Поделиться
У нас в гостях были писатель, автор книги "Лесник и его нимфа" Марина Нефедова и специалист по работе с подростками, ректор Библейского колледжа Владимир Стрелов.
Мы говорили о том, как строить отношения между родителями и детьми-подростками, как не потерять контакт и взаимопонимание.
А. Пичугин
— Дорогие слушатели, добрый вечер, добрый светлый вечер! Здесь, в этой студии, Алла Митрофанова…
А. Митрофанова
— …Алексей Пичугин.
А. Пичугин
— И с удовольствием приветствуем наших гостей. Ближайший час вместе с нами и с вами проведут писатель, ведущий редактор издательства «Никея» Марина Нефёдова. Здравствуйте!
М. Нефёдова
— Здравствуйте!
А. Митрофанова
— Журналист и автор книги…
А. Пичугин
— …«Лесник и его нимфа», о которой мы сегодня поговорим. И Владимир Стрелов. Владимир уже, я думаю, хорошо знаком нашим постоянным слушателям. Он ректор библейского колледжа «Наследие», педагог, а также специалист по работе с подростками. По какой именно работе, я думаю, мы тоже сегодня в течение программы выясним. Добрый вечер!
В. Стрелов
— Добрый вечер!
А. Митрофанова
— Вообще, хотелось бы начать разговор с выхода в свет книги «Лесник и его нимфа». Это, если я правильно понимаю, Марина… Дело в том, что я еще не успела прочесть этот роман, но судя по отзывам о нем, по тем вещам, которые прочитавшие люди говорят — это какая-то потрясающе интересная история любви. И эта история любви, разворачивающаяс
А. Пичугин
— А давайте так. Я вот начал читать эту книгу, вчитался. Ты будешь беседовать с гостями, я буду читать книгу и периодически что-то оттуда спрашивать. (Смеются). Я прямо вот как-то сразу с первой страницы вчитался, и уже, пока мы тут сидели готовились, ждали начала программы, страниц 20 прочитал.
А. Митрофанова
— Я тебя поздравляю с этим, Леша, но ты, пожалуйста, вернись к нам сюда в студию, а потом мы с тобой разберемся, кто в каком порядке будет читать эту книгу — сначала ты, потом я или наоборот.
А. Пичугин
— Но я уже начал. Ладно, хорошо, давайте поговорим об этой книге. Во-первых, я переворачиваю и вижу здесь два отзыва. Первый от Людмилы Улицкой, что, в общем, вполне понятно, и от Вячеслава Бутусова.
А. Митрофанова
— Отца четверых детей.
А. Пичугин
— Отца четверых детей, да. Вы дружите с Бутусовым? Или так получилось, что…
М. Нефёдова
— Так получилось, что мы просто отправили книгу нескольким людям, которые имеют отношение в том числе и к рок-музыке, потому что в книге эта тема тоже затрагивается. И меня совершенно потрясло, что Вячеслав довольно быстро ответил. Он написал, что «вот, вы знаете, я редко читаю книги такие, когда меня просят. Но сейчас я почти случайно в аэропорте и целый день я буду в полете, поэтому если у меня получится, я прочитаю». И вечером я получаю от него письмо, что «я прочитал». И вот собственно тот отзыв, он очень краткий был, но он сказал, что «тема его тронула».
А. Пичугин
— «…близкая и больная, потому что я переживал подобные времена и эмоции». Ну, давайте вкратце просто скажем, что речь в книге идет о девочке-подростк
М. Нефёдова
— Временна́я, может быть. Я описываю немного чуть попозже, самый конец 80-х, уже начало Перестройки. Ну да, действительно, это конец 80-х.
А. Митрофанова
— Девочка обладает хорошим голосом, насколько я понимаю.
А. Пичугин
— С Дженис Джоплин ее сравнивают.
А. Митрофанова
— С Дженис Джоплин, на минуточку. И она при этом находится в каком-то таком очень серьезном внутреннем кризисе, свойственном, кстати говоря, подростковому возрасту.
М. Нефёдова
— Да, мне кажется, что по крайней мере половина подростков точно через него проходят.
А. Митрофанова
— Я думаю, что гораздо больше, чем половина. Это имеет свое обоснование — когда по-разному растут клетки нервные и клетки всего остального, и как-то вот с трудом… как знаете, бывает трудно, когда человек вырастает до определенного возраста, ему бывает трудно влезть в те штаны, которые ему купили 10 лет назад, точно так же и здесь — мир тебя еще воспринимает как ребенка, а ты сам не понимаешь в этот момент — ты ребенок или взрослый? У тебя какие-то мысли уже от взрослого человека, какие-то еще от ребенка, и всё это смешано, и ты не понимаешь, что происходит, и огромное количество вещей во внешнем мире начинает раздражать. И вот это необоснованное раздражение или обоснованное раздражение — вот это всё вызывает вопросы со стороны окружающих, со стороны человека самого к себе, вот этого подростка 14-15-ти лет.
М. Нефёдова
— Да, и какое-то такое ощущение часто в этом возрасте бывает болезненное, что со мной всё не так, всё плохо.
А. Митрофанова
— Весь мир куда-то катится, все вокруг не такие как надо.
М. Нефёдова
— Главное — что я не такой, как надо. Вот это, мне кажется, больше всего, что часто волнует подростков.
А. Митрофанова
— Совершенно верно.
М. Нефёдова
— Что я не такой, как надо.
А. Митрофанова
— Совершенно верно. Володя, вам много приходится работать с людьми именно в этом возрасте — 14, 15, 16 лет, может быть, чуть старше, может быть, чуть младше. Насколько вам легко их понимать? Я думаю, это один из главных вопросов, которые нам сегодня нужно разобрать. Попытаться хотя бы разобрать — как научиться слышать друг друга. Нам, людям, которые уже переступили эту черту, вышли из этого возраста, и тем, кто в нем находится. Потому что иначе не выстраивается общение, начинают рваться связи какие-то очень важные.
В. Стрелов
— Я думаю, что человеку, который хочет вообще в принципе понять какого-то другого человека, нужно в первую очередь научиться его слушать. И соответственно, встреча с ребенком или с подростком, или с молодым человеком начинается скорее с того, что ты настраиваешься на то, чтобы его услышать. Не что-то ему преподать конкретное, хотя по роду своей деятельности, как преподаватель библеистики, мне, может быть, и хочется сразу на какие-то вещи отреагировать. Но вот здесь и нужна какая-то своеобразная аскетика для того, чтобы сначала просто послушать. Иногда, если переступить какие-то вещи, которые сначала кажутся, может быть, не очень приятными или не совпадающими с моим каким-то внутренним состоянием, вдруг открывается, что у человека очень глубокая жизнь, и ему, может быть, как раз и нужен даже не собеседник, а просто слушатель, который скажет: «Да, это здорово! То, что с тобой происходит, это что-то драгоценное». И это значит, что контакт состоялся.
