"Реабилитация детей пением" Светлый вечер с Дарьей Зыковой (31.05.2017)

У нас в гостях была вокалистка Большого Театра, психолог, автор методики реабилитации детей на основе пения — Дарья Зыкова.

Мы говорили о пении, как помощи человеку в трудной ситуации, о методике реабилитации на основе пения применимо к разным видам психологических проблем, о пении, как виде терапии в общем, а также о том, как привить ребенку хороший музыкальный вкус.

 

 

 

 

 

 

---

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья! В студии Константин Мацан. С огромным трепетом представляю нашего сегодняшнего гостя, потому что история прекрасная и потрясающая, и медийно очень красивая: мы с нашей сегодняшней гостьей знакомы очень много лет, и почти столько же лет не виделись. И встретились только здесь в студии радио «Вера», можно сказать, специально для этого интервью удалось найтись. У нас сегодня в гостях Дарья Зыкова — солистка Большого театра, и еще человек множества ипостасей, о которых мы сегодня поговорим. Добрый вечер, Дарья!

Д. Зыкова

— Добрый вечер!

К. Мацан

— Наверное, начнем сразу быка за рога: есть очень разные у вас, казалось бы, трудносовместимые ипостаси. С одной стороны — певица, солистка Большого театра. Это уже само по себе очень круто. В то же время вы психолог и автор необычной, особенной методики реабилитации детей, и не только детей, перенесших тяжелые ситуации, стрессы, имеющих инвалидность и какие-то осложнения по здоровью. И методика эта связана как раз с пением. Вот давайте мы сразу обратимся к практике, а потом вернемся к теории. Что это за методика — каким образом пение может помогать? И кому можно к вам обратиться?

Д. Зыкова

— Методика возникла совершенно случайно. На последних курсах консерватории вокалисты имеют обязанность вести педагогическую практику, это 4-5-й курс консерватории. Консерватория набирает людей «с улицы», которые хотели бы научиться петь, играть на инструментах, на фортепиано. И эти уроки, занятия ведут выпускники консерватории, это называется педагогическая практика. И ко мне попала совершенно замечательная девочка, я не буду называть ее фамилии — она сейчас в Германии, в Дюссельдорфе поет очень продуктивно. А тогда она была студенткой одного очень серьезного технического вуза, и такая была «комсомолка, спортсменка», очень зажатая и очень правильная в плохом смысле слова. И вот она пришла петь…

К. Мацан

— Что значит: правильная в плохом смысле слова?

Д. Зыкова

— Она только училась, всё свое время посвящала исключительно учебе, совершенно не понимая, для чего ей это нужно. И совершенно естественно, что в таком зажатом по рукам и ногам состоянии она совершенно не могла петь. А петь ей очень хотелось. И мы с ней потихоньку начали заниматься зажимами физиологическими, мышечными.

К. Мацан

— Снимать зажимы.

Д. Зыкова

— Да, снимать зажимы — для того, чтобы она смогла петь. Через какое-то время она запела таки. И в ее жизни стали происходить какие-то невероятные вещи — она из такой «серой мышки», комсомольского вожака превратилась вдруг в очень нежного, мягкого человека. Я просто видела, как в течение года она менялась именно с точки зрения психологической. И в результате закончилось всё тем, что она бросила свой институт, уехала в Дюссельдорф и поступила в консерваторию. Сейчас она работает в оперном театре в Дюссельдорфе. И в момент ее превращения из роботообразного человека в человека невероятной трепетной души и способного к изменению своих жизненных обстоятельств, я вдруг поняла, что через пение можно менять психологию человека, личную. И поступая в аспирантуру, я задалась такой интересной целью — разработать вокальную методику, которая помогла бы человеку не именно петь, а раскрыть себя с каких-то других точек зрения. Заканчивая аспирантуру, мне сказали, что это совершенно не музыковедческая тема, что правильно, конечно. Я разобиделась, но это правильно, конечно. Но к тому моменту у меня уже была готова методика. И таким образом я оказалась в РПУ — Российском православном университете на факультете психологии, потому что мне в Консерватории мой научный руководитель мне сказала: «Тебе надо получать другое образование и заниматься этим факультативно». Таким образом я оказалась на факультете психологии, и там доработала эту методику и начала ее применять. И если изначально она была ориентирована на молодых людей, потом она разрослась до детей и стариков. И как-то это всё закольцевалось: я и с пожилыми людьми работаю, и с детьми. В общем, интересная получилась история.

К. Мацан

— Я понимаю, что по радио трудно всю методику описать, и не нужно всех секретов раскрывать. Но всех мы и не раскроем. Но все равно расскажите, если это возможно — вот что происходит? К вам приходит человек и поет. Что вы с ним делаете? Со стороны кажется — что может дать пение? Как пение связано с душой, с личностью? Что вы для себя открыли в этой методике?

