У нас в гостях был историк, специалист научного сектора исполнительной дирекции Российского Военно-Исторического общества Константин Пахалюк.
Разговор шел о причинах начала Первой мировой войны, почему Россия вступила в конфликт, и о том, каковы были основные последствия этой войны.
— Вопрос здесь несколько иной. Мы должны разделять — это нормально в социологии, в исследовании наций, множество литературы написано, — между сознанием традиционным, в нашем случае крестьян, и сознанием современным, модернистским — образованной интеллигенции.
В. Емельянов
— То есть горожане — интеллигенция, и крестьяне — село.
К. Пахалюк
— Да. Мыслят и воспринимают себя и свою страну несколько по-разному.
В. Емельянов
— Как и везде, как и всегда.
К. Пахалюк
— Да, как и везде, как и всегда. И Россия в данном случае тоже…
В. Емельянов
— И сегодня тоже.
К. Пахалюк
— Сегодня разница несколько меньше, по крайней мере, благодаря средствам массовой информации.
В. Емельянов
— Ерунда полная. Совершенно разные люди — горожане и…
К. Пахалюк
— Я не говорю о том, что разные, мы несколько об иных вещах. Все мы разные. Вот как бы объяснить? Такой момент — разница всегда есть между всеми. Но всегда есть при этом нечто общее. И на чем делать акцент — общее или разница — вот эта проблема. Как осмыслять, что на территории Малороссии говорят на своем говоре — это просто говор или это отдельно, уже украинцы?
В. Емельянов
— Язык называется «суржик».
К. Пахалюк
— А вот украинцы говорят — нет, это отдельный народ, у нас есть украинский народ. Сначала появляется интеллигенция, которая это придумывает, потом объясняют то, что мы отдельный народ. Разница между жителем Киевской губернии или под Брянском в селе, она не такая уж большая, она, может, и минимальная.
В. Емельянов
— Я соглашусь.
К. Пахалюк
— Вот где эту границу провести? Это всегда проблема. Когда мы говорим о нации, диалекте…
В. Емельянов
— Костя, здесь еще вот в чем проблема — а кому надо проводить?
К. Пахалюк
— Вот в том-то дело — и кому надо в том числе.
В. Емельянов
— Понимаете, в чем дело. Вот люди-то — как вы говорите, украинская какая-то часть и вот рядом Белгород совсем, — они-то эту границу для себя не проводят. Они ходят с мешками, с сумками — к теще, к зятю, к дочке туда-сюда. Но, кому надо проводить эту границу?
К. Пахалюк
— Я бы сказал даже больше. Именно во второй половине 19-го века, особенно начиная с Александра III, как раз таки у нас в России начинаются активные усилия по строительству, по конструированию, созданию российской нации — осознанию, что мы именно русские. Не только Православие, не только монарх, но и то, что наш монарх русский, он опирается на эту нацию.
В. Емельянов
— Я хотел бы здесь подискутировать. Российская нация — это такая же аберрация, как советский народ. Что такое российская нация? Объясните мне, пожалуйста. Я не понимаю.
А. Пичугин
— Новая общность. «Советский народ гудел от Москвы до окраин», — я помню стихотворение.
В. Емельянов
— Это про советский народ. А про российский народ есть тоже такие строки?..
А. Пичугин
— Но это уже было написано в российский период…
В. Емельянов
— Я не понимаю, что такое российский народ? Что такое российская нация? Я не понимаю, что это такое?
К. Пахалюк
— Вы задаете тот же вопрос, который задают практически все нормальные люди по той причине…
А. Пичугин
— Что нас цементирует в итоге?
К. Пахалюк
— Смотрите, я, поскольку оставаясь все-таки в научном поле, скажу так. Небольшой экскурс. Идея нации, она восходит, по крайней мере актуальной становится в годы Великой французской революции, конец 18-го века, и предполагает о том, что политические и культурные границы сообщества должны совпадать. И о том, что политик говорит не от лица того, что «я царь, у меня отец был царем, и Бог меня поставил править», а говорит о том, что «я вами правлю, потому что я представитель вот этой нации, вот этого единства». Что класть в основу этого единства — это вопрос следующий. Можно в его основу класть принцип гражданства — гражданская нация, как во Франции. Можно класть этнический или языковой принцип — это уже вопрос конкретной исторической ситуации в той или иной стране.
