людей крестят, сейчас стало как бы обязательным — человек перед крещением...

А. Пичугин

— ...катехизация.

В. Берхин

— ...или сам проходит несколько бесед, если он взрослый, или его восприемники обязательно проходят катехизацию. Почему-то критерием готовности к крещению у нас выступают знания. Человек должен нечто знать и с чем-то соглашаться. Это, в общем-то, правильно. Но проблема в том, что все в той же притче о Страшном Суде его не спрашивают, вот этих людей, которых судит Господь, не спрашивают, Он не спрашивает, во что они верили.

А. Пичугин

— Может быть, стоит напомнить эту притчу.

В. Берхин

— Притча такая, что когда Господь придет судить людей, Он разделит всех тех, кого судит, на правую сторону и на левую, отделит одних от других. И одним скажет, что «вот Вы Меня посетили, когда Я был беден, Вы Меня накормили, когда Я был голоден, Вы дали Мне воды, когда Я жаждал, Вы навестили Меня в темнице и больнице», а другим скажет: «А Вы — нет. Вот Вы, те, кто этого не сделали, пойдете в вечный огнь и осуждение, а Вы придите ко мне и радуйтесь с Отцом Моим».

А. Пичугин

— Даже если у Вас была пятерка по догматическому богословию.

В. Берхин

— Там вообще не упоминается догматическое богословие, в этой притче.

А. Пичугин

— Ну, я понимаю.

В. Берхин

— Понятное дело, что эта притча — не единственное, из чего состоит Евангелие. Евангелие больше, сложнее, многограннее, там много сказано о вере и о том, что у человека происходит, грубо говоря, в голове. Но при этом эта притча там тоже есть. Но почему-то до сих пор в храмах участие в том или ином милосердном служении не является, как сказать, обязательной частью жизни христианина. То есть вот хорошо знать богословие считается важным, обязательно участвовать в той или иной социальной работе или хотя бы лично о ком-то заботиться — не обязательно системная какая-то работа, — это пока еще не превратилось в такой обязательный элемент приходской культуры.

А. Пичугин

— Но я боюсь, что и по первому пункту тоже много вопросов, потому что обязательно знать богословие или обязательно знать какие-нибудь хотя бы основные догматы христианского вероучения, я думаю, в большинстве приходов нашей Церкви с этим как-то не очень хорошо.

С. Домусчи

— Нет, Вы знаете, на самом деле, конечно, если мы будем брать, скажем так, широкие массы, которые потребительски воспринимают Церковь, то здесь вообще сложно что-то говорить о том, что в их сознании есть некоторое долженствование по поводу Церкви. И они вообще воспринимают, что только Церковь им должна, а они Церкви мало что должны. Но если мы будем брать именно людей, которые все-таки осознают себя как церковные, то я совершенно согласен здесь с Владимиром, что есть ощущение, что должен знать основы веры. Ты должен понимать Символ Веры, ты должен даже знать какие-то самые простые вещи из церковнославянского языка и так далее, всякие бытовые какие-то вещи соблюдать. Но в качестве обязательного в человеческой жизни не присутствуют некоторые дела милосердия. И вот это действительно очень прискорбно.

А. Пичугин

— Да, безусловно, просто человеку, наверное, легче объяснить, для чего ему идти в больницу. Он может быть с этим не согласен, он может не хотеть туда идти, но в глубине души он понимает, что это правильно. При этом для него может быть очень тяжело изучить какие-то важные или менее важные богословские тонкости.

С. Домусчи

— Нет, ну здесь отдельный разговор...

А. Пичугин

— Вы любой бабушке можете объяснить, зачем ей идти навещать ее сестру в доме престарелых или больнице. Ну, по крайней мере, она будет понимать, что это правильно.

В. Берхин

— Ну, да, это ближе вообще к каким-то общечеловеческим вещам. Ну, вот, как я уже говорил, все голодали и все понимают, что кормить голодного надо, и это полезно. И по-своему на самом деле даже обидно, что в России Церковь не стала за все это время таким вот центром и лидером благотворительного мира. В Церкви очень большое и во многом новаторское, и местами совершенно прекрасное социальное служение имеется. Оно не очень заметно светским людям — ну, в силу разных причин, но все-таки самые крупные фонды России — они не церковные. И несколько обидно. Потому что вот им-то как раз... Там, я не знаю, газете «Коммерсантъ» Господь не говорил, что нужно жалеть бедных и помогать нищим. Но, тем не менее, Российский фонд помощи возник при газете «Коммерсантъ».

А. Пичугин

— Ну, сейчас все больше возникает вообще таких при светских организациях (нрзб.)...

В. Берхин

— Да, сейчас организаций очень-очень много. Ну вот, скажем, в Ассоциации «Все вместе» — собственно говоря, там состоит, по-моему, 47 благотворительных фондов, в основном московских. Из них отчетливо, скажем так, церковных — три организации всего.

А. Пичугин

— Дорогие слушатели, напомню, что это «Светлый вечер» на Светлом радио. У нас здесь в гостях доцент Российского православного университета Святого Пресвятого Иоанна Богослова, преподаватель Московской Духовной Академии священник Стефан Домусчи и Владимир Берхин, президент Благотворительного фонда «Предание», член управляющего совета Ассоциации «Все вместе».