Д. Зыкова

— Пение напрямую связано с душой и с личностью, это однозначно совершенно. Это вам скажет любой человек, который хоть раз пришел в храм. Хоть раз услышав церковное пение, сразу всё понятно — насколько раскрывается богослужение именно в звуках песнопений. Потом, у нас же священники и диаконы тоже поют. А с точки зрения именно моей методики, она подразделяется на две ипостаси: одна из них — это индивидуальная работа, а другая — это коллективная работа. Та часть моей методики, которая была применена в детских домах — это была, конечно, коллективная история, коллективная методика. Там целью моей работы было сплотить детей. У меня было 18 детей, которые были специально отобраны так, что там были дети, которых гнобили, и дети, которые гнобили.

К. Мацан

— В одной группе?

Д. Зыкова

— В одной группе. Это было специально сделано, была очень серьезная работа по подбору этой группы. И я могу с гордостью сказать, что к концу работы мы получили очень сплоченный коллектив — семью. В детских домах это самая большая проблема. Там проблема не в еде и одежде, там проблема в том, что дети теряют свою личность. И в этой общности 18-ти мальчишек было очень интересно: там менялись лидеры, через какое-то время и таких ярко выраженных лидеров не было…

К. Мацан

— Фильм «Хористы» вспоминается.

Д. Зыкова

— Очень интересная была работа. И жалко, что это нельзя на государственном уровне провернуть, хотя, мне кажется, что сейчас можно…

К. Мацан

— Вот вы приходите — перед вами либо группа, либо один человек, который, например, зажат. Что вы с ним делаете? Вы с ним начинаете петь? А он никогда не пел, а он не знает как? Вы ему ставите голос, опору, позицию, или начинаете с ним петь просто песни «для души»? Я понимаю, что я сейчас глупые вопросы задаю…

Д. Зыкова

— Нет, это очень умные вопросы. Конечно, мы начинаем петь «для души». Кстати, это очень хорошее выражение. И начиная петь «для души», всё понятно сразу с душой: кто-то не может издать ни одного звука. Он пришел заниматься пением, он хочет петь — но он не может издать ни звука. Кто-то, наоборот, издает какие-то звуки, которых сам пугается. И даже в этих двух примерах сразу всё понятно. Человек, который не может издать звук, он не может высказать, у него проблема с высказыванием, с презентацией себя. То есть того человека, которого он в себе видит, не знает больше никто. Поэтому, скорее всего, почти стопроцентно, у него будут проблемы в общении. Это очень видно, когда, например, человек хочет решить какую-то проблему в своей личной жизни и говорит: «Как же так, почему мне всё время попадаются какие-то подонки?» Обычно это девушки говорят. А спеть она ничего не может, высказать ничего не может. Ну, как подонки попадаются? Они же не знают — кто ты? Когда ты сам не можешь себя никаким образом подать, ты сам не высказываешься. А бывает и обратная история — когда человек начинает петь и говорит… Я, например, его записываю на диктофон и потом ему показываю — «Нет, это не я!» То есть здесь проблема с тем, как ты себя показываешь в обществе: тебе кажется, что ты себя вот так показываешь… Понимаете, на диктофоне это очень легко. Когда, например, ты снимаешь человека на камеру, чтобы он посмотрел на себя со стороны — он начнет играть. Почти невозможно, чтобы он себя показал таким, какой он есть в жизни. А звук снять очень легко. Ты даешь ему диктофон послушать: «Я такой резкий? Нет, это не я!» Пение это такой потрясающий маркер, лакмусовая бумажка — какой человек на самом деле. Это только два примера, а сколько еще есть! Каждый человек настолько индивидуален, что сколько людей, столько и примеров.

К. Мацан

— Дарья Зыкова — солистка Большого театра, психолог, автор метода реабилитации на основе пения сегодня у нас в гостях в программе «Светлый вечер». Кто, с какими диагнозами к вам может обратиться? Про зажатого человека вы рассказали. Но вы ведь работаете, насколько я знаю, и с более тяжелыми случаями.

Д. Зыкова

— Да — с аутистами, у меня был опыт работы с шизофрениками. Но это немного другая история, конечно. С аутистами, кстати, очень интересно работать. Если они идут на контакт звуковой, то это может быть очень интересный способ общения с ними. Это, конечно, очень тяжелая работа, очень! Неврозы, неврозоподобные состояния — это вообще сплошь и рядом. С психозами и с психотическими расстройствами, конечно, сложнее.

К. Мацан

— Не только дети, но и взрослые?

Д. Зыкова

— Безусловно.

К. Мацан

— Вы привели два примера. Мне о чем хотелось бы вас спросить. Наверняка, общаясь с детьми особенно, мы, взрослые, много чего о себе самих пониманием и открываем. Какие примеры, случаи для вас самые дорогие в каком-то личном плане, в плане человеческом, может, в плане христианском?

