Павел Иванович Плиханков, тридцатилетний полковник штаба Казанского военного округа, был на прекрасном счету у начальства. Его карьера началась при Александре III и стремительно шла в гору. Поговаривали уже и о генеральском чине. Оставалось только жену хорошую найти и зажить своим домом.
Но с некоторых пор что-то в поведении Павла стало удивлять сослуживцев. На балы ходить перестал, в театр тоже. Зато, начал устраивать за городом какие-то пиры для детей-оборванцев! «А всё потому, - шептались за его спиной, - что с монахами связался». Приемная мать, воспитывавшая Павла после смерти его родной матери, забеспокоилась о будущем любимого пасынка.
Мачеха:
- Что ж ты, Павлуша, невесту себе не ищешь? Скоро и молодость твоя пройдет, никто за тебя идти не захочет.
Павел Иванович:
- Матушка, только за послушание вам решил я на прошлом званом обеде, что так и быть, заговорю с той, что окажется рядом за столом. А рядом оказался священник! Весь обед мы с ним проговорили об Иисусовой молитве. Знаете, матушка, я долго думал о своем будущем и твердо решил, что не надо мне жениться.
Мачеха:
- Павлуша, неужто ты о монашестве думаешь? Боялась я тебе говорить, но больше всего я хочу, чтоб ты посвятил свою жизнь Господу. С тех самых пор, как ты пятилетним мальчонкой начал в алтаре прислуживать.
Павел Иванович:
- Всё к тому складывается, матушка. И потом – этот случай в Москве… Кажется, я вам не сказывал. Когда был там по службе, узнал, что приехал отец Иоанн Кронштадтский и служит обедню в одном из военных корпусов. Я тотчас отправился туда, да успел к самому концу. Прошёл в алтарь. Вижу – отец Иоанн переносит Святые Дары с престола на жертвенник. Вдруг он ставит Чашу, подходит ко мне, целует мою руку и, не сказав ни слова, опять отходит к престолу.
Мачеха:
- Отец Иоанн великий подвижник. Он знает то, чего мы не знаем. Не иначе, Павлуша, быть тебе священником.
С тех пор Павел Иванович всей душой устремился к монастырской жизни, стал жить скромно и обособленно. Как-то раз в коридорах штаба на глаза ему попался журнал. Перелистав его, Павел Иванович прочел: «В Калужской губернии недалеко от города Козельска находится Оптина пустынь. В ней есть великий старец отец Амвросий, к которому ежедневно со всех концов России стекаются тысячи богомольцев». «Вот кто мне укажет, в какой монастырь поступить,» - подумал Павел Иванович, взял отпуск на службе и отправился к знаменитому старцу за советом. Преподобный Амвросий благословил его через два года снова приехать в Оптину пустынь.
Ровно через два года 46-летнего Павла Ивановича произвели в генералы. И в том же 1891 году он, оставив всё, приехал под Козельск, в знаменитый на всю Россию монастырь под начало оптинских старцев. На этом заканчивается биография Павла Ивановича Плиханкова и начинается житие монаха Варсонофия.
Прошло 13 лет. Трудно было узнать в кротком, немолодом монахе прежнего блестящего красавца-офицера. Не так давно стал отец Варсонофий иеромонахом и начал исповедовать прихожан, а к нему уже ехали духовные чада со всех концов страны. Многие называли его прозорливым старцем. Рассказывали и о чудесных исцелениях, происходящих по его молитвам.
Преподобный хотел бы так и прожить остаток своих дней в Оптиной пустыни, никогда не покидая ее. Но жизнь распорядилась иначе. В 1904 году, когда началась Русско-Японская война, шестидесятилетний старец неожиданно для всех был послан духовным начальством на фронт - исповедовать, причащать раненых и умирающих, отпевать усопших. Только через три года вернулся он в обитель.
А в 1910 году отец Варсонофий отправился на станцию Астапово для напутствия умиравшего Льва Толстого. Встреча эта так и не состоялась. Позднее старец с грустью вспоминал:
Преп. Варсонофий:
- Приезжаю в Астапово, меня к Толстому не пускают. Я обращался к старшей его дочери - она отвечает мне письмом, правда вежливым, но с отказом. Обращаюсь к другой — та приезжает ко мне взволнованная и сообщает, что пустить меня к графу нельзя, так как, увидя меня, он непременно умрет. Напрасно я уверял, что не заведу с Толстым богословских споров, просил только допустить меня хоть издали благословить умирающего – нет, ничего не слушают.
Помню, в самый день смерти графа, утром, пришла ко мне мысль: не допустят ли меня сегодня к нему? Быть может, он покается и будет спасен. В это самое время пришли ко мне сказать, что граф умер. Так и погибла душа. А между тем как легко было ему спастись: я нес ему Тело и Кровь Христовы и шел простить и разрешить все его согрешения – «вольныя и невольныя».
Последний отъезд из Оптиной был для отца Варсонофия самым тяжелым. Несмотря на великие духовные дарования старца, нашлись недовольные его деятельностью. По наветам и доносам преподобный был переведен в другой монастырь. Но изгнание было недолгим. Меньше чем через год преподобный Варсонофий почил и вернулся в любимую Оптину пустынь. Здесь, во Владимирском храме покоятся его мощи и по сей день.
Тишина. Наталия Лангаммер
Вы когда-нибудь слушали тишину? — спросил нас режиссер в театральной студии, где я занималась в детстве. Мне было лет десять.
И мы решили послушать эту самую тишину. Замерли на минуту.
Вечер. Школа. Звуки уставших шагов учителей, которые задержались после уроков. Звук швабры, моющей пол. То ли звон, то ли шипение потолочных светильников. И тишина. Просто тишина.
Недавно слушала аудиобеседы владыки Антония Сурожского с прихожанами. Он рассказывал, что просит не беспокоить друг друга в храме, когда кто-то молчит, пребывает в тишине. Это очень важный момент. Момент погружения в себя, раздумий, молитвы. В конце лекции он предложил: «Давайте помолчим». И я вместе с владыкой и его паствой замолчала.
В детстве слушать тишину было любопытно. А сейчас?
Сейчас, в зрелом возрасте это, как глоток воды, как покой, как выдох усталости, как сладость.
Сейчас, когда я верующий человек, в тишине я слышу не звуки мира, я слушаю, я хочу услышать Бога. Я безмолвно молюсь. Кажется, мы оба молчим.
Как это нужно. Как это редко бывает. Просто остановиться и слушать тишину, а в ней — присутсивие Господа.
Автор: Наталия Лангаммер
Все выпуски программы Частное мнение
Игумения Таисия (Солопова) и её мать
«Мать моя вложила мне в сердце любовь к Богу и ближним, и всё то, что подобает христианину», — говорила игумения Таисия (Солопова) настоятельница Леушинского Иоанно-Предтеченского монастыря. Будущая монахиня, духовная дочь святого праведного Иоанна Кронштадтского, устроительница храмов и монастырей, родилась в богатой семье дворян — морского офицера Василия Васильевича Солопова и его жены Виктории Дмитриевны, принадлежавшей к роду Пушкиных.
Супруги жили в одном из своих имений близ города Боровичи Новгородской губернии. Долгое время они оставались бездетными. Виктория Дмитриевна горячо молилась Божьей Матери о том, чтобы Владычица даровала ей дитя. И чудо произошло — 16 октября 1842 года на свет появилась здоровая, крепкая девочка. Малышку назвали Марией и окрестили в честь преподобной Марии Константинопольской. Василий Васильевич по роду своей морской службы редко бывал дома. С матерью же маленькая Маша была неразлучна. «Бывало, сидит она у окна своей комнаты, шьёт и рассказывает события из Священной Истории. А я примощусь на скамеечке у её колен и слушаю», — вспоминала игумения Таисия. Виктория Дмитриевна баловала дочь, покупала ей гостинцы и игрушки. Но, стремясь развить в девочке любовь к милостыне, часто говорила ей: «Видишь, Машенька, какая ты богатая, счастливая, сколько у тебя разных лакомств. А у других-то, несчастных, и хлебца нет, — ты бы поделилась с ними, а они бы за тебя Богу помолились». Девочка впитывала эти материнские уроки милосердия и всегда с радостью делилась тем, что имела. У неё была особая копилка, которую мама регулярно пополняла серебряными пятачками. Когда они с Машей выходили на прогулку, то брали копилку с собой и раздавали деньги всем нищим, которых встречали по пути.
В 1852 году Маше исполнилось 10 лет, и родители отвезли дочь в Петербург, в Павловский институт благородных девиц, где ей предстояло провести 6 лет. Разлука с домом, особенно — с нежно любящей матерью, плохо сказалась на здоровье девочки. Маша слегла и несколько месяцев провела в лазарете. Там, в помещении институтской больницы, она пережила несколько удивительных духовных видений, после которых ощутила призвание посвятить свою жизнь Богу и стать монахиней.
За 6 лет учёбы это желание только окрепло. И вот — выпуск из института, возвращение домой. Прошло немного времени, и Виктория Дмитриевна стала говорить о том, что девушке пора устраивать свою жизнь — прежде всего, найти подходящего мужа. Мария поняла: разговор о монастыре будет для матери неожиданностью. Но всё же решила открыть ей свою душу. Однажды, когда Виктория Дмитриевна пригласила домой портниху, Мария как бы между прочим попросила не шить ей много платьев. В ответ на удивлённый взгляд матери Маша, прижав руки к груди, взволнованно сказала, что не в состоянии жить светской жизнью; что она давно и всей душой стремится в монастырь. Виктория Дмитриевна оказалась непреклонна. «Если не хочешь раньше времени меня уложить в гроб, не повторяй больше никогда таких слов», — отрезала она.
Много дней и ночей провела Маша в слезах и молитвах. Но вот однажды матушка неожиданно собралась и уехала, не сказав, куда. А когда вернулась, обняла дочь и благословила на монашеский постриг. Виктория Дмитриевна рассказала, что во сне увидела Божью Матерь. Владычица укоряла женщину за то, что та не хочет отпустить дочь в монастырь. Проснувшись, она приказала заложить лошадей и поехала в близлежащий Иверский монастырь — помолиться перед иконой Царицы Небесной. «Там я дала обещание не удерживать тебя более», — со слезами сказала Виктория Дмитриевна.
Мария несколько лет прожила послушницей в разных обителях. 10 мая 1879 года в Тихвинском монастыре она приняла монашеский постриг с именем Таисия. Всё это время она вела с матерью постоянную переписку. А после её кончины узнала от родных, что последние слова Виктории Дмитриевны были о дочери: «Маша — вечная за нас молитвенница, сама Царица Небесная избрала её Себе».
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
«Люди как деревья»
Золотая осень. Субботним утром я иду по дорожке парка, усыпанной листвой, и любуюсь деревьями, «одетыми в багрянец и золото». Вот пронзительно красные рябины. Вот дубы со светло-коричневыми листьями. Вот жёлто-золотистые берёзки. А вот сверкают на солнце ярко-зелёные иголки соснЫ. Небольшой ветерок, слегка колыхающий кроны деревьев, создаёт приятный шум. Деревья словно разговаривают друг с другом и обращаются к проходящим мимо людям.
А людей этим утром немного. Вот улыбаясь идёт девушка. Её длинные волосы оттенка мёда и платины будто сливаются с золотой листвой берёз. Да и сама девушка стройна, как берёзка. Навстречу девушке идёт юноша с ярко-красными волосами. В наушниках у него играет музыка, и он покачивается ей в такт. Юноша похож на рябину, такой же рубиновый, и качается как это дерево, только рябинка от ветра, а он под звуки музыки. Немного поодаль вышагивает крепкий широкоплечий мужчина. Невольно я сравниваю его с массивной сосной, мимо которой он проходит. Мужчина излучает уверенность и надёжность, он такой же сильный, как это дерево.
Я подумал, что люди, как деревья, разных цветов и оттенков. Они не похожи друг на друга, но в целом образуют красоту и гармонию. Как же прекрасен этот мир, созданный Богом!
Все выпуски программы Утро в прозе