Перед этим небольшим перерывом говорили об Ассоциации «Все вместе». Подробнее, Владимир, расскажите, пожалуйста, о том, что это за ассоциация.

В. Берхин

— Значит, она существует около 10 лет. Это ассоциация московских, в основном... Там есть одна санкт-петербургская организация, принятая когда-то в качестве исключения в Фонд «Адвита»(?). А остальные все организации — московские. Это благотворительные организации, обладающие рядом признаков. Они собирают массовые частные пожертвования, они обладают определенной репутацией. При этом направление деятельности у них самое разнообразное — там есть и те, кто занимается больными детьми, и те, кто помогает животным, и те, кто помогает бедным, и Фонд помощи взрослым «Живой», и самые-самые разные организации. И отчетливо православных организаций там три, ну, может быть, четыре. То есть это...

А. Пичугин

— Из скольких, еще раз напомните?

В. Берхин

— Из 47.

А. Пичугин

— Из 47.

В. Берхин

— То есть это РАО «Милосердие» — вот то самое, которое находится...

А. Пичугин

— Ну, всеобъемлющее такое церковное...

В. Берхин

— ...по адресу http://miloserdie.ru, центральная, так сказать, церковная благотворительная структура. Это Фонд «Предание» наш, возникший на базе православной библиотеки. Это Фонд «Православие и мир», который возник на базе сайта «Православие и мир» — это центральный православный, скажем так, новостной и аналитический сайт. И Фонд «София», который тоже как-то близок православию. Я не очень знаю их историю, но вот они сюда относятся.

То есть это не самые крупные организации, это не самые активные организации, из них вот только... Ну, http://miloserdie.ru — да, это очень большая организация с массой разнообразной деятельности, совершенно огромной. Но, тем не менее, Росфонд гораздо больше (Российский фонд помощи), и продвижение гораздо известнее. И с этим тоже ничего не поделаешь. И это немножко обидно, потому что — ну вот действительно — нам заповедано, а мы не тянем.

С. Домусчи

— Надо сказать, что на Соборе 1917-1918 годов — это вот тот собор, который был предреволюционным, да...

А. Пичугин

— Предреволюционным.

С. Домусчи

— ...очень много решений было таких для Церкви новых и важных. И вот одно из них было, например, о том, что при каждом храме необходима богадельня. То есть не было исключений, Не было каких-то специальных крупных храмов, при которых надо было строить богадельню.

А. Пичугин

— Даже если это маленький сельский приход?

С. Домусчи

— ...да, маленький деревенский приход, сельский, да, то при нем тоже должна была быть пусть небольшая, но богадельня — там, где будут кормить бедных, там, где будет возможность переночевать какому-то путнику и даже человеку, который без крыши без головой остался. И я думаю, что у Церкви был именно и потенциал, и желание, готовность Церкви была.

Но проблема, мне кажется, в том, что советское государство позиционировало себя как социальное, и поэтому оно очень активно брало на себя социальные функции. И после настолько активного, с разными оговорками, социального государства сложно — при том, в котором был жесткий запрет на любую социальную активность Церкви — сложно сразу говорить о том, что Церковь смогла этому научиться. Но мне кажется, что постепенно мы к этому все равно идем.

А. Пичугин

— Но здесь же очень хорошая игра на контрастах может получиться! Если государство, которое считало своим долгом, ну, или, по крайней мере, было прописано в законах, занималось социальной деятельностью, а после перестройки все это резко рухнуло, казалось бы, вот Церкви здесь бы и занять это место!

С. Домусчи

— Ну, Церковь...

А. Пичугин

— Не было ресурсов же в самом начале.

С. Домусчи

— Не было ресурсов. Кроме того, в Церкви очень всерьез относятся к целому ряду, как бы сказать-то... В Церкви есть ряд ограничений для социальной деятельности, которых нету в светском мире. Например, есть совершенно однозначные слова Евангелия о том, что «пусть правая рука не знает, что творит левая» — о том, что нельзя рассказывать о добрых делах. Между тем, во всем мире именно публичность благотворительности является одним из ее главных векторов развития, одним из главных драйверов.

Сегодня, например...

А. Пичугин

— Но это же личностная история — простите, что я Вас перебиваю.

С. Домусчи

— А вот... Вот мне казалось — если человек помогает, то он может сохранять анонимность как частное лицо. Но когда этим занимается организация, здесь, наоборот, анонимность вредит.

В. Берхин

— Это верно. Но вот, скажем, несколько лет назад http://dobro.mail.ru — такой замечательный сервис для благотворительности — проводил исследования среди своих посетителей, спрашивая их: «А вот что Вас сподвигло бы заниматься благотворительностью больше?» И, знаете, одним из главных ответов было: «Если бы этим занимался мой начальник».

А. Пичугин

— Странно. (Смеется.)

С. Домусчи

— Странно.

В. Берхин

— Ну вот там, по-моему, на третьем месте был такой ответ. Что люди в России все-таки... традиция следования за каким-то авторитетным лицом в России очень сильная.