А. Митрофанова
— Мне кажется, что вообще ребенку очень важно слышать, что то, что с ним происходит, это что-то драгоценное. А не какое-то явление, свойственное скорее отморозкам, инопланетянам или кому-то еще.
М. Нефёдова
— Мне кажется, что еще взрослым надо вспомнить себя в подростковом возрасте. Мне кажется, это на самом деле несложно сделать, мне кажется, этот возраст никуда не уходит из нас. Это, по-моему, один из самых ярких периодов. Может, кто-то его и пытается забыть, но мне кажется, что его забыть невозможно. Мне кажется, что если взрослый чуть-чуть вспомнит себя, то ему станет гораздо легче понять подростка.
А. Митрофанова
— А вы именно таким путем шли, когда книгу писали?
М. Нефёдова
— Вы знаете, вообще у меня такое есть подозрение, что я так и не вышла из подросткового возраста. У меня детям сейчас 19-20 лет, но мне иногда кажется, что я младше них. Я не знаю, с чем это связано (смеется), но мне не сложно было окунуться в мир подростка. Наверное, это плохо с точки зрения психологии или еще чего-то, но…
А. Митрофанова
— Я не знаю, я не психолог. (Смеется).
М. Нефёдова
— Я тоже не знаю, но мне кажется... Я вот, по крайней мере, когда писала про девочку 17-ти лет, мне было не сложно ее ощущения передать.
А. Митрофанова
— Володя, а насколько часто вы встречаете взрослых, которые способны — родителей прежде всего — которые способны, когда у них дети в этом возрасте, сохранить с ними контакт?
В. Стрелов
— Вот сейчас у нас проходят такие встречи раз в месяц, когда дети читают Священное Писание, а вместе собираются родители, которые пришли для того, чтобы дети не оставались в одиночку. И родители тоже обсуждают, что у них происходит в семье, что у них происходит с детьми. И я вижу, что такие родители, которые готовы вкладываться в ребенка, зачастую они готовы как раз и открываться, и говорить о том, что у них происходит в отношениях с их детьми с другими людьми. И многие понимают, что, наверное, самое главное — это сохранить контакт в этом возрасте.
А. Пичугин
— Кстати, про «сохранить контакт». Вот перед самой программой мы смотрели публикацию Михаила Лабковского, она довольно популярна была некоторое время назад в соцсетях — «Уроки с ребенком делать не надо» называется. И он как раз пишет о том, что можно получить «пятерку» и потерять дочь, сдать ЕГЭ и поступить сына в институт, но уже не восстановить отношения. Может, это немного про другое, но эта такая магистральная линия, которая красной нитью через всё проходит. Это тоже ведь про «сохранить контакт», не потерять контакт. Все, наверное, родители в какой-то мере временно теряют контакт со своим ребенком, когда ему лет 16-17, когда жизнь бурлит. Это не значит, что они перестают полностью общаться и разрываются связи, но определенная потеря контакта происходит. И, может быть, я сейчас скажу крамольную фразу — иной раз это и неплохо, если это совсем небольшое время, но за это время ребенок получает достаточно жизненного опыта, набивает какие-то шишки, чтобы потом уже жить как-то довольно осмысленно.
В. Стрелов
— К сожалению, бывает так, что этот возраст непонимания затягивается. У Улицкой в «Даниэль Штайн, переводчик» есть одна из героинь, которая не может восстановить контакт со своей матерью, хотя очень хотела бы. И связано это зачастую с тем, что родители относятся к своим детям именно как к детям и пытаются какие-то свои ценности, стандарты уже взрослым детям фактически навязать. И здесь возникает вопрос о свободе — вот насколько мы ценим то, что перед нами свободный человек, личность, и мы можем как-то ему доверять. Хотя вот в интервью Лабковского меня вот эта дихотомия между «пятерками» и контактами немножко не то чтобы резанула, но я вспоминаю — если мы возьмем воспитание в 16-м, в 17-м веке, то там так вопрос совершенно не стоял. Детей учили и учили гораздо менее, может быть, методически грамотно, но при этом из них получались часто очень талантливые творческие люди. То есть это не обязательно…
А. Пичугин
— …я морализаторский вывод его привел, а так-то он всю публикацию ведет к этой мысли, начиная с того, что идет подготовка в ГИА, к ЕГЭ, это «черное время» для всей семьи, что ребенку постоянно начинают «капать на мозги»: «Ты должен сдать, ты должен поступить. Иначе, если ты не поступишь, ты пойдешь в армию». Или если это девочка — «всё равно, с тобой ничего хорошего не произойдет. Ты скатишься вниз по лестнице, пойдешь по наклонной…» Вот это постоянное давление, оно же очень тяжело ложится на ребенка. А с другой стороны — а как иначе? Ну, не поступит он в институт. Хорошо, ну сходит он в армию, после армии зачастую люди и не хотят никуда поступать.
А. Митрофанова
— Вы знаете, мне кажется — Володя, вы сейчас сказали про 16-й, 17-й век — а я вот сейчас сижу и думаю: ведь это наша нынешняя цивилизация она настолько детоцентрична. А тогда такого не было, тогда вообще не было понятия «психология», тогда никто так не относился внимательно и скрупулезно к внутреннему миру человека. Тогда вообще всё это было гораздо проще, что ли. Люди к себе проще относились, и поэтому мне кажется, что странно немножечко сравнивать то время и наше время в силу того, что сегодня мы уже этого не изменим. Можно по поводу этого ругаться, можно по поводу этого бить себя кулаками в грудь и говорить: «Ах, мы такие-сякие», — но мы этого уже не изменим. Мы действительно другие — надо просто это принять как факт. И если сегодня у нас принято внимание внутреннему развитию человека, личностному развитию уделять, то, наверное, правильно было бы в такой ситуации определить для себя приоритеты, какие-то балансы. И действительно, по поводу этих оценок и по поводу того, что для вас важнее — чтобы ребенок хорошо учился или чтобы вы сохранили с ним контакт? И что ему, прежде всего, интересно, чему ему хочется в этой жизни? Это же тоже важно, наверное, понять.
А. Пичугин
— Напомним, что это «Светлый вечер» на светлом радио, где сегодня мы говорим с писателем Мариной Нефёдовой. Марина ведущий редактор издательства «Никея» и автор книги, которую мы сегодня здесь представляем, она называется «Лесник и его нимфа». Также в этой студии ректор библейского колледжа «Наследие», педагог Владимир Стрелов.