Д. Зыкова

— Наверное, приведу два примера. Первый пример: работа в детском доме, когда удалось сломить жесткую, холодную, острую иерархию, которая была выстроена в отношениях ребят. Это был мальчишеский детский дом, только мальчики, и уровень насилия, несмотря на то, что там очень старались воспитатели, но уровень насилия был достаточно высокий. И то, что нам удалось в рамках небольшой группы полностью изменить отношения между мальчишками… Я знаю, что потом уже, когда я закончила свою работу, мне говорили воспитатели, что мальчишки, эти 18 человек, они зажили одной большой семьей, друг друга очень защищали. Это было для меня самое главное, потому что там была именно работа на то, чтобы было именно так. А второй пример приведу: как-то ко мне как-то обратилась семья, которая была на грани развода. И обратились они с тем, сам запрос был такой, что ребенок очень переживает. Им самим все равно, а вот ребенок переживает. И они у меня пели всей семьей: сначала пел ребенок, потом пела мама, потом пели все втроем, потом пели мама и папа. Насколько я знаю, до сих пор они не развелись.

К. Мацан

— Это хорошо, это хороший результат.

Д. Зыкова

— Это очень хороший результат. Понятно, что это не только моя заслуга, безусловно. Пение семьей — очень важная вещь, потому что люди начинают друг друга слушать. В основу семейной методики я заложила фактор слышания друг друга. Например, мама поет одну строчку, потом я показываю на кого-то из членов семьи — то есть они все должны быть готовы петь следующую строчку (выбирается песня, которую все знают, естественно). Потом папа, например, поет следующую строчку. Потом я маму прошу: «А теперь вы подстраивайтесь к этому делу». То есть они уже поют вместе. Во-первых, это просто весело очень. А во-вторых, они просто начинают друг друга слушать. Потому что, как правило, в основе развода лежит нежелание и неумение слушать друг друга.

К. Мацан

— Это очень интересно, что для пения нужно слушать и слышать, включать этот рецептор слуховой, на нем концентрироваться. А может быть, мы можем сказать людям, что в принципе полезно петь семьей вместе?

Д. Зыкова

— Однозначно.

К. Мацан

— Какие советы вы можете дать семье, или родителям, чтобы они пели с детьми?

Д. Зыкова

— Обязательно! Я вообще ни в коем случае эту методику не считаю какой-то закрытой: что только вот я разработчик этой методики, и что вы должны непременно ко мне прийти и непременно со мной петь. Ни в коем случае! Непременно петь всей семьей — на праздниках, завести какие-то свои любимые песни. Я не знаю по поводу караоке, хотя можно и какое-то домашнее караоке. Это такая серьезная помощь семье, просто невероятная! Поэтому, мне кажется, что это совершенно необходимая вещь.

К. Мацан

— Я вот еще о чем хотел вас просить. Бывает же такое, что родитель хочет, чтобы ребенок запел, а ребенок не хочет этого или стесняется, или как-то зажимается. Что надо говорить ребенку в этом случае? И что не надо говорить ребенку в такой ситуации?

Д. Зыкова

— Здесь есть несколько моментов, на которые стоит обратить внимание. Когда я еще только преподавала вокал после консерватории, я часто сталкивалась с тем, что мама приводит девочку или мальчика и говорит: «Вы знаете, она невероятно одарена, вы непременно должны сделать из нее лауреата международных конкурсов». А ребенку это совершенно не нужно. Становится понятно сразу, что мама реализует в ребенке свои какие-то недостигнутые ею высоты. И в таком случае, конечно, нужно разговаривать с мамой, а не с ребенком, потому что с ребенком разговаривать бесполезно — он делает то, что хочет мама. Это тоже нехорошо, кстати. А есть и другие истории — вы правильно совершенно сказали, когда ребенок просто зажат. И в этом случае стоит разговаривать и с ребенком, и с мамой. Потому что зажатость бывает врожденной, это просто свойство характера бывает, но, как правило, она очень сильно усугубляется в доме. Значит, есть какой-то стрессовый фактор, который не уходит, который повторяется, который имеет постоянную константную историю, то есть ребенок постоянно находится в состоянии, когда он зажат. И он не может просто взять и спеть вам спокойно и без проблем. И не сможет, и не будет! Кстати, это интересный диагностический прием.

К. Мацан

— Попросить спеть.

Д. Зыкова

— Да, попросить спеть.

К. Мацан

— Есть еще одна громадная тема, которую с кем, как не с вами, обсудить: роль классической музыки в семье, в доме, в воспитании ребенка. И не каждому взрослому очевидно, зачем нужны эти скучные симфонии, оперы и т.д. и т.п. А уж вдвойне вопрос: если уж есть желание, если есть такая потребность, как приобщить к этому ребенка? Вести в театр на оперу, наверное, можно, если ребенок совсем интересующийся. Но в целом это ребенку будет тяжеловато. Вот как самому себе объяснить, что классика важна и нужна? Как это ребенку передать?