А. Пичугин

— Но у нас как-то не принято начальство любить в стране.

С. Домусчи

— Это одно, да...

В. Берхин

— Вот любить — не обязательно, а вот следовать за ним — это другое.

А. Пичугин

— А!

В. Берхин

— И поэтому в церковной благотворительности, в церковной проповеди присутствует очень сильная как бы такая ориентация на спасение души. На то, что твое милосердие — это разговор тебя и Господа. А если у тебя, допустим, просит деньги мошенник, и ты ему все равно денег дал, то это его разговор с Господом, это его Господь будет судить, а с тебя спросит только за твое милосердие.

Ну, вот как эта классическая история про Святого Иоанна Милостивого. Вот он, значит, шел куда-то. К нему подошел нищий, попросил денег — он ему дал. Нищий убежал вперед и снова попросил денег у Святого Иоанна. Святой Иоанн ему еще раз дал денег. И третий раз подбежал к нему нищий, третий раз попросил денег — и Святой Иоанн опять ему дал денег. И тут сопровождающие спросили: «Отче, ты вообще понимаешь, что ты одному и тому же человеку уже три раза деньги даешь, и что это, вероятнее всего, просто плут?» Он говорит: «Ну, а если это Христос меня так испытывает?»

В результате церковно-социальная работа на самом таком низовом уровне и наверх приобретает характер вот такого чисто личного служения какого-то человека, который решает свои проблемы, грубо говоря, душевные, и в результате работа может терять эффективность. Такое случается, собственно говоря... Для того, чтобы такого не происходило, как раз в Российском православном университете или, как он у нас сейчас правильно называется уже, и планируется открытие курсов, или они уже работают (я не очень понял отца Стефана в этом вопросе) — курсов по церковно-социальной работе.

А. Пичугин

— Давайте мы об этом еще чуть-чуть попозже поговорим.

А у меня такой вопрос: в других христианских церквях как обстоит дело с благотворительностью? Давайте хотя бы православные возьмем. Потому что с Католической — там очень сложно все. Там действительно очень много всего делается — в разных странах разные программы. А вот в Греции, например? Православная церковь, которая является государственной, и священники — госслужащие...

В. Берхин

— И вот тут я, к сожалению, ничего не могу по этому поводу сказать, потому что я знаю, что там благотворительность эта есть, но она там также не является, опять же, ведущей такой вот социальной силой. Это наследие уже не советских времен, это наследие просто времен светских.

Грубо говоря, на Западе светский гуманизм очень сильно обогнал... точнее, очень сильно подорвал в принципе возможности церковного большинства. Единственным серьезным исключением тут является Америка, где...

А. Пичугин

— Самая религиозная в христианском отношении страна.

В. Берхин

— Самая религиозная христианская страна, где огромную социальную работу ведут протестантские миссии. Там мало православных, там не очень много католиков, зато там огромное количество разного рода протестантских церквей, и они ведут совершенно гигантскую социальную работу. Любой человек, который внимательно смотрел хотя бы западные фильмы, постоянно сталкивается с тем, что если рассказывается про бездомных, то для них есть приюты, и в этих приютах почти наверняка имеются евангелия, и почти наверняка это приют религиозный.

Недавно какой-то боевик смотрел — тоже обычный сюжет боевика, чрезвычайно сильный и эффективный по части убивания, так сказать, ближних. Человек оказался на социальном дне, и кто его там кормит? Монахини. И это общее место, скажем так, американского социального ландшафта. И там огромное количество вот этих социальных работников с религиозной окраской, когда человеку предлагается не только переночевать в приюте, но и читать Библию.

В Москве, кстати, такие приюты тоже есть, где можно жить при условии, если ты готов Библию изучать.

С. Домусчи

— Кстати, на самом деле, к сожалению, это — вот о чем как раз говорит Владимир — сыграло такую нехорошую роль в развитии социального служения в России, в Русской церкви. Во-первых, кроме слов Христа о правой и левой руке, есть еще слова Христа, когда Он говорит: «Когда светит свет Ваш перед людьми, да видят добрые дела Ваши и прославят Отца Вашего, который на Небесах». То есть Христос прямо призывает, чтобы добрые дела наших были видны, и чтобы они были свидетельством нашей принадлежности Отцу Небесному, чтобы люди видели эти добрые дела и славили Отца. Так что здесь не все так просто, с тем чтобы скрывать или, наоборот, открывать свои добрые дела и свое милосердие.

Но вот именно то, что протестантские и во многом католические организации в Европе являются настолько социально активными и социально ориентированными, часто приводят как плохой пример, к сожалению.

В. Берхин

— Кто приводит?

С. Домусчи

— Как — кто?..

А. Пичугин

— Или у нас здесь, в России?

С. Домусчи

— У нас здесь, в России некоторые православные публицисты говорят, что вот, на Западе эти раскольники или еще кто-то...

В. Берхин

— Еретики!

С. Домусчи

— ...они больше думают о помощи бедным, чем о душе. Они больше думают о какой-то социальной справедливости, чем о Христе. Они больше беспокоятся о правах где-нибудь в африканских странах, чем о своих собственных прихожанах.