В. Емельянов
— Мы какой кладем вопрос? Прошу прощения за бедность речи.
К. Пахалюк
— Сегодня или когда?
В. Емельянов
— Сегодня.
К. Пахалюк
— Сегодня в основу российской нации, по крайней мере при Ельцине, пытались положить гражданский принцип. Это не удалось. Единственно актуальное, когда говорят нация — кладется этнический принцип, который ведет к, скажем так, не очень хорошим последствиям для нашей страны, учитывая ее многоэтнический состав.
В. Емельянов
— Ну, подождите. Скажем, в многоэтнической стране Америке ничего такого страшного не происходит.
К. Пахалюк
— Потому что там гражданская нация.
В. Емельянов
— А у нас нет гражданской нации?
К. Пахалюк
— У нас нет. У нас пытались — у нас не проходит, по той причине, что… Кстати, советская нация так же была гражданской. Но у советской нации были достижения — космос, великая победа, социальное государство и т.д. И это, по крайней мере, еще заставляло многих верить. Вот что позитивного вкладывается в российскую нацию — вот это не очень понятно.
А. Пичугин
— Константин Пахалюк — историк, научный сотрудник Российского военно-историчес
К. Пахалюк
— Да, я тоже об этом подумал.
В. Емельянов
— Жаль. Я хотел бы продолжить про наше сегодняшнее время, потому что это всегда интересно. Но вернемся к Первой мировой, коли мы с нее начали. А вот давайте, знаете, в каком контексте. А мы-то, что мы можем сегодня, почти уже в 2017-м году? Посмотрите — сколько лет прошло. Мы с вами ровесники, для нас эта Первая мировая война — это, вообще, так далеко. А что нас… Вот есть какой-то мосточек, что нас связывает? И мы какие выводы должны для себя сделать? Может быть, что-то, чтобы не повторить чего-то? Или наоборот?
К. Пахалюк
— Когда историк смотрит на историю Первой мировой войны, он пытается прежде всего разобраться в этих событиях. Когда задается вопрос о выводах — это то, что на Западе называется «паблик хистори». У нас это публичная история, то есть историческая экспертиза — это две разные плоскости.
В. Емельянов
— Я предлагаю назвать это хорошим русским словом — рассуждения.
К. Пахалюк
— Рассуждения, да. Но в данном случае я привык все-таки к более конкретным и точным терминам. Если мы говорим об истории Первой мировой войны именно в этом ключе, во втором, то, понятное дело, что это выборочный взгляд на историю. И продолжая говорить в этом плане, я могу лишь обратить внимание на некоторые процессы, которые мне кажутся интересными. Это не значит, что всё, что я скажу дальше, отражает всю историю Первой мировой войны. Но есть несколько важных интересных моментов.
В. Емельянов
— Давайте.
К. Пахалюк
— Например, такая вещь, кстати, ныне тоже актуальная — как шпиономания. Когда начинается война и говорят о том, что вот немцы предатели. А кто такой немец? А вот императрица немка — она из Германии.
А. Пичугин
— Ходили же тогда разговоры относительно Александры Федоровны.
К. Пахалюк
— Ходили, и много ходило разговоров. И то, что она уже была православная и была абсолютно русская по своему сознанию и православная — всем было плевать. Она немка, она происходит из Германии.
А. Пичугин
— И шпиона Распутина припоминали.
К. Пахалюк
— И шпиона Распутина. И генерал Ренненкампф — предатель, потому что фамилия немецкая. Что стоит за этой логикой? За этой логикой стоит расизм, по большому счету. Если вы считаете, что…
А. Пичугин
— Бытовое сознание, скорее.