Д. Зыкова

— Сложный вопрос. Сейчас такое громадное количество информации, в том числе и музыкальной, что часто, может быть, ты сам и хотел бы послушать что-то, но просто нет сил на это. Кстати, очень многие взрослые приводят детей на концерты, и только таким образом и общаются с классической музыкой — только потому, что они где-то на подкорке понимают, что надо бы привести ребенка. Но вообще, я бы, наверное, посоветовала, прежде чем ребенка куда-то вести, самим посмотреть — что есть в наличии? Например, в Большом театре сейчас есть замечательная опера, правда, она только под Новый год идет — «Кай и Герда» Баневича. Я говорю это не потому, что я там главную партию пою, а потому, что это действительно чудесный спектакль. Это неожиданно для Большого театра, потому что именно детская рубрика. Как приучить? Наверное, начинать с малого: что-то популярное, что-то очень красивое. Начинать с Вагнера, наверное, сложновато (смеется).

К. Мацан

— Многим взрослым сложновато начинать с Вагнера. Даже продолжать с Вагнера сложновато…

Д. Зыкова

— Даже продолжать, да. (Смеются.) Да, начинать с чего-то популярного. А почему нет? Оно же не случайно популярное, а потому что это гениальные примеры классики. Почему нет?

К. Мацан

— А вы как этот вопрос с вашими детьми решаете?

Д. Зыкова

— У меня автоматически решился этот вопрос, потому что мой сын артист детского хора Большого театра (смеется), поэтому у него с классикой всё в порядке. Но так как у меня муж — дирижер Большого театра, я — певица, а ребенок — артист детского хора, у нас, конечно, музыки такое количество, что что-то дополнительное уже трудно на самом деле. Поэтому мы пытаемся культурное дополнение получить благодаря музеям, какими-то немузыкальными способами.

К. Мацан

— Тогда вопрос возникает другой: не классическая музыка в семье звучит?

Д. Зыкова

— Конечно! Моему ребенку 14 лет, у него звучит в ушах не классика. Когда едешь за рулем, можно что-то такое включить. Хотя в последнее время я попсу совсем не воспринимаю, но это уже, наверное, в связи с приближением пенсии. (Смеется.)

К. Мацан

— Мне кажется, что в разном возрасте люди не воспринимают попсу. К тому же, когда есть такое воспитание… Вы же тоже — я открою небольшой секрет — вышли из детского хора Большого театра. Мы с Дарьей и познакомились тогда, когда я был маленьким мальчиком и пел в детском хоре Большого театра, а Дарья была инспектором Большого театра, как сегодня бы сказали, продюсером. С тех прошло много лет, а Дарье по-прежнему 18. Дарья Зыкова — солистка Большого театра, психолог, сегодня с нами проводит «Светлый вечер». В студии Константин Мацан. Мы прервемся и вернемся к вам буквально через одну минуту, не переключайтесь.

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Еще раз здравствуйте, дорогие друзья! В студии Константин Мацан. У нас сегодня в гостях солистка Большого театра Дарья Зыкова. Дарья также создатель уникальной методики реабилитации людей, детей в сложных ситуациях: в стрессе, в болезни, с инвалидностью. Эта методика основана на пении, на занятиях вокалом. Мы об этом говорили и еще сегодня будем говорить. А сейчас я хотел бы к такой теме обратиться: к детскому хору Большого театра. Я очень хорошо помню, что мы пели много того, что можно назвать религиозной музыкой. И русских композиторов, и зарубежных, таких, как: Перголези, Бриттен — всё это так или иначе какие-то псалмы, молитвы. И спустя много лет я вдруг осознал, что я знаю наизусть, еще даже не будучи церковным человеком, молитву «Отче наш» просто потому, что мы пели ее в хоре. Вот вы так киваете — вы так же это переживали?

Д. Зыкова

— Абсолютно точно. Я могу даже сказать, что, придя в Церковь, потихонечку входя в Церковь, я до сих пор Литургию люблю больше, чем Всенощную именно потому, мне кажется, что так как мы пели литургической музыки очень много, я четко знаю, что за чем идет. Сейчас я уже, конечно, больше в смыслы углубляюсь, а изначально, когда я пришла в храм, я четко знала: ага, «Херувимская», за ней «Милость мира», потом «Отче наш» и уже скоро конец, — думала я 15 лет назад. Тем не менее, это очень важно, потому что когда ты приходишь в храм, ты думаешь: ага, это всё мое знакомое, прекрасно!

К. Мацан

— В детском возрасте смыслов текстов не то что не понимаешь — не вдумываешься. Потом уже время проходит, и ты понимаешь, что́ ты все это время пел. Вообще, путь человека к вере и в вере всегда состоит из этапов, это не бывает одним таким большим скачком — это цепочка разных открытий, откровений и маленьких шажков. Но, тем не менее, это этапы, которые меняют, и эту перемену в жизни ты не можешь не заметить. А какие этапы были у вас в связи со своим приходом к вере?