А. Митрофанова
— Я такой пламенный пассаж отпустила только что — мне бы очень хотелось, чтобы вы прокомментировал
М. Нефёдова
— Может быть, в какой-то момент, когда родители считают, что ребенок должен реализовать какие-то их нереализованные потребности? Часто это даже подсознательно происходит, какое-то требование такое к ребенку подсознательно предъявляется, и дальше ребенок как бы должен его выполнить. А это невозможно. Поэтому, может быть, если родитель сумеет, во-первых, сам реализоваться — для того, чтобы не требовать, чтобы за него кто-то другой реализовывался. А во-вторых, именно увидеть, что ребенок это отдельная личность со своим путем — не теоретически, а увидеть это реально. Это может помочь, мне кажется. А второе — вот вы говорили про то, что это правильно, когда ребенок немножко отходит от родителей, теряет контакт. Это действительно, мне кажется, правильно, ну нормально, по крайней мере, для ребенка. Но он не должен потеряться настолько, чтобы ребенок не мог вернуться. То есть провод должен быть какой-то. Как мне рассказывали — где-то в Норильске дети ходили в школу по таким веревкам натянутым. Вот чтобы этот провод был всегда, чтобы ребенок в любой момент мог вернуться и был принят родителями, несмотря на то, что он во что-то успел вляпаться за это время, чтобы родители его приняли обратно. И чтобы он знал всегда, что у него есть этот обратный путь. Мне кажется, что это очень важно.
А. Пичугин
— Так если он не возвращается, если эта нить рвется — так это же в первую очередь вина родителей, не ребенка. Ребенок пока еще не так чтобы хорошо отвечает за свои поступки. А родители — значит, так они себя поставили.
М. Нефёдова
— Да, и рвется она, наверное, потому, что ребенок понимает, что он, в общем-то, не нужен, получается, и его не примут. Вот этот страх быть не принятым — лучше уж не пробовать даже возвращаться. Все-таки он должен быть уверен, что родители его примут, каким бы он не вернулся.
В. Стрелов
— Мне кажется, что вот нарциссическое воспитание, когда ребенка воспитывают для своих собственных нужд и пытаются из него сделать того, кого хотели бы видеть, может быть, в себе самом, но не получилось — это одна сторона медали. Другая сторона медали — когда просто есть какое-то пренебрежение отношениями. «Я зарабатываю, я даю тебе на то, чтобы ты мог спокойно проводить время с друзьями» и т.д. А вот какого-то душевного контакта не происходит. Здесь нельзя обвинять родителей в этом, потому что сейчас жизнь у некоторых связана с тем, что люди разводятся и им нужно решать какие-то свои внутренние проблемы. Или, может быть, у них проблемы на работе, они боятся этим поделиться со своим сыном или с дочерью, но у ребенка возникает ощущение, что мама с папой куда-то делись — их нету в моем жизненном пространстве. И вот тут вот, может быть, если так выразиться, и лежат истоки конфликта — когда человеку кажется, что «я почему-то перестал для них значить то же, что значил раньше».
А. Митрофанова
— Тут еще надо это всё помножить на десять, потому что переходный возраст — это особая такая пора, когда все чувства и эмоции, бывает так, что у человека по весне обостряются — слух, обоняние, какие-то другие органы осязания, а подросток на протяжении нескольких лет в этом состоянии живет. Я уже употребила это словосочетание — когда человек как будто бы без кожи — но это действительно так. Много мы с моими друзьями тоже на эту тему говорили, и они, Марина, как и вы тоже, очень хорошо себя помнят в переходном возрасте. Да я думаю, что любой человек, который так или иначе пытается себя в этой жизни осмыслить, он себя в этом возрасте помнит, потому что именно тогда это осмысление начинается. И тогда ты понимаешь, что ты действительно какой-то самостоятельный — самостоятельное существо, отличное от родителей. Это раньше начинается, но в переходном возрасте как-то совсем уже обостренно. И тогда возникают конфликты — ты почему-то перестаешь играть по тем правилам, которые тебе родители задали. Родители тебе сказали: «Нужно делать так-то, так-то и так-то». Тебе хочется по-другому, ты не понимаешь, почему «так», у тебя это вызывает раздражение. С другой стороны, тебе родители вроде бы всё объяснили про этот мир, а ты этот мир видишь совершенно иначе. И живет он по каким-то другим законам, отличным от того, что тебе сказали родители. С этим-то как примириться? И кто прав в этой ситуации? Вот эти какие-то внутренние конфликты — здесь очень важно как-то родителям тоже пытаться, может быть, глазами собственных детей посмотреть на то, что происходит. А это сложно, как это сделать?
М. Нефёдова
— Мне кажется, что тут еще родителям, конечно, требуется такая мудрость огромная. Я прочитала одну фразу, мне она очень понравилась — одна женщина писала, почему она считает, почему мама не должна работать. Потому что мама должна видеть глаза ребенка, приходящего из школы, чтобы как бы держать руку на пульсе, то есть не контроль, а чтобы хотя бы понимать, что происходит с ребенком. А второй момент — я вот по своему опыту могу сказать. Я проверяла у детей уроки класса до 6-го и жутко все время нервничала и ругалась на них. А потом так получилось, что я стала очень много работать, и мне стало не до этого. И дети сами стали делать уроки, и у нас очень улучшились отношения в этом плане. То есть получается, что, с одной стороны, надо действительно держать руку на пульсе и понимать, что происходит с ребенком, видеть его переживания и вовремя поймать, если вдруг началась какая-то сложная ситуация, а ребенок же может не сказать, но родитель должен догадаться. А для этого он должен видеть ребенка, разговаривать с ним, видеть его глаза. С другой стороны, есть такое желание контроля — все время задавать вопросы не ради того, чтобы узнать, а ради того, чтобы контролировать. То есть ребенок же чувствует, что его спрашивают, как в школе — не потому, что родителям это интересно, а потому что нужно какое-то ощущение контроля над ребенком.
А. Митрофанова
— Или нужно что-то спросить, а ты не знаешь, что еще спросить.
М. Нефёдова
— Мне кажется, что у родителей часто вот это ощущение контроля для него важнее, чем просто понять, что происходит. А это очень чувствуется.
А. Пичугин
— Это и у учителей иногда такое бывает — главное сказать, главное проконтролироват
М. Нефёдова
— Ну, если ребенок в 14-15 спокойно сидит дома, значит он начнет гулять в 23.
А. Пичугин
— То есть свое он всегда отгуляет?
М. Нефёдова
— Ну, я не знаю, но мне кажется, что большинство детей… Просто этот возраст настигает, на самом деле, всех…
А. Митрофанова
— По-разному.