Но получается так, что, говоря: «Они такие», дальше говорится: «А мы здесь не такие»...

В. Берхин

— «Мы зато самые духовные».

С. Домусчи

— Да, и мы больше всего говорим о душе и о собственном духовном состоянии. И при этом совершенно забывается, что духовное состояние зависит не только от посещения храма и не только от того, что у тебя в голове правильная вера, но еще и от того, что ты действительно кормишь бедных, голодных, помогаешь нищим, больным, страждущим. Об этом — все Евангелие.

А. Пичугин

— Все это делается с искренней улыбкой еще.

С. Домусчи

— Да, и все это... Ну, что именно?

А. Пичугин

— Ну, я имею в виду, западный пример. Потому что там все это происходит не по принуждению, не из-под палки, а как-то естественно, само собой.

С. Домусчи

— Вы знаете, это там не воспринимается как какой-то твой спасительный подвиг, который ты вот буквально несешь как крест. Там это воспринимается как твое христианское нормальное служение. Оно даже часто не оказывается каким-то основным. Ты можешь работать на какой-то обычной работе, но какую-то часть времени посвящать волонтерскому служению, например, где-то — от своего прихода или, допустим, от какой-то другой организации, пусть даже не приходской. Просто часть своего времени тратить на помощь ближнему.

В. Берхин

— Да, на Западе, грубо говоря, волонтерская активность или благотворительное какое-то участие превратилось в почти обязательный атрибут всякого нормального человека. Отказ от благотворительности, отказ от помощи ближнему, скажем так, в западном обществе — это позиция. То есть если человек говорит: «Я никому никогда не помогаю», значит, у него для этого есть какие-то специальные причины, и это именно вот его осознанный выбор. А естественно как раз некоторое, может быть, ограниченное, может быть даже, не очень большое, но участие в какого-то рода социальной активности. А если человек этого не делает, значит, с ним что-то не так, почему-то у него какой-то особенный выбор.

С. Домусчи

— Да. Причем, ведь в Древней Руси, в допетровской Руси и даже потом, после этого еще Церковь очень активно всем этим занималась. И мы просто... То есть это не что-то чуждое, что сейчас нам должно быть навязано. Это наше, родное. Мы точно так же очень активно жили вот этой общей такой социальной жизнью. Просто нам надо это вспомнить и вспомнить, что это не где-то там какие-то «забугорные» западные ценности, а это, собственно, наши христианские ценности.

А. Пичугин

— Давайте продолжим этот разговор буквально через минуту. Напомню, что здесь, в этой студии — доцент Российского Православного университета Святого Апостола Иоанна Богослова, преподаватель Московской Духовной Академии священник Стефан Домусчи и Владимир Берхин, президент Благотворительного фонда «Предание», член управляющего совета Ассоциации «Все вместе». Я — Алексей Пичугин, через минуту снова здесь.

Возвращаемся в студию, где сегодня, напомню, я, Алексей Пичугин и наши гости — доцент Российского Православного университета Святого Апостола Иоанна Богослова, священник Стефан Домусчи и Владимир Берхин, президент Благотворительного фонда «Предание». Мы обсуждаем благотворительность, социальное служение Церкви. Но может сложиться впечатление, что мы полпрограммы говорили, как хорошо где-то в других странах и как плохо все у нас с социальным служением.

Но ведь все же, вот даже по опыту ведения программ «Светлый вечер», к нам приходят совершенно замечательные люди, которые занимаются в рамках Церкви огромным количеством социальных благотворительных проектов. Чего только они ни делают! Они и в тюрьмы ходят, и в больницы, и благотворительные концерты устраивают, и дома престарелых, и дома трудолюбия! Все-таки работа-то идет!

И, наверное, хорошо, вот мне кажется (опять же, это лично мое мнение), что это все зачастую такая реакция снизу. Что это все спускается не сверху, а это люди сами решают, сами создают какие-то благотворительные фонды, организации и занимаются этим лично от себя, на уровне приходов, нескольких приходов.

С. Домусчи

— Нет, я прошу прощения... Буквально маленький, да?..

А. Пичугин

— Да, отец Стефан.

С. Домусчи

— Речь не идет о том, что у нас плохо. Речь идет о том, что у нас не так много — мало, да? И не очень развито, не так как хотелось бы, не так, как должно быть. Вот о чем идет речь. То есть речь идет о том, что это должны быть не какие-то исключительные священники, не какие-то исключительные приходы, которые можно приводить в пример всем, а что это должно быть на каждом приходе. Именно поэтому священноначалие говорит, что необходимо при каждом приходе иметь социального работника — образованного, который смог бы организовать социальную работу на каждом приходе, а не на каком-то там приходе главоблагочиния или каких-то других структур.

А. Пичугин

— Ну, когда это инициатива снизу все равно.

С. Домусчи

— Это должно быть обычным делом — на приходе есть социальное служение.

А. Пичугин

— Но тут еще такой важный вопрос. Если человек говорит... Да, он сознательно верующий человек, христианин, ведущий церковную жизнь — сознательную жизнь. Он говорит, что «я не хочу идти в дом престарелых». «Я не хочу. Вот мне страшно». Или: «Я не хочу перевязывать гнойные раны. Я не могу — у меня ну вот так».