Д. Зыкова

— Очень трепетный вопрос. Есть повод вспомнить мою прабабушку, Царство ей Небесное, Глафиру Николаевну Зыкову, фон Люде в девичестве, которая весь долгий советский период ее жизни не просто верила в Бога, а ходила в храм, и не боялась. Конечно, она привела меня к вере. А потом был Андрей Георгиевич Заборонок…

К. Мацан

— Руководитель детского хора Большого театра на протяжении многих лет.

Д. Зыкова

— И я думаю, что Андрею Георгиевичу зачтется в свое время то множество детей, которые прошли через детский хор — они, конечно, стали людьми верующими в основном именно благодаря той музыке, которую мы пели. Например, среди нас, среди выпускников, точно есть одна монахиня, замечательная мать Таисия. И я знаю очень большое число людей, которые настоящие христиане. Уж какие христиане — это уже другой вопрос, но христиане, ходящие в храм. Не верящие в душе где-то там, а ходящие в храм. Ну, а потом какие-то встречи, встреча — это очень важно в жизни. Есть какие-то встречи с людьми — будь это священники, монахи, которые потихоньку что-то приоткрывают. По их молитвам, скорее, я бы так сказала, по их молитвам что-то приоткрывается. И мама моя, человек весьма советский, вдруг в какой-то момент обратилась к вере, стала человеком верующим. И иногда мне выдает какие-то простые истины, которые переворачивают мое сознание совершенно.

К. Мацан

— Например?

Д. Зыкова

— При том, что я считала свою маму человеком закоренело советским, как-то раз она мне сказала: «Для того, чтобы предаться воле Божьей спокойно, надо просто всё делать последовательно. Не всё махом, а сначала сделать один шаг, шажок, потом еще один шажок, потом еще один шажок — и таким образом в душу придет мир».

К. Мацан

— Как мудро.

Д. Зыкова

— Это невероятно мудро. Я потом что-то подобное читала, по-моему, у Николая Сербского, но уже потом. И я была просто потрясена, потому что мне-то казалось: ну я-то молодец, а мама — ну, она же просто мама. А оказалось, что вот так вот…

К. Мацан

— Вы в своей речи сами привели такое противопоставление: верить в душе или ходить в храм. Понятно, что это противопоставление несколько искусственное в том смысле, что человек, который ходит в храм, в душе тоже, безусловно, верит. Но есть вопрос, который часто звучит в адрес верующих людей: «Зачем нужна Церковь? У меня Бог в душе». Вот как вы для себя эту проблему решаете, что вы для себя на этот вопрос отвечаете: зачем нужна Церковь и храм?

Д. Зыкова

— Здесь есть чисто догматический ответ, очень прямой: просто потому, что Причастие в храме. Можно всё что угодно говорить — да, бывают разные священники, бывают очень разные прихожане, бывают даже монахи очень разные, но Христос один. И Он в храме. Безусловно, если Его нет в сердце, то и до храма не дойдешь, но все-таки Он там — Тело и Кровь Его только там. А если с юмором, я тут совершенно случайно увидела изречение отца Димитрия Смирнова, который сказал, что «всем, кто верит в душе, я предлагаю получать зарплату в душе, ходить на свидания в душе и т.д.» (Смеется.) Конечно, нужны какие-то поступки. Если ты веруешь в душе — верь ради Бога. Но действуй! «Я мама в душе», — ну, как я могу быть мамой в душе? Когда я должна накормить, напоить, отвести, привести, постирать…

К. Мацан

— Вот вы упомянули Андрея Георгиевича Заборонка, руководителя детского хора. Я очень хорошо помню, как он работал с детьми. Само собой, как у опытного педагога, любящего детей, у него никогда не было формального подхода, но еще это был и очень глубокий подход. Речь шла о каком-то религиозном музыкальном произведении в репертуаре хора — я очень хорошо запомнил этот момент, он в памяти у меня отпечатался. Он говорил: «Дети, понимаете, мы же поем молитву», — пауза. Он даже как будто сам с собой разговаривал. «Вот вы когда-нибудь молились? — спрашивал руководитель хора. — Я помню, что я вот так по-настоящему молился один раз в жизни. И я получил ответ…» Я сейчас своими словами пересказываю — я помню, что на меня это такое впечатление произвело! Может быть, это был первый в моей жизни взрослый, который всерьез сказал, что у молитвы бывает ответ, что-то серьезное такое. Конечно, он потрясающий педагог, очень хочется передать ему привет и пожелать всяческих успехов.

Д. Зыкова

— Обязательно!