М. Нефёдова
— …по-разному. Мне кажется, он и в 22, 23 может начаться. Это не хорошо и не плохо. Родители, если у них ребенок в 16 лет, например, не проблемный, то им рано расслабляться. Он может стать проблемным в 22.
А. Пичугин
— Представляете, да? Когда родители уже выдохнули, когда ему 23, у его сверстников уже дети, он вдруг — хоп! и пошел во двор.
М. Нефёдова
— Но это лучше, если он в 23 пойдет, чем если он всё до 40 будет собираться. Пусть он лучше в 23 тогда…(Смеется).
А. Пичугин
— Универсальных способов нет, но есть ли какая-то необходимость и возможность отправить ребенка куда-нибудь из дома? Так, чтобы он не сидел — неважно, это будет телевизор, компьютерная игра, какая-то крутая компьютерная программа, которую он пишет, уроки бесконечные, кружки, занятия, ну, такое зацикливание ребенка внутри небольшого мирочка квартиры.
В. Стрелов
— Мне кажется, что в 12-15 лет — в принципе, ведущая деятельность в этом возрасте выделяется как общение. И если у подростка в этом возрасте нет общения, то это повод для родителей задуматься и, может быть, действительно забить тревогу, потому что… Вот про 23 года — если говорить о метафорах каких-то, то мне кажется, что это примерно как пружина. Пружина здесь находится в сложенном состоянии, а потом она вдруг распрямится, и может мало не показаться. Я действительно сталкивался с такими случаями, особенно это связано… Ну, здесь видно, что ребенок не просто занимается какой-то кружковой деятельностью, но он в принципе одинок. И вот этого общения ему не хватает. А потом он это начинает «добирать» какими-то не очень светлыми даже может быть способами.
А. Пичугин
— Деспоты вырастают, кстати, именно из таких детей.
А. Митрофанова
— Ну, по-разному бывает.
М. Нефёдова
— Мне кажется, тут главное не переборщить тоже, потому что, знаете, может быть, просто ребенок по характеру интроверт, а родитель сейчас начнет… Вот он послушает нас и скажет: «Так, что-то с моим не то, надо его куда-нибудь выгнать». То есть начинается иногда проблема на пустом месте.
А. Пичугин
— «Вот тебе, сыночек, пачка сигарет, бутылка пива, иди-ка ты во двор к друзьям».
М. Нефёдова
— Или начинает просто родитель беспокоиться внутренне по этому поводу, хотя повода такого нету. Может, он в чем-то другом. Может быть, это вовсе не проблема, проблема может быть в чем-то другом. Мне кажется, родители вынуждены все время проявлять большую мудрость.
А. Митрофанова
— О, да, золотые слова по поводу мудрости. Вы знаете, я тоже неоднократно разговаривала на эту тему, и мне психологи знакомые говорят: «Вообще, самое главное — с ребенком дружить в этом возрасте. Постараться умудриться, именно умудриться, сохранить с ним какие-то очень дружеские отношения». Потому что часто бывает как ведь — вот эти дети, которых можно назвать, наверное, беспроблемными, внутри себя с окружающим миром заключили сепаратный мир — «я не трогаю вас, вы не трогаете меня». Ребенок к 12-ти годам очень хорошо понимает, по каким правилам ему нужно играть, чтобы его оставили в покое. Потому что если его не оставят в покое, начинают влезать к нему туда внутрь, то для него это травматично бывает, потому что влезают внутрь не всегда специалисты. Влезают внутрь иногда какие-то люди… Это могут быть, кстати говоря, даже родители, просто они делают это своими методами, которые могут быть не приемлемы в данной конкретной ситуации. Ребенку проще «закрыться» — «я буду делать то, что вы мне говорите». Но внутренний его мир в этом смысле оказывается для родителей совершенно закрыт, непостижим. И родители через какое-то время говорят: «Это вот наш тишайший ребенок, как же это возможно?». Оказывается, что они совершенно не знают своих детей, то ведь пропасть, понимаете. Так не должно быть.
А. Пичугин
— Не должно. Давайте через минуту об этом продолжим говорить — о том, как не должно быть и о том, как должно. Напомним, что сегодня в гостях у программы «Светлый вечер» на светлом радио Марина Нефёдова — ведущий редактор издательства «Никея», писатель, автор книги «Лесник и его нимфа», которую мы сегодня здесь, в нашей программе, представляем. И Владимир Стрелов — ректор библейского колледжа «Наследие», педагог. Алла Митрофанова, я — Алексей Пичугин. И через минуту здесь.
А. Митрофанова
— Еще раз добрый светлый вечер, дорогие слушатели! Алексей Пичугин, я — Алла Митрофанова. И напомню, в гостях у нас сегодня Марина Нефёдова — ведущий редактор издательства «Никея», журналист, автор книги, романа «Лесник и его нимфа», которая, кстати говоря, в шорт-листе премии «Ясная поляна» в номинации «Детство, отрочество, юность». Именно по этому поводу мы сегодня с Мариной говорим о подростках. И здесь также Владимир Стрелов — ректор колледжа «Наследие», педагог, обладающий опытом общения, обширного, я бы сказала, с людьми в подростковом переходном возрасте.
А. Пичугин
— Давайте сразу, пока мы с головой в детей вновь не окунулись, напомним, пока мы говорим о шорт-листе «Ясной поляны», о книге «Лесник и его нимфа» — о том, что презентация будет 28-го сентября, правильно?
М. Нефёдова
— Да, 28-го сентября в магазине «Библио-Глобус».
А. Пичугин
— Метро «Лубянка».
М. Нефёдова
— Метро «Лубянка», Мясницкая. Там будет священник Алексей Уминский, и писатель-публици
А. Митрофанова
— И книжку приобрести, кстати говоря.
А. Пичугин
— Ну да, отец Алексей известный специалист по работе с детьми, он и у нас на эту тему, бывает, выступает.
А. Митрофанова
— Вы знаете, поскольку речь в первой части программы у нас шла о том, как сохранять вот этот вот контакт. Я упомянула слово «пропасть», и у меня сразу в сознании — простите за такие вольные ассоциации — возник роман «Над пропастью во ржи», который мы часто вспоминаем здесь в последнее время в эфире. Там есть же эта мысль у главного героя — «люди всегда думают, что они видят тебя насквозь. Мне-то наплевать, хотя тоска берет, когда тебя поучают — веди себя как взрослый. Иногда я веду себя так, будто я куда старше своих лет, но этого-то люди не замечают, вообще ничего они не замечают». Я напомню, что это роман, который написан от лица как раз человека в переходном возрасте.
М. Нефёдова
— Это один из лучших романов о подростковом возрасте.