С. Домусчи

— На свете масса разных служений, и социальное служение абсолютно многообразно. Кто-то действительно может пойти в дом престарелых, кто-то может общаться с бездомными, кто-то может переписываться с заключенными. Я знаю, люди годами переписываются с людьми, кто там... В камере смертников сидит вот человек 15 лет, ждет, пока просто умрет, потому что никогда он оттуда уже не выйдет, и вот с ним кто-то тоже переписывается, кто-то с ним тоже общается.

Самый простой и общедоступный способ для того, кто вообще ни в чем сам участвовать не хочет, это перечислять деньги. Потому что социальное служение требует отдачи большого количества времени, и это не может быть чисто хобби. Кто-то за это должен получать зарплату, потому что он занимается этим постоянно.

Можно, если Вы не хотите общаться с людьми престарелыми, — пожалуйста, в утешении нуждаются дети. Есть масса разного рода замечательных начинаний, связанных с восстановлением храмов, например. Это тоже своего рода социальное служение, и зачастую это чрезвычайно весело. То есть, например, есть замечательный проект «Крохино»...

А. Пичугин

— О да, у нас была Анор Тукаева.

С. Домусчи

— Была Анор Тукаева, да?

А. Пичугин

— Была, конечно, Анор Тукаева.

С. Домусчи

— Замечательные люди — веселые, интересные, энергичные. Пожалуйста, езжайте с ними носить кирпичи — прекрасное занятие...

А. Пичугин

— Это тоже социальный проект, можно сказать, да?

С. Домусчи

— Это тоже, можно сказать, социальный проект. Он культурно-социальный проект. Но все-таки механизм-то тот же самый. Это волонтерская работа.

А. Пичугин

— Я совершенно, на полном серьезе встречал людей, которые не понимают Анор Тукаеву, которая говорит, что это безумный совершенно проект — восстанавливать храм, который стоит посреди реки. Тем более, что храмом это никогда не будет.

С. Домусчи

— Да, но...

А. Пичугин

— Не, я понимаю. Для меня это...

В. Берхин

— Анор Тукаева — по-хорошему безумный человек...

А. Пичугин

— Абсолютно по-хорошему.

В. Берхин

— Когда-то мы пытались открыть собственную краудфайндинговую платформу «Нитка», потом пришлось ее, в общем, закрыть по нехватке ресурсов, но Анор Тукаева была первой, кому мы там собирали, и я, в общем, этим по-своему горжусь.

А. Пичугин

— Значит, кстати, да, пока мы не перешли к обсуждению инициатив Российского Православного университета (сейчас перейдем наконец)... Вот интересно: краудфайндинг — это такая штука, которая сейчас активно развивается, в том числе, и в церковной благотворительности. А в чем сложности с открытием площадки? Ведь, вроде бы, казалось...

В. Берхин

— Попросту говоря, у нас есть наш основной фонд — он тоже, по сути, краудфайндинговая площадка. Мы попробовали открыть отдельную площадку для того, чтобы там собирать именно на проекты, и чтобы люди там сами забирали, сами загоняли туда, грубо говоря, посетителей (не люблю профессиональный сленг использовать), но сами призывали туда людей, в общем. А мы этим не занимались, и там оно как-то само собиралось. Выяснилось, что очень большое количество проектов считают, что их работа заканчивается тогда, когда их проект возник в Интернете. И на этом можно расслабиться и больше ничего не делать, а дальше деньги откуда-то придут сами. И для них было подлинным откровением, когда они выясняли, что им не жертвуют, потому что никто про них не знает, никто туда сам не придет, на их проект. А нужно ходить, рассказывать, убеждать. Вот из-за этого...

А. Пичугин

— Еще объяснить людям, что это не просто стояние с протянутой рукой, а это...

В. Берхин

— Да, что из этого получится, как это будет работать, когда... Ну, в общем, что это действительно большая сложная работа. И у нас в тот момент не было ресурсов на то, чтобы кто-то, отдельный человек вот именно на зарплате, сидел и занимался только этим. И в итоге после, по-моему, 12 или 15 успешно завершенных проектов мы поняли, что все уходят, выхлоп низкий, эффективность слабая, постоянные технические проблемы. И, в общем, в итоге проект «Нитка» мы пока что заморозили. Но, в целом, для финансирования благотворительных социальных проектов, особенно каких-то разовых, конечно, у краудфайндинга будущее совершенно бесконечно огромное, и я в этом убеждаюсь буквально каждый день.