К. Пахалюк
— Оно же — расизм. Расизм может включать в себя…
В. Емельянов
— Ничего себе! Бытовое сознание — расизм. Я не знал, что можно знак тождества поставить.
А. Пичугин
— Бытовое сознание вполне себе может включать и расизм, и шовинизм, и всё что угодно.
К. Пахалюк
— Если вы считаете, что человек является немцем, потому что у него есть кровь немецкая и что это определяет его поведение, и если вы считаете его предателем на основании того, что у него немецкая кровь…
В. Емельянов
— То я заблуждаюсь.
К. Пахалюк
— То да, заблуждаетесь. С научной точки зрения это — расизм. Вот эта идея страну погубила тогда. Это был один из таких камней в будущую революцию. Другой момент — я уже сказал по поводу отъема собственности. Скажем так, тоже первый шаг к дальнейшим переделам крестьянским, уже более кровавым — 17-го и 18-го годов. Более того, здесь тоже момент такой политический. 16-й год, когда, казалось бы — победа, Брусилов и прочее, но общество-то к тому времени уже разочаровалось в стране. Оно разочаровалось даже не в стране — в армии, в царе, в том, что возможна победа. Вот мы так идем, вкладываемся, вот, казалось бы, хорошие солдаты, мы сражаемся, и вдруг нет победы. Люди ждали, что если Брусилов, то должно быть как-то ярко всё, громко — мы уже сразу через три дня кавалерийским рейдом входим в Вену, потом в Берлин — таких побед ждали, громких. Когда их не видели, начали разочаровываться и говорить о том, что царь дурак, генерал дурак, все дураки, управлять не умеют. И под эту идею как раз таки решила проявиться тогдашняя оппозиция. Я не хочу называть слово «либеральная», потому что она…
В. Емельянов
— Сейчас не модно это или что?
К. Пахалюк
— Нет, потому что сегодня либерализм противопоставляе
А. Пичугин
— Давайте мы не будем играть в эти игры.
К. Пахалюк
— Оппозиция в виде Гучкова, октябристов, и Милюкова, кадетов, которая ввиду ухудшения ситуации в Петрограде решила — а почему бы не перехватить власть? Они искренне верили, что они смогут эту власть удержать и привести к победе, но не понимали… Такой момент, кстати: Милюков в 18-м году уже это признал, он уже это понял — что не надо было перехватывать власть, нужно было подождать до победы, не нужно было идти на подобные авантюры. Нельзя ставить свое личное в период конфликта, тяжелого конфликта, выше общественного. То есть он это признал потом — свою политическую недальновидность
В. Емельянов
— А надо было в концлагере?
К. Пахалюк
— Либо в крестьянские семьи…
А. Пичугин
— Никто еще не знал, что это такое.
К. Пахалюк
— …как рабочие руки. Ну, мужики на фронте, нужно же, чтобы кто-то работал. Логично? Логично.
А. Пичугин
— А как их потом возвращали?
К. Пахалюк
— Это уже отдельная история. Хитрость в чем? Смотря, как еще он в этой рабочей семье живет. Мужика нету, он на работе, в постели с этой женой. Соседи пишут мужику на фронт. И подобных моментов несправедливости
А. Пичугин
— Насколько же сдала, простите, советская система в 60-е годы, когда во время малоизвестных восстаний — Новочеркасск самое известное из них, — там и Александров, и чего только не было. Когда стреляли — и в матерей, и в детей, и в отцов. Насколько спустя 40-45 лет сдала система?
К. Пахалюк
— Но система-то не сдалась, с точки зрения системы. Она-то как раз была крепче, потому что система должна уметь купировать и подавлять протест, а иначе она не система. Но это жестко звучит. Конечно, лучше всего купировать и подавлять протест не расстрелами. Но к чему я вел-то. Когда начинается это бурление в том же самом Петрограде, позиция царя: Петроград, Москва — это всего лишь две точки на карте моей большой страны. Мало ли кто меня не любит — другая страна, и меня все любят. Первая ошибка. Второй момент — охранка. Еще в декабре 16-го года докладывает о том, что есть недовольство, недовольство растет. Но недовольство имеет экономическую основу. Здесь не поспоришь — никаких политических лозунгов при этом не выдвигается. Если не выдвигается, то эти всякие эсеры, большевики — их особо не поддерживают. А поскольку этот… А вот дальше очень интересная мысль: поскольку этот процесс брожения никем не управляется, следовательно революция невозможна. Декабрь 16-го года. Через 2 месяца…
А. Пичугин
— Февраль 17-го.