К. Мацан

— Получается, что у вас вся жизнь музыкальная в той или иной степени связана с Большим театром: от детского хора до солистки Большого театра. С одной стороны, храм искусства, главный театр страны. Для нас, людей, со стороны смотрящих на Большой театр, это связано с вдохновением, с какими-то большими мэтрами, имена которых мы знаем. А для вас это работа — приходить в Большой театр каждый день или через день и работать там. Каково это переживать, как это: буднично трудиться в главном театре страны?

Д. Зыкова

— Конечно, как всё на свете, работа в Большом театре тоже переживает свои трансформации. И если в детском хоре это была какая-то одна работа, я еще прошла стадию организаторской работы в детском хоре — это другая работа. Конечно, в опере — это совершенно другая история, совершенно другая работа, которая, к большому сожалению, совсем не всегда связана с вдохновением, с совершенствованием мастерства своего музыкального… Хотя, может быть, я так говорю именно потому, что я себя больше причисляю к человеку церковной направленности, православной направленности… Везде можно видеть Царство Божие, везде — даже в театре. И там часто это очень хорошо заметно. Но конечно, театральная работа — это всегда некий компромисс…

К. Мацан

— С совестью?

Д. Зыкова

— В чем-то да, в чем-то с совестью, в чем-то с какими-то своими внутренними установками, внутренними устремлениями. Приведу простой пример. Например, я пела Пасхальную службу, которая, конечно, очень тяжелая. Потом у меня два дня голос был не готов работать так, как нужно работать в театре. Совершенно очевидно, что в следующее воскресенье я на службе не пела. Потому что в эту неделю у меня были два огромных спектакля и генеральная репетиция, то есть в воскресенье я в храм не пошла. Я не пела, в храм не пошла, я должна была отоспаться, отъестся, потому что это было, во-первых, после поста, во-вторых, голос очень устает, когда поешь на клиросе. У меня устает, я не знаю, как у других — у меня устает.

К. Мацан

— Повезло какому-то храму: солистка Большого театра на клиросе поет.

Д. Зыкова

— Я пою в храме святых апостолов Петра и Павла, это храм, который на сегодняшний день принадлежит Сербской Патриархии, и настоятель, викарий Сербского Патриарха, владыка Антоний — замечательный, чудесный совершенно священник, у него очень чистая, искренняя вера.

К. Мацан

— И у вас возникает некое противоречие между церковной жизнью и работой в этом смысле?

Д. Зыкова

— Нет, противоречия нет. Скорее, небольшое сожаление, что когда-то я подчиняю свою церковную жизнь театру, и почти никогда наоборот. То есть мои походы в храм подчинены расписанию в театре, а не расписание в театре подчинено моим походам в храм.

К. Мацан

— Как в идеале должно было бы быть.

Д. Зыкова

— Да, как в идеале должно было бы быть. Например, 16-го апреля у меня была репетиция, я вечером пришла на репетицию, отработала большую трехчасовую репетицию.

К. Мацан

— На Пасху это было.

Д. Зыкова

— Да. И 15-го апреля, в субботу, тоже была репетиция… Кстати, в этом году впервые ее отменили, субботнюю репетицию, я была потрясена этим фактом, это не могло меня не радовать.

К. Мацан

— Наверное, пение в храме и пение на сцене Большого театра — это разный внутренний опыт. И мне бы очень хотелось у вас спросить: а в чем особенность того и другого, если их сравнивать?

Д. Зыкова

— Пение в храме, как и вообще наша жизнь в храме, это большая тайна внутренняя. Пение в храме часто бывает просто формальным, потому что надо просто спеть то, что написано — это не всегда бывает очень простое произведение. Но когда это то произведение, где ты можешь себя «отпустить», как бы петь «на автомате», но внутри тебя какая-то духовная работа идет. Обычно, как правило, это если ты причащаешься в эту службу, то, конечно, это что-то такое… Ты понимаешь, что Господь тебе позволил участвовать в богослужении, участвовать в богослужении вместе с предстоящими. Это очень дорого стоит. А в театре — в театре просто сложная музыка, сложные произведения, сложное пение, поэтому... Но там тоже без молитвы нельзя.

К. Мацан

— В театре?

Д. Зыкова

— Да, не получится никак. Только так. Кстати говоря, в театре очень много верующих людей, подавляющее большинство, очень много.

К. Мацан

— Дарья Зыкова — солистка Большого театра, психолог, проводит сегодня с нами «Светлый вечер». Мы начали говорить уже о Большом театре. Вы очень интересно рассказываете о театральной работе. Часто у людей искусства есть такое выражение «служить искусству». Вы как-то киваете, улыбаетесь (смеются). Что за реакция?

Д. Зыкова

— Да, к сожалению, есть такое выражение, и оно людьми воспринимается как должное: «служить искусству». На самом деле, никакого служения искусству, на мой взгляд, — в данном случае, уже на взгляд практикующего психолога, — никакого служения искусству нет. Есть служение себе — это точно совершенно. Себе в искусстве. Трудно себе представить балерину, которая танцует у себя на кухне и говорит: «Нет-нет, я буду служить искусству, и никому не буду себя показывать. И только на кухне — вот я заперлась на четыре замка, и буду служить искусству». Такого же нет, правильно? Все же служат искусству там, где аплодисменты. Даже не деньги, а аплодисменты. Поэтому все эти разговоры про служение искусству, к сожалению огромному, это все-таки разговоры. Это я вам говорю как дипломированный психолог. Отсюда все проблемы артистов, спортсменов, танцовщиков, музыкантов. И все душетрепещущие программы, которые выходят по телевизору про ушедших кумиров, что «он служил театру, а оказался в нищете» — очень грустно, очень грустно. Наверное, я сейчас какие-то страшные вещи говорю для артистов, но, тем не менее, это все-таки служба себе, себе — не театру.

К. Мацан

— А что делать тогда? Мы же не можем обойтись совсем без артистов?

Д. Зыкова

— Конечно, не можем. Но вообще…

К. Мацан

— Это же важно не только для артиста. Эта проблема служения себе, наверное, в той или иной степени актуальна для каждого человека: служение своему интересу, поставить себя в центр мира. Просто, наверное, — возможно, если я ошибаюсь, вы меня исправьте, — просто у артиста больше возможностей это именно так понимать и именно так реализовывать — он на работу такую ходит. У машиниста электропоезда просто нет таких искушений, как у артиста. А что же тогда артисту делать?

Д. Зыкова

— Что делать? Спасаться. В театре. И это очень интересно.

К. Мацан

— Это очень провокационно звучит…

Д. Зыкова

— Да, это очень провокационно, но очень интересно. Мы все, так или иначе, проходим какие-то искушения. Вот так предаваться воле Божьей, как в театре, невозможно, по-моему, нигде — потому что ничего от тебя не зависит: ты можешь петь, играть, танцевать лучше всех, но поставят на партию кого-то другого. Принять, смириться, поблагодарить, найти в этом какую-то чистоту и Божий смысл и Божью волю — это просто чудесно совершенно. Но это очень трудно. Но пройти это горнило и очистить себя этими углями — почему нет? Вот ты получил эту профессию — иди этим путем тогда.

К. Мацан

— Вам такое доводилось переживать?

Д. Зыкова

— Да, очень часто. Моя жизнь в театре складывалась и складывается не просто, очень не просто. Вы спрашивали про этапы большого пути, про этапы веры — вот один из очень серьезных этапов был, когда я бегала в храм и просила, чтобы мне дали партии. А потом в какой-то момент я поняла, что это надо прекратить, потому что это нехорошо, неправильно. И просто в этих обстоятельствах попытаться принять волю Божью о себе.

К. Мацан

— И партии стали появляться, наверное?

Д. Зыкова

— Да. Не так быстро, как хотелось когда-то, но вместе с партиями стало появляться еще что-то другое, значительно более драгоценное.

К. Мацан

— А что? Как вы это формулируете, если это можно сформулировать?

Д. Зыкова

— Да, если это можно сформулировать, хороший вопрос… Я самонадеянно скажу, что какая-то доля смирения приходит потихонечку.

К. Мацан

— По мере понимания, что такое смирение, что оно бывает вообще…

Д. Зыкова

— Да-да. Что оно бывает, и что оно совершенно необходимо. И тут в этом смирении еще очень важно понимать, что это смирение должно быть вместе с отсутствием зависти к тому человеку, которому дали вместо тебя, и найти какую-то любовь по отношению к нему. Это самое сложное. Это очень сложно, это почти невозможно, но, тем не менее — это такая невероятная школа духовной жизни, которая, возможно, в других обстоятельствах была бы более затруднительна. А тут тебе раз и пожалуйста — упражняйся. (Смеется.)

К. Мацан

— У вас удивительный подход к этим вещам. Вообще, мне кажется, что для нашего времени сегодняшнего, да и для любого времени, но сегодня, возможно, особенно, слово смирение становится синонимом слабости: опустить руки, ничего не делать. И вправду можно часто услышать: «Ну что — смирение? Я же должен дерзать, я не из тех, кто лежит на диване и смиряется». Но как я понимаю вашу мысль, что смирение — это не пассивность.

Д. Зыкова

— Конечно, нет. Смирение — это когда ты сделал всё, что смог в этих обстоятельствах. Но по какой-то причине что-то сложилось определенным образом и как бы не в твою пользу. Но это нам кажется, что не в нашу пользу, а на самом деле — в нашу. Точно. Проходит очень короткое время, и ты оглядываешься назад — это любой человек скажет, — ты оглядываешься назад и понимаешь, что всё сложилось ровно в твою пользу. Но принять это в тот момент, когда тебе говорят, что ты не подходишь, а ты понимаешь, что это не так, что есть какие-то обстоятельства другие. А может быть, и так, но все равно очень обидно. Вот эту обиду нужно попытаться трансформировать во что-нибудь другое — в духовном смысле. Вы совершенно правильно сказали, что это в любой профессии, абсолютно в любой. Даже дома, когда ты понимаешь, что ты прав, а муж, ребенок или мама поступили с тобой как будто бы несправедливо, принять это — очень такое нужное упражнение.

К. Мацан

— И полезное. Приход к вере часто заставляет, как мы можем судить по опыту людей, приходящих к вере, что-то в себе менять. А что тяжелее всего в себе менять, как вам кажется?

Д. Зыкова

— Любовь к себе менять на любовь к Богу. И в этой любви возвращаться к любви к себе в другом качестве — по кольцу.

К. Мацан

— Это, наверное, путь длиною в жизнь.

Д. Зыкова

— Да, наверное, да.

К. Мацан

— Мне кажется, что вам колоссальную поддержку в вашей работе в театре оказывает психологическое образование.

Д. Зыкова

— Да.

К. Мацан

— А наоборот происходит? Психологу и вокалисту легче, чем просто психологу?

Д. Зыкова

— Конечно, безусловно. Я консультирую еще и бизнесменов, и мой опыт побед, опыт побеждать я могу им передать с точностью до каких-то пунктов. То, как надо побеждать, какая должна быть мотивация, потому что вопрос мотивации — это основной вопрос в работе психолога. Найти мотивацию, найти нужную мотивацию. И в этом смысле опыт выхода на сцену, в том числе на сцену Большого театра, вот то преодоление, с которым приходится иметь дело, конечно, я могу передать другим людям, которых я консультирую.

К. Мацан

— Давайте мы, уже двигаясь к завершению программы, вернемся к тому, с чего мы начали: к методу реабилитации, помощи людям в разных стрессовых ситуациях, с проблемами со здоровьем и инвалидностью, на основе вокала. Если у человека возникло желание с вами поработать, как вас найти?

Д. Зыкова

— Я сейчас принимаю только в одном месте, у меня просто нет другого времени: я принимаю в Международном институте психосоматического здоровья на Неглинке. Как только мне позволяет возможность в театре, я там веду приемы. Пока ни в каких других местах, к сожалению, у меня времени вести прием, хотя у меня предложений много. Но в связи с достаточно плотным графиком театральным, я только там веду приемы. Мы сейчас ведем переговоры с одним благотворительным фондом, я не могу сейчас разглашать. Может быть, будет раз в неделю по воскресеньям возможность заниматься детишкам, которые вышли из детских домов, или их уже усыновили, взяли под опеку, и они должны социализироваться в новых для себя обстоятельствах. Вот этот фонд сейчас ведет со мной переговоры. Если мы придем к консенсусу временно́му, то это будет тоже возможно.

К. Мацан

— Возможно, последний вопрос задам. Для нас, обычных слушателей, тех, кто со стороны наблюдает… Я в начале программы сказал, что это круто — Большой театр. Некий статус звезды такой возникает: вот есть солистка Большого театра, и сразу воображают себе, что у звезд квартиры в центре Москвы с большим роялем, они репетируют там… А вы едете в детские дома, занимаетесь с детьми — это совсем другая жизнь, как будто две параллельные какие-то реальности. Что человек приобретает от такого погружения, в частности в общение с детьми в детских домах, и вообще с теми, кому нужна помощь?

Д. Зыкова

— Проблема заключается в том, что у меня квартира в центре Москвы с роялем как раз (смеется).

К. Мацан

— Я не знал.

Д. Зыкова

— Мой муж довольно известный дирижер — Павел Сорокин. Благодаря ему у меня есть квартира в центре Москвы с роялем. Но вы очень правильно сказали, что эта работа с детьми, и вообще, с людьми как бы нуждающимися, она дает человеку то, в чем он нуждается, но не отдает себе в этом отчет. Поэтому там происходит такой обмен, совершенно невероятный. Это очень дорогого стоит. Поэтому я всех призываю немедленно делать благие дела, вот прямо начиная с этой секунды, и идти в благотворительность обязательно. И как психолог могу сказать, что человек получает только тогда, когда он свое сердце опустошает: он отдает, там становится пусто, и туда Господь наливает. Если человек в сердце держит — ничего ему не придет. Надо сначала отдать. Потом придет обязательно, и придет очень много.

К. Мацан

— А потом в Большой театр на спектакль с участием Дарьи Зыковой. Дарья Зыкова — солистка Большого театра, колоратурное сопрано, если я не ошибаюсь.

Д. Зыкова

— Да, правильно.

К. Мацан

— Психолог, автор уникальной методики помощи людям в стрессе, людям с проблемами со здоровьем, методики на основе занятий вокалом, сегодня провела с нами «Светлый вечер». Спасибо за эту очень теплую, очень глубокую беседу. В студии был Константин Мацан. До свидания, до новых встреч на волнах радио «Вера».