С. Домусчи

— Вообще, конечно, это больше искушение — посчитать, что социальное служение — это общение только с бедными, нищими людьми, больными, ну, то есть там, где человеку нужно действительно на какой-то подвиг внутренний идти. Люди бывают действительно очень разные. И не надо забывать, что любая работа с детьми, с родителями, с молодыми семьями, с семьями многодетными или, наоборот, с парами бездетными — все это на приходе может являться социальным служением. Что это служение ближнему в любом проявлении. Это даже, скажем, например, основная часть прихода занимается на каких-нибудь просветительских, может быть, евангельских группах, скажем, или еще что-то такое. Вот есть дети, которых надо занимать. Если два-три человека берут и занимают этих детей, это их социальное служение. Это не значит, что все должны идти сразу и заниматься бездомными или какими-нибудь людьми с зависимостями, наркоманами, алкоголиками и чем-то подобным. У кого-то есть внутренний ресурс, психологический ресурс, чтобы заниматься престарелыми или тяжелобольными людьми — человек в эту сферу идет. Но у кого-то — я вот я хотел бы прямо это проговорить — нет ресурса ни на одно, ни на другое, ни на третье. Потому что, например, он буквально выживает и вынужден очень много работать. У него не хватает ни сил, ни времени. Но если у него есть хоть какие-то, например, средства для того, чтобы помочь другому, чтобы его работа была эффективнее, это уже социальное служение.

Вот, скажем, я знаю, работ, что есть социальные благотворительные организации, которые собирают волонтеров, чтоб ходить, скажем, по больницам. Например, те же данииловцы замечательные, которые большие... Большое количество волонтерских групп. Но это же не просто походы в больницу. Это необходимость купить для детей пластилин, бумагу, краски, кисти для того, чтобы там с детьми заниматься. Вот есть 10 молодых ребят, которые хотят идти в больницу. Но если будет трое взрослых, которые не имеют времени идти в больницу, но имеют деньги для того, чтобы купить этот пластилин, или пожертвовать на пластилин, бумагу, краски и так далее, они уже все вместе занимаются социальным служением. Не только те, которые нашли время для того, чтобы пойти в больницу, но и те, которые нашли буквально небольшой ресурс для того, чтобы обеспечить их работу в этой больнице.

В. Берхин

— Ну, и, в любом случае, даже если у Вас нет вообще никакого ресурса, то в Церкви всегда можно друг за друга молиться. И это тоже чрезвычайно важно. И молитвенную поддержку я в своей работе ощущаю достаточно явно и сильно.

А. Пичугин

— Да, это то, о чем не принято говорить часто.

С. Домусчи

— Это несомненно. Но и про лепту вдовы не надо забывать. Речь не идет о том, что каждый человек должен очень много пожертвовать. Для кого-то, у кого совсем немного денег, пожертвовать совсем немного — это тоже социальное служение.

А. Пичугин

— Даже 10 рублей. Это же все...

С. Домусчи

— Даже 10 рублей.

А. Пичугин

— ...зависит от того, сколько человек может.

С. Домусчи

— Естественно, конечно.

А. Пичугин

— Если это его искренний вклад. Да, в молитве мы, тем более, когда речь об этом идет не на церковной площадке, а, ну, это, наверное, зависит от аудитории, даже как-то и не принято и немного стыдно... Вот есть такое, мне казалось, что немного даже стыдно говорить, что еще у Церкви есть молитва. Почему? Потому что тут же начинается: «Ну вот, конечно, молитва», все такое.

В. Берхин

— Знаете, это очень такая вещь...

А. Пичугин

— «Это уже мракобесие какое-то! А Вы идите и...»

В. Берхин

— Сейчас не встречались с таким?

С. Домусчи

— Нет, не встречался никогда.

В. Берхин

— Странно. Сейчас у нас этого на сайте нет, но мы это обязательно восстановим. Из-за того, что мы на другой дизайн переходим. А раньше у нас вот на сайте висит просьба о помощи подопечному — там фотография, имя, описание, что с ним случилось, и две кнопки: «пожертвовать» и «помолиться».

С. Домусчи

— И «помолиться», да.

В. Берхин

— И, дожимая кнопку «помолиться», человек попадает в некое пространство, где иконы, краткая молитва — обычно «за болящего» и небольшой текст о том, что такое молитва и зачем она нужна. Знаете, на эту кнопку нажимали очень часто.

А. Пичугин

— А у Вас есть статистика, сколько раз... переходов?

В. Берхин

— Где-то сравнимое количество раз с нажатием на кнопку «пожертвовать». То есть людям, вот посетителям сайта это нужно. И писали очень много. Там, на этой странице «помолиться» можно написать несколько слов. И люди писали.

Дело в том, что благотворительность — это служение не только вот этим людям, которые нуждаются в помощи. На самом деле, жертвователям это тоже нужно. Потому что человек в современном мире, в общем-то, изнывает от одиночества, изнывает от того, что... не очень понимает, зачем он, собственно говоря, живет зачастую. И ему чрезвычайно сильно хочется почувствовать, что он вообще зачем-то нужен, что он не один, что он, в общем, правильно живет. И вот подобная кнопка «помолиться», как ни странно, человека может очень сильно поддержать в ситуации, когда он не может пожертвовать чем-то.

А. Пичугин

— Но люди-то отзывчивые, в общем, у нас в стране — судя по тому, что я вижу в соцсетях, на разных других Интернет-площадках, когда описывают страшные случаи тяжелых заболеваний, особенно у детей, последствия дорожно-транспортных происшествий, когда человек совсем плох в больнице. Ведь многие люди откликаются. Смотришь — ну, даже если он сделал какой-то перепост, это уже ведь что-то. А этих перепостов, смотришь, там десятки тысяч. То есть, в общем, люди-то отзывчивые.