А. Митрофанова
— Я согласна, он очень помогает посмотреть на мир глазами человека в этом возрасте, воспринять это серьезно. Потому что действительно это очень серьезно — когда у тебя нервы на пределе, когда ты не понимаешь, что с тобой происходит, какое-то необоснованное раздражение и т.д. Вот это очень помогает посмотреть на мир глазами такого человека.
М. Нефёдова
— Кстати, заметьте, что у него там самое теплое и главное, что его держит — это любовь к семье, к сестре. И главное-то, любовь получается, собственно, в его жизни это то, что его греет. И то, что, кстати, вызывает и слезы читателя — эти отношения с сестренкой.
А. Митрофанова
— Так он там об этом постоянно и говорит, он сестренку постоянно вспоминает, и вообще, в каких-то ситуациях видно, насколько он добрый человек. Володя, мне бы у вас хотелось спросить по поводу того, что как люди думают, что видят ребенка насквозь, а на самом деле ничего они не видят и не понимают. Вот как, в каких ситуациях возникает такое ощущение, что всё про него понятно, и мы сейчас точно знаем, мы, родители, точно знаем, что ему нужно. А он пусть молчит и делает то, что ему говорят. Как на таких вещах себя ловить и как, в какое русло направлять себя?
В. Стрелов
— Я боюсь, что это не ситуация. Это, скорее, ситуация с самими родителями, которые, может быть, самих себя не очень хорошо понимают. И вот это не очень хорошее понимание самих себя как-то касается и ребенка. Те семьи, где я видел, что детям не очень тепло, не очень здорово, часто связано это и с тем, что родители сами не могут понять — а что для меня в данный момент хорошо, что будет меня как-то радовать, согревать и т.д. И пытаются действовать достаточно механически — «все думают, что нужно делать так, так и так, и я попробую к своему ребенку применять такие же рабочие схемы». Но то, что «работает» для других, не всегда «работает» для моего собственного сына или дочери. И вот тут возникают, мне кажется, какие-то сложности.
А. Митрофанова
— Что делать?
В. Стрелов
— В первую очередь, работать над собой. Мне кажется, что настоящая педагогика начинается с того момента, когда человек понимает, что «мне самого себя бы воспитать, потом я могу уже воспитывать другого человека». И зачастую… Вот мне нравится пример у нашего отечественного педагога Соловейчика про полоску света. Контекст такой — он беседует со своим другом, и друг говорит: «А ты знаешь, меня папа не воспитывал вообще». Но вырос хороший человек. Как же так получилось? — «Я вот видел, что вечером, когда мы ложимся спать, папа работает в соседней комнате, и из его комнаты к нам идет полоска света, и вот эта полоска света меня воспитывала». То есть, может быть, личный пример человека, который работает над собой, который сам является личностью с большой буквы, и будет лучшим способом воспитания для других.
А. Митрофанова
— Человек, который работает над собой — здесь, знаете, тоже ведь важно, наверное, палку не перегнуть. Потому что родители долго могут заниматься самосовершенство
В. Стрелов
— Я думаю, что это вопрос не о том, чтобы как-то специально ходить на семинары личностного роста и искать себя. Вопрос в том, что перед нами есть какие-то задачи, которые ставит жизнь, и честно к этому относиться. Быть джентльменом в английском смысле этого слова, но при этом действительно быть внимательным к тому, что происходит с тем, кто у нас рядом находится. Вот эта чуткость, внимательность, она, в принципе, воспитывается.
А. Пичугин
— Кстати, Алла, я не так много знаю семей, а пожалуй, даже, может быть, и не знаю, где родители занимаются карьерой и каким-то личностным ростом, а дети сами по себе. Ты знаешь таких?
А. Митрофанова
— Я просто на всякий случай уточнить хотела, потому что мало ли какие бывают в жизни ситуации.
А. Пичугин
— Было время, когда было таких довольно много, я даже помню — это конец 90-х, когда действительно были. Сейчас вот… Как-то так, я работал тоже с детьми одно время, был такой период, несколько лет в школе, я таких — а может быть, школа такая была? — но я таких родителей не видел.
А. Митрофанова
— Вы знаете, я могу по своему опыту сказать, по очень небольшому и очень ограниченному. Но поскольку я преподаю литературу в одном хорошем институте, ко мне приходят самые разные дети из самых разных семей. И я вижу, насколько им бывает важно говорить на те вопросы, которые, собственно, не я их придумываю, они и в русской литературе есть — про жизнь, про смерть, про смысл всего этого и про то, что будет после. Вы знаете, когда заходят об этом разговоры, у меня ощущение, что в аудитории стоит такая звенящая тишина, потому что им очень важно что-то додумать в этот момент, у них в этот момент концентрация внимания 150 процентов. И у меня возникает ощущение — ну неужели с ними об этом не говорили? А выясняется, что какие-то вопросы они впервые себе задают, когда уже в институте, будучи уже вполне взрослыми людьми, заново открывают те книги, которые, казалось бы, есть на полке у каждого. Почему так происходит? То есть получается, что в семье не принято об этом говорить? Может быть, в семье не нужно на эти говорить? Я не знаю.
М. Нефёдова
— Вы упомянули литературу — литература же тоже очень хороший способ помочь подростку. Я знаю людей, вот не в институте, в школе у них был хороший учитель литературы, и это им очень помогло. Родители это родители. И родители, на самом деле, для ребенка всегда самое ценное. Даже если есть конфликт, родители, мне кажется, никогда не должны забывать, что все равно они для своего ребенка самое ценное, даже если ребенок всячески демонстрирует обратное. А если вернуться к литературе, то подростковый возраст — вот вы упомянули, что подростковый возраст — это возраст таких открытий, когда человек начинает себя осознавать. Это правда возраст потрясающих открытий о себе. И часто именно в книге человек может найти подтверждение каким-то своим мыслям или ответ на какие-то свои вопросы. Поэтому, опять же, если родители озаботятся о том, чтобы у ребенка были хорошие книги (смеется)… Литература — вот мне понравилась одна фраза, Александр Архангельский как-то ее сказал, что «если человеку не с кем поговорить, он может поговорить с книгой». Поэтому книги и подростки… Мне кажется, у нас мало литературы для подростков, но она все-таки есть. Какая-то более взрослая литература тоже может часто отвечать на вопросы подростков.
А. Пичугин
— Мне кажется, литература для подростков — это какое-то изобретение советского времени.
М. Нефёдова
— Может быть, может быть.
А. Пичугин
— Потому что сейчас… Да даже, может быть, и постсоветского, когда все эти «плюсы» появились — 15+, 16+. Если книга хорошая, а человек уже вышел из возраста детской литературы издательства «Детгиз», то вполне любая книга может быть подростковой.
М. Нефёдова
— Я согласна, да — подростковая литература это, в первую очередь, литература, которая и взрослому интересна, и которая качественная. Кстати, хороший способ — я слышала, как можно заставить подростка читать книгу, сказать ему: «Ни в коем случае не читай вот эту книгу!»
А. Митрофанова
— Я, кстати, вот сейчас сижу и вспоминаю один из материалов, который летом был у нас на радио «Вера» в журнале, который выходит по пятницам с 6-ти до 7-ми вечера, он состоит из коротких рубрик. И в связи с упомянутым мной романом Сэлинджера «Над пропастью во ржи» там мы сделали опрос. Студентка моя, кстати, делала — Юлиана Капитонова, чудесная совершенно девушка — она проводила опрос среди своих сверстников. Задавала им вопросы: а что сейчас им кажется наиболее важным, что вызывает у них внутреннюю боль, может быть, раздражение, или что-то еще?. И один из парней, который на эти вопросы отвечал, он сказал, что как раз то, что «нет контакта с родителями». Он говорит: «Я ловлю себя на мысли, что я далеко не обо всем могу с родителями говорить. Просто в силу того, что я пару раз пытался с мамой пооткровенничать
В. Стрелов
— Мне кажется, что это очень свойственное сегодняшнему человеку — оценивать друг друга. И одна из вещей, которой нас учили в свое время, когда я сам учился — в колледже «Наследие» Илья Яковлевич начинает с того, что «мы не оцениваем другого человека». И приводил всегда слова патриарха Афинагора, что «тайна христианства заключается в том, что людей нельзя сравнивать». Каждый человек для Бога по-своему уникален. Но мы почему-то этого не чувствуем, забываем. И даже наш язык — то, как мы привыкли говорить относительно того, что сделал другой человек, зачастую ведет не к созиданию, а к разрушению. Ну, вспомните, как оцениваются курсовые, дипломные работы — работа такого-то человека посвящена такой-то теме, в ней есть такие-то, такие-то достоинства, а еще вот это, вот это, вот это не было учтено. Впрочем, указанные недостатки не снижают значимости полученных результатов, и можно поэтому присудить какую-то…
А. Пичугин
— Это, если условно, Маша это написала. А если это Коля написал с такими же недостатками, то Коле вернут и он перепишет.
В. Стрелов
— Часто бывает, что и в Церкви точно так же. Мы видим — человек проявляет какую-то инициативу, и первое, что ему говорят: «Ты знаешь, это всё, конечно, хорошо, но вот здесь, здесь и здесь ты что-то не доделал». И в итоге у человека могут опуститься руки. Мне кажется, что это некоторый стиль, который нужно в принципе просто менять. Как Лабковский предлагает не оценивать ребенка и не обращать внимания на то, какие оценки он принес из школы, точно так же, наверное, нужно начинать с того, что видеть то хорошее и доброе, что получилось и говорить, что можно было бы сделать еще для того, чтобы стало еще лучше. Тогда стиль отношений немножко меняется. В социальной психологии говорится о том, что если вы вошли в какой-то тупик в отношениях с вашим подростком, надо пересмотреть просто ваши интеракции с ним. И сделать так, чтобы на одну отрицательную интеракцию, когда вы ругаетесь, приходилось три положительных, когда вы за что-то хвалите, о чем-то говорите созидательном. Часто вот этот баланс, к сожалению, сдвигается в отрицательную сторону. Я понимаю, что звучит это немножко механически, но некоторым родителям нужно хотя бы обратить внимание на то, сколько за сегодняшний вечер я похвалил своего ребенка, что увидел в нем хорошего, и сколько критических замечаний я отпустил в его адрес. Может быть, с этого начнется какое-то изменение.
А. Пичугин
— Мы сегодня, напомню, дорогие слушатели, беседуем с писателем Мариной Нефёдовой — ведущим редактором издательства «Никея», и автором книги, которую здесь презентуем, она называется «Лесник и его нимфа». Книга попала в шорт-лист литературной премии «Ясная поляна». Также в этой студии Владимир Стрелов — ректор библейского колледжа «Наследие», педагог. Говорим о психологии детей, о том, как воспитывать детей, а вернее, даже подростков, наверное.
А. Митрофанова
— В переходном возрасте, это важное замечание.
А. Пичугин
— Давайте еще раз напомним про книгу — 28-го сентября в «Библио-Глобусе» пройдет ее презентация, это уже совсем скоро. Протоиерей Алексей Уминский, Ирина Лукьянова, ну и вы конечно же, Марина, тоже там будете.
М. Нефёдова
— Да, приглашаем всех.
А. Митрофанова
— Я сейчас вспоминаю текст — гениальная, прекрасная совершенно статья нашего коллеги Александра Ткаченко, которая появилась на страницах журнала «Фома», она называется «Трудности перехода». Он, как отец четверых детей, троих парней уже вырастил, и они все прошли, естественно, через это состояние переходного возраста. И Саша каждый раз проходил вместе с ними. Там уникальный есть принцип, который он обозначил, мне кажется, он очень важный. Они живут в небольшом городке. И понятно, что там не так много возможностей для какого-то творческого саморазвития, для самореализации, чем в больших городах. У детей был выбор между двумя субкультурами — либо они панки, либо они гопники. И когда они стали панками, это было в данной ситуации даже неплохо. И что сделал Саша, как отец? У него были какие варианты — гнать их поганой метлой из дома, когда они со всей этой панковской культурой приходят и начинают в квартире слушать соответствующую музыку, стричься соответствующим образом или еще что-то такое делать. Либо — вот как мудрый родитель в такой ситуации поступает. Если он видит, что ребенок — ведь в его представлении это же ужас и кошмар, тем более Саша человек с музыкальным образованием, с тонкой музыкальной культурой. В его сознании в данный момент его дети идут на дно. Что делает он? Он спускается на дно вместе с ними.
М. Нефёдова
— Становится панком тоже?
А. Митрофанова
— Он не становится панком, он научается разбираться в том, что такое панковская культура, кто там что из себя представляет. В итоге он начинает искать какие-то пути взаимодействия, он находит какие-то общие интересы, потому что выясняется, что кто-то из музыкантов впоследствии играл в других рок-группах, а про эти рок-группы Саша может рассказать то-то и то-то. А еще он может им показать, что впоследствии этот музыкант играл. А он прекрасно играет на гитаре, сам отец, и он может детям… То есть в итоге он их из этой субкультуры перетащил их в какое-то другое смысловое поле, где им открылись совершенно другие горизонты, и им это понравилось. Им было настолько интересно с их отцом, который, оказывается и в панковской культуре разбирается, но и в еще гораздо более широком пространстве, и они стали за ним расти.
М. Нефёдова
— Вот мне кажется, то, что вы сказали слово «интересно» — это одно из ключевых вещей во взаимоотношениях родителей и детей. Им друг с другом должно быть интересно — родителям с детьми и детям с родителями. Тогда, мне кажется, это половина успеха хороших отношений. Вот еще о чем говорил Владимир — я хотела дополнить. Во-первых, по поводу того, что родитель не должен быть предсказуемым и ломать стереотипы — это тоже, мне кажется, на подростков хорошо действует. А второе — по поводу того, сколько раз за день похвалил, сколько поругал. Меня потряс совершенно рассказ одного психолога, которая работала, правда, с маленькими детьми, но всё, собственно, начинается тогда, в детстве. У них была какая-то интерактивная психотерапия с детьми, там собиралась группа, и у них одно из упражнений было — один ребенок садился на стул, а все остальные, родители и взрослые, начинали говорить ему всякие хорошие и приятные вещи. Вот всё, что можно про него сказать, начиная с того, что «у тебя красивые глаза, ты очень умный, у тебя хорошая улыбка». Это разрешалось, это было такое упражнение, можно было хвалить. И она говорит: «Если бы видели, с какой жадностью дети это слушали! Им настолько этого не хватает на самом деле». Маленькие дети, у них реакции все непосредственные
А. Митрофанова
— С этим тоже надо аккуратно, кстати говоря. Мальчиков и девочек за разные вещи надо хвалить.
М. Нефёдова
— Но это такая тонкая тоже вещь. Но то, что детям не хватает этого, потому что у нас в культуре боятся похвалить лишний раз, чтобы не испортить. Хотя это странно, да? Все-таки какая-то адекватная оценка должна быть, обратная связь должна быть у ребенка, потому что иначе он вообще не понимает. Конечно, когда его с пеленок только все время хвалят, он тоже понимает, что тут что-то не то. Но если это реалистичная адекватная оценка… Но тут же, опять, родителям, конечно же нужно все время работать над собой — включать и мозг, и душу, и сердце, чтобы это понять и оценить адекватно, честно.
А. Митрофанова
— А что вы сказали по поводу — вот предыдущая ваша реплика по поводу того, что… Понятно, что с детьми должно быть интересно…
М. Нефёдова
— Ломать стереотипы?
А. Митрофанова
— Ломать стереотипы, быть неожиданными. А что, как вы это себе представляете? Это в вашей жизни было? Можете на каком-то конкретном примере проиллюстрироват
М. Нефёдова
— Боюсь, что мне это, наверное… Родитель должен творчески подходить к общению с ребенком.
А. Митрофанова
— Это понятно.
М. Нефёдова
— Я буду давать советы, прямо как будто я такой специалист…
А. Митрофанова
— Не надо давать советы, просто расскажите на каком-то конкретном примере, из личного опыта, например. Ломать стереотипы.
М. Нефёдова
— Ну, например — ты приходишь домой, сидит мрачный ребенок, делает уроки. Ты к нему подходишь, спрашиваешь его: «Как дела?» Он тебе мрачно отвечает: «Нормально». По стереотипу, дальше ты должен либо начать его — ну, по стереотипу, как это принято в семье, — ты должен либо начать его пытать, расспрашивать дальше, внутренне сам раздражаясь, потому что ты понимаешь, что он никак не реагирует. А ты делаешь над собой усилие и радостным голосом рассказываешь: «А у меня вот так вот». И искренне, радостно ему рассказываешь про себя. Я понимаю, во многих семьях это нормально, а вот я имею в виду, что если у вас принят такой стиль общения — что ребенок с тобой мрачно общается, и ты это принимаешь. «Ему со мной не интересно», — и уходишь из комнаты. А тут ты говоришь: «А я, представляешь, сегодня….» И дальше начинаешь ему рассказывать какую-то про себя историю. Если это не принято в семье, наверное, это надо как-то заранее подготовить. Мне кажется, в этом случае ребенок удивится хотя бы и отложит компьютер, может быть, за которым он сидит, и посмотрит на вас другими глазами. Может, это такой примитивный пример, тут творческий подход… Я к тому, что если у вас принято так, и вас это раздражает в ребенке, то начните с себя и придумайте что-нибудь, чего он от вас не ожидает. Может, это такой странный пример, но мне кажется, что как одна из первых ступенек работы — именно не идти по накатанному пути, когда у ребенка вот тут уже всё это, а сделать что-то такое, что его удивит и вызовет интерес.
А. Митрофанова
— Володя, скажите что-нибудь про разрушение стереотипов. Из вашей практики, из вашего опыта — как это работает?
В. Стрелов
— Мне сложно на это привести пример. Немножко если по-другому сказать — хорошая педагогика всегда построена на удивлении. На том, что мы сами заново что-то переживаем очень важное, сами можем удивляться — и этим можем заразить и ребенка, подростка. Тогда это работает. Если для нас то, о чем мы говорим, не представляет какого-то жизненного интереса, если мы себя не можем включить в эту ситуацию, это работать, наверное, не будет. И в общении с детьми, наверное, так же — если мы не чувствуем, что нам с ними интересно, то тут будет их сложно заинтересовать общением с нами.
А. Митрофанова
— Опять к вопросу о работе над собой. Все-таки счастливы те люди, которые не разучились удивляться этому миру — удивляться, радоваться, восхищаться. Насколько я понимаю, так бывает не всегда, бывает, что человек уже перестает удивляться. Не то, что его в этой жизни уже ничто не может удивить, но вот какие-то обычные вещи — как знаете, гениальная фраза, что, конечно же «умножение хлебов это чудо, но не меньшее чудо это произрастание хлеба». Когда человек не может видеть вот такие вещи, перестает таким вещам удивляться, наверное, есть смысл как-то в эту сторону себя немножечко «покопать» и расшевелить. Но насколько это возможно?
М. Нефёдова
— Мне кажется, что это правильно. Но, с другой стороны, родители ведь тоже бывают в разном состоянии. И если, например, сейчас такой тяжелый период у родителя, и он понимает, что у него сейчас нет сил удивлять. Может, правильно честно ребенку об этом сказать. То есть не строить из себя то, чем ты не являешься, а честно… Вот мне кажется, что честность тут тоже очень важна — честно сказать, что «я сейчас…» Ведь ребенок все равно считывает всё, да? Но когда родители это озвучивают, ребенок же тоже понимает какие-то вещи, и ему проще будет понять — родителям и ребенку проще будет понять друг друга, если родитель будет честен.
А. Митрофанова
— Вообще, честность очень такая вещь важная и ценная, но почему-то не всегда работающая. Я опять же вспоминаю этот материал, который летом у нас был — как там девочка сказала: «Знаете, мне мой знакомый однажды сказал такую фразу, которая меня сначала потрясла, а потом я с ней согласилась — «Мы всё время друг другу врем. Я всё время вру, и прежде всего вру самому себе». И как эта девочка отрефлексировала эту фразу. Она говорит: «Понимаете, ведь мы действительно врем — когда фальшиво улыбаемся, или фальшиво интересуемся, — девочке 20 лет, — фальшиво задаем вопрос «как у тебя дела?» — на самом деле не испытывая к человеку искреннего интереса. А почему это так? — говорит ребенок. — Ведь в нас, в каждом человеке, достаточно ресурсов для того, чтобы искренне интересоваться и искренне улыбаться друг другу». Понимаете? А ее это ранит очень.
А. Пичугин
— Давайте «подвесим» — у нас уже время передачи подошло к концу. Давайте это будет заделом, может быть, на какие-то будущие беседы на эту тему. Напомним только, что сегодня мы говорили в нашей программе про книгу «Лесник и его нимфа». Книгу эту в нашем эфире сегодня представляла Марина Нефёдова — ее автор, ведущий редактор издательства «Никея»; и Владимир Стрелов — педагог, ректор библейского колледжа «Наследие». Сразу напомним еще, что эта книга попала в шорт-лист литературной премии «Ясная поляна». А 28-го сентября в «Библио-Глобусе» — во сколько, кстати говоря?
М. Нефёдова
— В семь часов.
А. Пичугин
— В семь часов вечера пройдет презентация этой книги. То есть она уже вышла, но презентация будет на днях — 28-го сентября, в центре Москвы, в магазине «Библио-Глобус». Помимо Марины Нефёдовой, нашего сегодняшнего гостя, эту книгу представит протоиерей Алексей Уминский и Ирина Лукьянова.
А. Митрофанова
— Я напомню, что книга как раз, в ней описывается это состояние подросткового возраста, когда очень трудно бывает найти какие-то точки опоры внутри себя, в окружающем мире. Спасибо, Марина, что вы такие книги пишете, помогаете нам смотреть на мир глазами подростка.
М. Нефёдова
— Спасибо!
А. Пичугин
— Я думаю, что книга еще будет интересна не только подросткам, потому что речь там идет о таких вечных вопросах, которые мы сегодня пытались в рамках нашей программы обсуждать, но еще, я думаю, и взрослым, совсем взрослым читателям. Там про 80-е, и про их детство и отрочество. Спасибо! Алла Митрофанова…
А. Митрофанова
— …Алексей Пичугин.
А. Пичугин
— Всего доброго!
«Хотя жизнь Божией Матери как бы покрыта святым молчанием, Господь дал знать, что любовью Своею Она объемлет весь мир»
Поделиться
Крестьянин Семён Антонов, будущий старец Силуан, поступил в Афонский монастырь в двадцать с небольшим лет и прожил там около полувека. Он пошёл на Афон, потому что прочитал в брошюре о Святой Горе, что Богородица обещала заступиться за всякого, кто будет служить Богу в тех обителях. Всю жизнь монах Силуан молился Божьей Матери и просил её помощи. В своих записях он вспоминает о том, как Богоматерь его вразумляла, оберегала. О Ней старец Афонский написал такие слова:
«Хотя жизнь Божией Матери как бы покрыта святым молчанием, но Господь нашей Церкви Православной дал знать, что любовью Своею Она объемлет весь мир, и в Духе Святом видит все народы на земле, и, подобно Сыну Своему, всех жалеет и милует».
Все выпуски программы Слова Святых
- «Хотя жизнь Божией Матери как бы покрыта святым молчанием, Господь дал знать, что любовью Своею Она объемлет весь мир»
- «Не скрывай талант. Не для тебя дан он Богом, но для того, чтобы ты передал его другим»
- «Отношение к ближним — есть подлинное дело, для которого пришёл Христос. Это и есть христианство»
Икона Божией Матери «Спорительница хлебов»
Поделиться
Образ «Спорительница хлебов» появился в иконографии Пресвятой Богородицы в конце девятнадцатого века. Название иконы означает, что Царица Небесная — неизменная помощница людям в урожайности хлебных посевов. Образ был написан по благословению старца Оптиной пустыни, преподобного Амвросия. В 1889 году в России случился неурожай, и старец понимал, что может начаться голод. Чтобы воодушевить людей на молитву об избавлении от беды, он задумал создать икону Божией Матери соответствующего содержания.
Написание образа Амвросий Оптинский поручил иеромонаху Даниилу Болотову, родному брату игуменьи Шамординского монастыря, матушки Софии. Икона «Спорительница хлебов» была заказана специально для этой обители. Преподобный покровительствовал сёстрам и хотел, чтобы монастырь стал центром молитвы об избавлении от голода.
Иеромонах Даниил выполнил заказ старца Амвросия. Болотов был выпускником Академии художеств, и образ написал в привычном для себя академическом стиле. Иконописец изобразил Небесную Заступницу сидящей на облаках. Её руки распростёрты навстречу молящимся. В нижней части иконы видны бескрайние колосящиеся поля со снопами.
Новую реликвию доставили в Шамордино осенью 1890 года — такого же неурожайного, как и предыдущий. Жители близлежащих сёл и деревень потянулись в обитель, чтобы попросить Спорительницу хлебов о помощи. И Богородица откликнулась. Летом 1891 года поля в окрестностях Шамордино порадовали крестьян хорошим урожаем вопреки сильной засухе.
Слава об иконе «Спорительница хлебов» распространилась по всей России. Началось повсеместное народное почитание святыни. Во многих храмах и монастырях появились списки чудотворного образа.
После революции 1917 года икона, написанная иеромонахом Даниилом, бесследно исчезла. Но в 2023 году, в праздник Рождества Христова, в Оптиной Пустыни появился список «Спорительницы хлебов», созданный при жизни преподобного Амвросия. Это произошло благодаря прихожанам монастыря. Они увидели объявление о продаже реликвии из частной коллекции, выкупили её и передали в обитель. Случившееся можно назвать ещё одним свидетельством милости Пресвятой Богородицы.
Все выпуски программы Небесная Заступница
«Путь к священству». Протоиерей Алексей Митюшин
Поделиться
У нас в гостях был настоятель московского храма Живоначальной Троицы в Косино протоиерей Алексей Митюшин.
Наш гость рассказал о том, почему он с детства хотел стать священником, как эта мечта стала реальностью, и что для него самое трудное и самое радостное в служении Богу и людям.