К. Пахалюк
— Февраль 17-го.
В. Емельянов
— Она стала управляться.
К. Пахалюк
— Она не стала управляться, она просто разрослась до тех моментов, когда система вообще рушится. И другие начали перехватывать. Февральскую революцию не создавали ни Гучков, ни Милюков.
В. Емельянов
— Это понятно.
К. Пахалюк
— Они в мусорную корзину истории отправились через 2 месяца после этой революции.
В. Емельянов
— Это к нам уже немножко ближе, это мы всё знаем. Константин, вот у нас совсем немного времени остается до завершения нашего замечательного разговора. Вот, смотрите, 14-й год, слава Богу, миновали. Вот впереди у нас 17-й год. Я, честно говоря, немножко иронически к этому отношусь, понятно, что ничего такого не произойдет. И понятно, почему. Но мне хотелось бы вас вот о чем спросить: какие параллели проходят через вот эти 100 лет, чего нам стоило бы опасаться, а к чему стоило бы прислушаться? К тем ошибкам, которые мы совершили тогда, 100 лет назад, которые не стоит совершать сегодня?
К. Пахалюк
— Прежде всего, я бы сказал так: любая параллель, она всегда условна. Это не мышление историка и человека из науки, это…
В. Емельянов
— Это мышление журналиста — я понимаю.
А. Пичугин
— Я с вами не согласен.
К. Пахалюк
— Скажем так, такие вопросы очень часто задают, и я не очень люблю на них «вестись», потому что…
В. Емельянов
— А я вас не «веду», я вас спрашиваю.
К. Пахалюк
— Я бы сказал так. Прежде всего, что для России важно сейчас — это, прежде всего, умение договариваться. То есть переговорный процесс. И дальше демократия.
В. Емельянов
— Внутри себя договариваться или вне?
К. Пахалюк
— Прежде всего внутри.
В. Емельянов
— Мне тоже кажется, что внутри себя, в первую очередь.
К. Пахалюк
— Потому что, что такое — в данном случае уйду в политологию — демократия? Этимология слова — это власть народа. Но это этимология. Теорий демократии много, но одна из таких, как мне кажется, интересных, ее предложил, кстати, отечественный ученый Сергеев Виктор Михайлович. У него была прекрасная книжка «Народовластие на службе элит». Он говорил о том, что демократия — это переговорный процесс, в который входят люди, которые пытаются согласовать свои интересы, решить те или иные вопросы. Если вопрос затрагивает принятие решения, то, по крайней мере, вас должны спросить и учесть ваше мнение. Как он выстраивается — это было всегда по-разному. В Древней Греции по-одному, в Венецианской республике в Средневековье по-другому, там тоже была демократия, но своя. В Америке по-третьему, в Европе по-четвертому. Но вот именно идея вот этого умения вести переговоры, слышать и находить консенсус и уважение к процедуре. Вот есть у нас русское слово «думать». В Европе парламент, Дума — парламент, парламент — «парле» — «говорить». У них акцент на процедуре, первична процедура — сначала мы должны договориться о том, как делать, а потом делать.
В. Емельянов
— А у нас?
К. Пахалюк
— А у нас как? Как с земскими соборами еще в 17-м веке — что значит представители от народа? Вот кого поймали, того посадили — вот он вам народ.
А. Пичугин
— В итоге всё смешалось.
В. Емельянов
— А я бы еще хотел добавить: а давайте попытаемся просто, попробуем, ну хотя бы сегодня вечером или завтра утром, услышать друг друга. Просто послушать и услышать, что человек хочет сказать. Не просто кивать: «Да-да, вот женщина, дайте ей чек в кассу». А просто услышать, и, может, нам что-то откроется? Что-то глубинное? Спасибо большое. У нас сегодня в гостях был историк Константин Пахалюк. Он же представляет Российское военно-историчес
К. Пахалюк
— Спасибо!
В. Емельянов
— Программу «Светлый вечер» для вас провели Владимир Емельянов…
А. Пичугин
— Алексей Пичугин. Спасибо, будьте здоровы!
В. Емельянов
— До новых встреч!
Послание к Евреям святого апостола Павла
Евр., 322 зач., IX, 24-28.
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Христианская традиция существует уже около двух тысяч лет. Для её изучения созданы целые институты. Как же простому человеку, который хочет жить в согласии с правилами Православной веры, не потеряться в этом объёме информации? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 9-й главы послания апостола Павла к евреям, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 9.
24 Ибо Христос вошел не в рукотворенное святилище, по образу истинного устроенное, но в самое небо, чтобы предстать ныне за нас пред лице Божие,
25 и не для того, чтобы многократно приносить Себя, как первосвященник входит во святилище каждогодно с чужою кровью;
26 иначе надлежало бы Ему многократно страдать от начала мира; Он же однажды, к концу веков, явился для уничтожения греха жертвою Своею.
27 И как человекам положено однажды умереть, а потом суд,
28 так и Христос, однажды принеся Себя в жертву, чтобы подъять грехи многих, во второй раз явится не для очищения греха, а для ожидающих Его во спасение.
В только что прозвучавшем отрывке апостол Павел сравнивает Иисуса Христа с ветхозаветным первосвященником. Однако служение Спасителя качественно отличается от того, что делает при помощи религиозного ритуала человек. Если священник входит для совершения жертвоприношения в рукотворный храм, то Спаситель, по слову апостола Павла, вошёл в самое небо. То есть совершённые Христом действия имели мгновенный отклик от Бога-Отца. Хотя были совершены вне храмовой постройки. Всё, что сделал Господь, происходило в присутствии Небесного Родителя, с Которым у Иисуса Христа была теснейшая связь. Если священник приносил в жертву кровь животных, то Спаситель окропил жертвенник собственной кровью. Наконец, если священник по закону Моисееву был вынужден совершать жертвенный обряд каждый год, то жертва, принесённая Христом, совершилась один раз. И этого было достаточно, чтобы искупить грехи всех людей, которые когда-либо жили и будут жить на этом свете. На Голгофе Спаситель вновь открыл человеку путь к Богу. Открыл его раз и навсегда. Теперь дело только за нами. Мы призваны принять этот дар, чтобы благодать спасения и любви Божией поселилась в нашем сердце.
Весь вопрос — как это сделать? Казалось бы, ничего проще: вступи в церковную общину, посещай богослужения, принимай участие в таинствах Церкви, молись, держи пост, одним словом, соблюдай церковный устав, не отступай от благочестивых обычаев. Однако бывает, что даже самое дотошное исполнение этих очевидных предписаний, которые освящены временем и авторитетом православной традиции, не даёт сердцу удовлетворения. Будто что-то важное, чем обладали святые, ускользает от нас. Будто в общей картине нашей религиозной жизни постоянно не хватает какого-то важного пазла. Всё делаю, а покой на сердце не приходит. И бывает даже так, что традиция благочестия ложится на меня тяжким грузом, а порой и невыносимым бременем. Что же это за недостающая деталь?
Приглядимся к образу Спасителя. Он не просто Небесный Первосвященник, для Которого существует мир и Который правит Вселенной. Он вместе с этим и смиренный служитель, Который существует для мира и является нашим Вечным Слугой. Нам кажется это странным, парадоксальным. Но в этом-то и беда. Ведь это означает, что у нас просто нет опыта подобного служения. Если мы служим, то или по необходимости, словно тянем лямку, или преследуя свои собственные цели и увлечённые собственными идеями. Евангелие же говорит нам, что дар спасения усваивает тот, кто всю свою жизнь организует так, чтобы служить Богу и людям. Бескорыстно. Во всех своих делах. В любых ситуациях. На ежедневной основе. Это и есть та самая недостающая деталь. Именно сознательное и бескомпромиссное служение — тот ключ, который запускает весь сложный, формировавшийся столетиями комплекс, который мы именуем церковная традиция. Для того, кто служит, она оживает. Она становится лёгкой и прозрачной. Всё в ней оказывается на своём месте. Не важно, кто я и какой у меня опыт, она очень органично усваивается моим умом, моими чувствами и моими сердцем. Во мне словно открывается источник благодати. И душа обретает долгожданные мир и покой.
«Cохраните любовь, и этого будет достаточно для вашего спасения»
Апостол Иоанн Богослов дожил до ста лет. И когда у него уже не было сил посещать церковь и церковные собрания, его приносили туда на руках ученики. От старости апостол не мог много говорить и проповедовать. Все другие апостолы к тому времени уже погибли от руки гонителей. И только Иоанн Богослов ещё был жив. На него смотрели и слушали с особым вниманием. Апостол только повторял: «Детки, любите друг друга». И когда у него спрашивали: «Почему ты часто это повторяешь»? Иоанн Богослов отвечал:
«Cохраните любовь, и этого будет достаточно для вашего спасения».
Все выпуски программы Слова Святых
Прийти утром первым в храм или как православные болгары просят Бога о помощи?
Русская Православная Церковь до сих пор находится в стадии восстановления после крайне непростых для нее семидесяти лет коммунистической власти в нашей стране. Схожая по сложности история имеется у Болгарской Православной Церкви. В Болгарии, хоть и не было столь жестоких гонений за веру, как в Советском Союзе, но и здесь последствия антирелигиозной пропаганды до сих пор видны.
Выражаются они, эти последствия, в том, что на современном этапе многие болгары, считая себя православными, тем не менее, по большей части являются людьми нецерковными. Они редко посещают богослужение, еще реже участвуют в церковных таинствах. Даже на богослужениях главы Церкви, Патриарха Болгарского, молящихся крайне немного.
Чаще всего, приход того или иного жителя Болгарии в храм обусловлен какими-то несчастьями, неприятностями, которые с ним приключились. Случилось подобное событие — человек идет просить Бога о помощи. В общем-то, картина привычная и для нашей страны. Но — в Болгарии на протяжении столетий существует обычай, который местные православные христиане стремятся исполнить, если хотят, как они верят, чтобы молитва их была Небом услышана.
Обычай этот состоит в том, что желающий получить от Бога помощи православный болгарин берет на себя обет — в течение какого-то времени исполнять обязанности церковного сторожа. Не в полной мере. Человек обещает приходить в храм раньше всех и отпирать церковные двери.
Данному человеку вручаются ключи от церкви. И он в течение нескольких дней рано утром отпирает храмовые двери, зажигает лампадки, свечи. Делает все необходимое, чтобы подготовить церковь к началу утреннего богослужения. Отпирая двери, зажигая лампады и свечи, взявший на себя обет человек в это время молится Богу и просит Его помочь в решении волнующего вопроса.
Естественно, что подобный обет может исполнять человек, священнику знакомый. Бывали случаи, что данной традицией пользовались люди бессовестные, которые под предлогом благочестия просто обворовывали тот или иной храм, получив от него ключи.
Кто-то может спросить — а что такого трудного в том, чтобы прийти в храм раньше других? В чем подвиг? Отвечать на этот вопрос нужно, зная особенности болгарского менталитета. Современные болгары, как и многие южане, люди неторопливые, живущие по принципу «один день — одно дело». Для них это действительно труд — понудить себя встать с утра пораньше и прийти в храм.
Здесь еще нужно учесть и такую вещь. Каким бы маленьким ни был труд, если он совершен во имя Бога, никогда он без ответа не останется. Господь потрудившегося ради Него человека без своей помощи не оставит.
Все выпуски программы Вселенная православия