С. Домусчи

— Да, да.

А. Пичугин

— Просто главное — как-то направить.

Напомню, друзья, что сегодня говорим о социальном служении в Церкви. У нас в гостях доцент Российского Православного университета Святого Апостола Иоанна Богослова, преподаватель Московской Духовной Академии священник Степан Домусчи и Владимир Берхин, президент Благотворительного фонда «Предание».

Давайте поговорим о том, что происходит в Российском Православном университете. Как я понимаю, там есть социальные куры. Отец Стефан, для кого они созданы? Это дополнительное образование или это в рамках получения первого высшего? Что это такое?

С. Домусчи

— Ну вот смотрите, когда прошлая часть завершалась, Вы сказали, что важно направить активность отзывчивых людей. И действительно, это очень важно — чтобы социальная работа была не только искренней и не только масштабной, но чтобы она была профессиональной. И Владимир, я знаю, много и часто об этом говорит — что социальная работа должна быть профессиональной.

Вот то же самое — не только в сфере благотворительных фондов. То же самое — в церковной сфере, в приходской сфере. То есть обычно люди хотят помочь, но не знают, как это сделать. Так бывает в Интернете, когда люди, например, знают, что у них есть деньги, но они не хотят подавать явно профессиональным нищим. Но куда обратиться, где найти фонд, который точно проверенный, который честный, который действительно собирает на больных детей, например, а не просто очередная какая-то, как это называется...

В. Берхин

— ...мошенническая контора...

С. Домусчи

— ...да, мошенническая контора. И люди часто, даже опасаясь, например, что просто они не туда куда-то пожертвуют деньги, не жертвуют совсем. И вот на приходе и есть люди, которые, может быть, и желали бы помочь, но для того, чтобы они помогли, им, например, придется найти сайт благотворительной организации, списаться с волонтером, встретиться первый раз для того, чтобы его увидели, этого человека — адекватный он или не адекватный, можно его к детям, нельзя. Это все довольно много шагов, которые человеку... А если человек, например, еще, скажем, в возрасте и не умеет пользоваться, например, какими-то Интернет-ресурсами?

А когда на приходе есть человек, который готов и организует... готов организовывать вот такое социальное служение, и прихожанам просто достаточно прийти, увидеть некоторые объявления, скажем, или услышать от него некоторые предложения, когда уже будет договорено, в какое время, куда подойти, что именно сделать, весь инвентарь для этого будет готов, — вот именно для того, чтобы помогать отзывчивым людям организовываться, и существует такое начинание, как социальные работники в религиозных организациях и социальные работники на приходах. И Святейший Патриарх, и в целом священноначалие часто говорит о том, что такие работники на приходах нужны. Мы знаем, что сейчас разработан целый список квалификационных требований, в которых описывается, каким именно компетенциям, каким именно критериям должен соответствовать человек, который будет являться социальным работником. И есть религиозные образовательные организации, которые получают разрешение на ведение такой образовательной деятельности.

И вот Российский Православный университет или, как сейчас он называется, Московский Православный институт (а Российский Православный университет — это более широкая организация, в которую входит Московский Православный институт Иоанна Богослова) — открывает такие курсы, на которых в течение двух с половиной будет предоставляться возможность получить вот такое образование социального работника в приходе. И там будут, как у нас обычно бывает, два блока. Будет блок собственно богословский, где будут предметы, базовые для богословского профиля. Это церковное вероучение, это Священное Писание Ветхого и Нового Завета, это церковный богослужебный устав, литургика, история Церкви — древней, русской, ну, и еще некоторые предметы — религиоведение, например.

А. Пичугин

— То есть это еще и возможность получить базовые знания о Церкви и о христианстве.

С. Домусчи

— Да, конечно. Ну, и, плюс, будут профессиональные курсы для социальных работников, связанные как с широким спектром некоторых социальных дисциплин вроде социальной медицины или социальной психологии, и с узкопрофильными некоторыми курсами, как, например, работа с зависимостями, работа с бездомными и прочее. То есть в рамках каких-то более широких дисциплин, глобальных будут читаться курсы для конкретных уже служений.

А. Пичугин

— Угу. Но это только запускается проект? Или уже занятия проводятся?

С. Домусчи

— Ну, собственно говоря, чему мы первую часть программы посвятили, искренне сожалея тому, что у нас все не так...

А. Пичугин

— ...красиво.

С. Домусчи

— ...красиво, да? Именно потому, что в прошлом году, если, слушатели, Вы помните, мы уже об этом говорили, и надо сказать, что отзывчивость оставляет желать лучшего вот именно в этом плане. То есть в прошлый раз желающих стать социальными работниками в приходах было, наверное, около пяти человек на всю многомиллионную Москву, в том числе и многомиллионную православную Москву.

А. Пичугин

— Может быть, все дело в продвижении?

С. Домусчи

— Курсы были готовы. Причем, часть социальную был готов взять на себя Российский государственный социальный университет, преподаватели очень высокого уровня, профессионалы. То есть мы готовы были давать очень интересное и профессиональное образование — с практиками в разных социальных организациях...

А. Пичугин

— Ну, может быть, просто все дело в том, что люди не знали? Может быть, плохо с рекламой? Пять человек...

С. Домусчи

— Нет-нет-нет. Рекламы было достаточно. Ну, то есть, наверное, ее всегда недостаточно. Наверное, баннеров больших по городу не висело, но...

А. Пичугин

— У нас с этим активно борются.

С. Домусчи

— ...но целевая аудитория была в курсе. И, собственно, об этом как раз и речь — что социальное служение... Об этом Владимир как раз и говорил. Вот подать нищему копеечку, чтобы моя душа... чтобы ей было лучше, чтобы я спасся — вот на этом уровне у всех работает понимание социального служения. Вот перед тобой нищий, и вот ему надо подать, потому что Господь велел подавать. Но нет понимания того, что социальное служение должно быть организовано. Что есть, например, люди, которые в больницах лежат, и они не просят у тебя в переходе метро милостыни. И ты просто ходишь, подаешь одним — и совсем не помогаешь другим, третьим, четвертым, пятым.

А. Пичугин

— Ну, тем, кто действительно нуждается и завтра умрет.

С. Домусчи

— Тем, кто действительно нуждается. И Церковь готова взять на себя эти функции, готова организовывать социальную работу, не только приходскую. Она готова организовать не только внутриприходскую, но она готова организовывать приходы на то, чтобы они, прихожане, дальше занимались социальной работой где-то еще.

А. Пичугин

— Все-таки целевая аудитория — это, в первую очередь, люди нецерковные, которые со стороны приходят и хотят этим заниматься?

С. Домусчи

— Нет.

А. Пичугин

— Ну, судя по тому блоку, который Вы предлагаете.

С. Домусчи

— Нет, идея как раз в том, чтобы в каждом приходе нашелся человек...

А. Пичугин

— Да! А, все-таки от прихода целенаправленно?

С. Домусчи

— Именно! И мы — и Учебный комитет Русской Православной церкви, который контролирует процесс этого образования, и другие структуры — очень заинтересованы именно в том, чтобы это были прихожане, которые бы приходили, получали специальное образование, возвращались в свои приходы и дальше организовывали там на местах профессиональное социальное служение. Чтобы они могли организовать его качественно, чтобы они могли организовать тех, кто желал бы помочь, но не знает, как. В общем, на самом деле, это очень важно и перспективно. Если бы только эти люди пришли.

А. Пичугин

— Ну, а у Вас занятия когда начинаются?

С. Домусчи

— Занятия, как и в прошлом году, начинаются... То есть уже идет набор...

А. Пичугин

— То есть тех пятерых Вы все-таки обучили?

С. Домусчи

— Нет, тем пятерым мы сказали: «Простите...»

В. Берхин

— На следующий год.

С. Домусчи

— Да, «на следующий год; мы не можем пока предоставить Вам этого образования; мы надеемся, что это желание сохранится у Вас до следующего года, и мы надеемся, что будет еще хотя бы какое-то количество людей, кроме Вас, чтобы вот такое образование получить».

Сейчас идет набор. Набор будет идти до начала февраля. Времени подумать, посоветоваться, взять благословение, договориться с настоятелем и много на что еще — время есть, почти два месяца, даже, может быть, чуть больше. И начало занятий предполагается после Сретения.

А. Пичугин

— Ну, и, например, если наш слушатель захотел в этом поучаствовать, куда ему обращаться?

С. Домусчи

— Ему надо зайти на сайт Российского Православного университета, посмотреть телеофн или...

А. Пичугин

— Собственно, смысл — назвать этот сайт, правильный его адрес.

С. Домусчи

— Ну, и адрес сайта таков: рпу.рф — кириллицей, он в кириллическом домене.

А. Пичугин

— И есть еще телефон Российского Православного университета — 8 (495) 626-22-25. (Код Москвы — 495). Это номер телефона Российского Православного университета, один из номеров, по которому Вы можете позвонить, и я думаю, что там Вам расскажут, если Вы захотите записаться на социальные курсы при университете, Вам все расскажут о том, как там выглядит что и что можно узнать на этих курсах. Все верно?

С. Домусчи

— Да, конечно.

А. Пичугин

— Ну что ж, спасибо. Будем тогда заканчивать нашу программу. Напомню, что сегодня говорили о социальном служении в Церкви, говорили об инициативе Российского Православного университета «Социальные курсы». Еще раз давайте быстро напомню адрес: рпу.рф — это сайт университета, и 8 (495) 626-22-25 — телефон университета, где про эти социальные курсы Вам все расскажут. А здесь у нас в гостях в студии радио «Вера» о них рассказывал доцент Российского Православного университета и преподаватель Московской Духовной Академии священник Стефан Домусчи и Владимир Берхин, президент Благотворительного фонда «Предание», член управляющего совета Ассоциации «Все вместе». Спасибо большое. Я Алексей Пичугин. Мы прощаемся с Вами. До новых встреч.

С. Домусчи

— Всего доброго!

В. Берхин

— Всего доброго!

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем