"Преподобный Сергий Радонежский". Светлый вечер с Владимиром Кириллиным (18.07.2016) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

"Преподобный Сергий Радонежский". Светлый вечер с Владимиром Кириллиным (18.07.2016)

* Поделиться
Владимир Кириллин

Фото: www.mpda.ru

У нас в гостях был Владимир Кириллин, доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой филологии Московской духовной академии, ведущий научный сотрудник Института мировой литературы РАН.

Мы говорили об одном из самых прославленных русских святых Сергии Радонежском, о его житии и значимости в истории.

 

 

 

_____________________________________________________

 

А. Митрофанова

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Дорогие слушатели, здравствуйте! В этой студии Алла Митрофанова. И с удовольствием представляю нашего сегодняшнего гостя: Владимир Кириллин — доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой филологии Московской духовной академии, ведущий научный сотрудник Института мировой литературы Российской академии наук. Добрый вечер!

В. Кириллин

— Здравствуйте, Алла!

А. Митрофанова

— Мне очень приятно, что мы с вами сегодня в этой студии будем говорить о святом, о человеке прежде всего, и о святом, конечно, тоже прежде всего, который для нашего сознания является, наверное, одной из ключевых фигур: преподобный Сергий Радонежский. Вообще, когда говорят о русских святых, то в первую очередь вспоминают именно этого человека, его имя. Мне сложно представить людей, которые бы о нём не слышали никогда. Я думаю, что хотя бы раз в жизни каждый человек слышал про преподобного Сергия Радонежского. Вместе с тем, эта фигура, которая во многом, может быть, была мифологизирована в своё время. Или когда кто-то рос в советской школе, что знали про него? Да ничего, может быть, помнили картину Нестерова «Видение отроку Варфоломею», да и всё, и больше никаких данных о нём не было. И то, что город Загорск существовал где-то недалеко от Москвы... как-то тоже — кто-то был в лавре, кто-то не был, кто-то что-то слышал, кто-то ничего не слышал. Вместе с тем, есть ощущение, что все эти века преподобный Сергий эту землю не покидает. Как это возможно? Насколько это действительно так? И как вообще мы, живущие сейчас, в двадцать первом веке, связаны с этим святым? Попробуем со всеми этими вещами разобраться. Ну и, конечно, поговорим о том, какой он был человек. Вот он, как человек, не как святой, про которого много написано, сказано, и то, что он в среду и в пятницу не вкушал материнского молока с младенчества и так далее, а именно каким он был на самом деле человеком. Вот психологический портрет, если, конечно, можно об этом говорить. Вот такой круг вопросов на сегодня. И мне хотелось бы, конечно, начать с того, что его, как очень кроткого и смиренного человека упоминают чаще всего в летописях и прочее. Но как при этом получилось так, что он оказался в центре крупных конфликтов межгосударственных? Вот, скажем, Русь и Орда. Он оказывается человеком, который пытается наставить российских князей, примирить каким-то образом их и правильный какой-то путь указать. Вообще, как это возможно, что он оказался в центре политики, будучи монахом?

В. Кириллин

— Во-первых, конечно, нужно иметь в виду, что к тому моменту, если мы сейчас говорим о борьбе великого князя московского Дмитрия Ивановича с Ордой, в частности с Мамаем, если мы об этом говорим, то нужно учитывать следующее: к этому моменту преподобному Сергию было уже весьма порядочное число лет. Если условно говорить, что он родился в начале четырнадцатого столетия, в 1314 примерно году, то к 1380 году ему было уже за 50 лет сильно, за 60.

А. Митрофанова

— Ну, скажем так, зрелый человек.

В. Кириллин

— Да. Для средневековья это были уже весьма почтенные годы. И нужно учитывать ещё один фактор: самому-то Дмитрию Ивановичу в это время было около 30, то есть он сравнительно молодой человек был.

А. Митрофанова

— Но тоже уже солидный по тем временам, солидный возраст.

В. Кириллин

— Тоже солидный, конечно, да. Конечно, он имел уже большой опыт управления государством, естественно. Он был человеком совсем не простым, который нуждался в таком жёстком отеческом попечении. Но он был воспитан хорошо. Если вы помните историю, его наставником духовным был святитель Алексий, митрополит Московский, который очень почтительно относился к преподобному Сергию, они встречались, мы знаем это по источникам, и уважительно относились друг к другу. И это тоже имело своё воздействие. Это что касается таких каких-то статистических соотношений — вот один уже преклонного возраста, другой ещё сравнительно молодой человек. Один окружён авторитетом, подтверждаемым авторитетным для молодого человека лицами. Вот это одно. Но нужно учитывать, конечно, прежде всего образ жизни, который вёл преподобный буквально с молодого возраста. Он принимает решение посвятить свою жизнь Богу и делает это совершенно неординарно. На то время подобные подвиги духовные мало кем осуществлялись, если мы помним с вами.

А. Митрофанова

— Что вы имеете в виду? Поясните, пожалуйста, на конкретных примерах, о каких подвигах идёт речь, когда мы говорим о молодом человеке Сергии Радонежском — будущем Сергии Радонежском.

В. Кириллин

— По житию мы знаем, что он очень рано почувствовал тяготение к Богу. В его жизни был целый ряд знаков, которые как бы укрепляли его тяготение. Он от рождения был аскетичен, был склонен к молитве и так далее. И в то время как два его старших брата пошли по пути проторённому, хорошо понятному тогдашнему обществу: они женились, завели семьи и жили как все обычные люди. У преподобного Сергия — тогда ещё Варфоломея — не было такого намерения никогда. Он очень рано объявил родителям, что хочет быть монахом, хочет оставить мир. И не делал этого только потому, что родители просили его остаться с ними, пока они живы. Но тем не менее он выступает на путь аскезы. Около 20 лет ему от роду было, то есть это совсем молодой человек. И каким образом вступает? Он уходит, как тогда говорили, в пустынь — то в пустынное место, в лес.

А. Митрофанова

— А почему в то время люди уходили в такие пустынные места? Ведь когда сейчас бегут из мегаполиса, таким дауншифтингом занимаются, это понятно — так много шума вокруг, что: куда бы спрятаться от него? Вполне можно понять этих людей. Но в то время ведь нет такого шума, вообще, в принципе, в городе жить надёжнее. Война, вернее, бесконечные какие-то угрозы со стороны Орды, они создают какие-то препятствия для нормальной такой жизни, и если ты один в лесу, то ты абсолютно беззащитен можешь оказаться. Зачем было оставлять цивилизованное место и уходить куда-то далеко? Ведь монастыри были и в городах тоже. Что тогда вообще происходило, почему он выбирает именно такой путь?

В. Кириллин

— Опять-таки можно объяснять с разных точек зрения его поступок. Но прежде всего была традиция — древняя монашеская традиция, когда ещё в первые века христианства основатели пустынножительства, основатели иночества вроде Пахомия Великого или Антония Великого уходили в пустыню и пребывали там в одиночестве. Уходили от мира в буквальном смысле этого слова. Поэтому это большая, длительная традиция.

А. Митрофанова

— То есть мир всегда был шумным и мешал общению с Богом.

В. Кириллин

— Да, мир всегда был шумный. Мир, на самом деле, в общем, является помехой для внутреннего, что ли, духовного собирания самого себя, для какой-то сосредоточенности. Если человек серьёзно очень к этому относится и хочет, чтобы ему ничего не мешало в этом его духовном делании, то, конечно, он стремится как-то абстрагироваться от внешних таких помех.

А. Митрофанова

— То есть это уже такой духовный максимализм получается?

В. Кириллин

— Да, это максимализм несомненно. Это острое желание получить спасение, достичь духовного совершенства и так далее. И служить, жить в Боге. Вот преподобный уходит, правда, не один — он уходит с братом, который к тому времени овдовел и тоже стал монахом. Варфоломей ещё не монах — только стремящийся к этому пути. Вот вдвоём они уходят в это пустынное место на гору Радонеж, тогда покрытую лесом густым и пустынную — никто там не жил, разумеется. И вот здесь они вдвоём начинают подвизаться. И я вам должен сказать, что это, конечно, трудно повторить сегодня — то, что они вдвоём сделали.

А. Митрофанова

— А что они сделали?

В. Кириллин

— Они пришли в лес глухой, срубили себе избу, освободили какое-то место под земледелие, то есть вырубили деревья. Тогда, понимаете, пилы «Дружба» не было у них, всё делалось вручную.

А. Митрофанова

— Топор.

В. Кириллин

— Надо было выкорчевать ещё вот эти коренья и так далее. Не только спилить дерево, срубить и расколоть и так далее, но ещё выкорчевать и потом землю вспахать и прочее, прочее. Это всё они своими руками делали — ни механизмов у них никаких не было, ни каких-то тракторов и так далее. Всё практически вручную — страшно тяжёлый труд. И они прожили... Но Стефан долго не выдержал, правда, он сравнительно быстро понял, что это не его путь, и он ушёл в городской монастырь. А Варфоломей остался совсем один в лесу, и он прожил там две зимы и два лета, как говорится в житии, а возможно и дольше. Представляете наши зимы? И сегодня-то иногда бывают очень морозные, а тогда, наверное, посуровее был климат. Он один в лесу, ничего у него нет, никто не может ему оказать поддержку, он один на один с этой природной стихией, с дикой.

А. Митрофанова

— Это такой вызов, что ли? Я не знаю. Или как к этому правильно относиться? Это часто так бывает, что и в житии преподобного Серафима Саровского, и целого ряда святых мы находим вот эти эпизоды, говорящие о том, что они ушли в глухой лес и там жили в одиночестве. Мы настолько уже как-то привыкли к этому, что: ну, да, вот ещё один так вот ушёл в лес, значит, так было заведено. Но если вдуматься в то, о чём вы сейчас рассказываете, ведь это действительно невероятно тяжело и опасно. Представить себя на этом месте я, например, не могу вообще никак, ни с какой стороны. И как это объяснить, что он выбирает именно отшельнический такой вариант жизни, без связи с внешним миром? Хотя, если бы он, например, поселился где-нибудь в монастыре трудником, как это называется, то есть человеком, который ещё пока не монах, но выполняет какую-то работу, он бы тоже имел возможность с Богом общаться, молиться, ходить в храм. Но только это было бы менее экстремально.

В. Кириллин

— Я думаю, что то, о чём вы говорите, совсем для людей, подобных преподобному Сергию, никак не подходит. Мы с вами уже произнесли это слово «максимализм» — духовный максимализм. Человек сознательно идёт вот на такой духовный подвиг, на аскезу такую суровую, жёсткую, беспощадную к самому себе, и человек сознательно полностью вверяет себя воле Божией. И о страхе-то там говорить, в общем, нет смысла никакого — о том страхе, который мы обычно можем испытывать при каких-то обстоятельствах. Там единственный был страх — страх Божий.

А. Митрофанова

— То есть это как Богу сказать: «Я в Твоих руках, я Тебе доверяю, вот моя жизнь — делай, что хочешь»?

В. Кириллин

— Да, вот он полностью вверил свою жизнь в «руцы Божьи». Вместе с тем, конечно, он сам был человеком несомненно не только крепкого духа, но и физической силы, достаточной для того, чтобы работать там. Он же ведь был человеком физического труда. Мы по житию опять-таки знаем, что он, уже будучи игуменом монастыря, работал как простой монах — вспахивал землю, чинил крыши, воду носил — какие-то работы делал вот такие.

А. Митрофанова

— Владимир Кириллин — доктор филологических наук, профессор Московской духовной академии, заведующий кафедрой филологии, ведущий научный сотрудник Института мировой литературы Российской академии наук сегодня в программе «Светлый вечер» на радио «Вера». И говорим мы о преподобном Сергии Радонежском, день памяти которого отмечается сегодня, 18 июля, и поскольку это невероятная совершенно личность в истории. Мы как-то привыкли к тому, что у нас есть какие-то константы: у нас есть преподобный Сергий, у нас есть Пушкин, у нас есть ещё какие-то незыблемые такие люди. Их имена уже настолько на слуху и настолько они отчасти даже «замылились» в нашем сознании, их образы, что попытаться представить себе, а каково было этому человеку — ведь он же не родился святым, он им стал.

В. Кириллин

— Несомненно.

А. Митрофанова

— Каково было этому человеку и какой путь он прошёл, с какими вообще перипетиями в жизни это было связано — вот об этом наш сегодняшний разговор. Ну, и то время, когда он жил — не самая благополучная эпоха в нашей истории: Орда стоит у границы Руси, тесные с ней взаимоотношения, очень непростые. Преподобный Сергий оказывается в эпицентре этих событий в какой-то момент, но об этом чуть позже поговорим. Скажите, а что касается его внутреннего такого устроения: ведь у каждого человека есть какие-то такие серьёзные преимущества, какие-то положительные качества; но есть наверняка и какие-то вещи, с которыми нужно бороться. Вот без этой борьбы, наверное, тоже святыми не становятся. Что-то известно о преподобном Сергии, что он сумел в жизни преодолеть? Я этот вопрос не из праздного любопытства задаю, как вы понимаете. Это, может быть, подсказка для людей, которые в схожей ситуации ищут какие-то опоры, костыли. А кто, как не святые, для нас костыли такие?

В. Кириллин

— Тут, к сожалению, на ваш вопрос, Алла, ответить очень сложно. Мы имеем дело всё-таки с древним литературным преданием, которое зародилось ещё в средние века, и, соответственно, имеем дело со средневековым отношением. В средние века человек в личностном плане людей не интересовал — художников, писателей и так далее. Он интересовал только как образ Божий. А вот что у него в душе находится, в голове — какие мысли, соблазны и прочее — это крайне редко, особенно применительно к людям святой жизни. Единственное что, пожалуй, я мог бы назвать вам, какой-то пример привести, когда преподобному Сергию пришлось преодолеть некую нравственную преграду — это известный случай, когда он уже стал уважаемым старцем монастыря, когда вокруг него братия собралась, он уже игумен, избранный братией. И вдруг нежданно-негаданно вот тот самый его брат старший Стефан, который когда-то вместе с ним ушёл в пустынь, — они там построили храмик небольшой, избушку, — потом он не выдержал и ушёл в Москву, в Богоявленский монастырь, он вдруг вернулся к преподобному. А он к тому времени был уже, в общем, тоже маститым подвижником, хорошо известным московским иноком, авторитетным. Видимо, он обладал несколько иным характером, чем преподобный Сергий, может быть, более гордостным, может быть, больше честолюбия у него было. И, в общем, когда он пришёл в монастырь, как-то стал немножко, если говорить современным языком, немножко оттеснять преподобного Сергия, иногда демонстрируя ему некоторое своё пренебрежение. И, конечно, как всякий обычный человек — вот мы бы с вами, если бы с нами так стали поступать, конечно, мы стали бы обижаться, мы бы стали сердиться. Иногда бы это выходило... может, какие-нибудь взрывы были такие неприятные — вот когда внутреннее недовольство вдруг вырывается наружу. Очевидно, может быть, нечто подобное преподобный испытывал, но об этом в житии не говорится. В житии говорится только о том, что он тихо собрался и ушёл из монастыря.

А. Митрофанова

— Уступив своему брату, не выясняя отношений.

В. Кириллин

— Да, уступив брату. Чтобы себя не подводить под грех, ни его вводить в ещё больший грех.

А. Митрофанова

— История, однако, распорядилась иначе — этот монастырь носит имя преподобного Сергия теперь, и его мощи там находятся. И это место, куда со всей России приезжают люди и молятся там именно ему. Вот, видимо... как-то, знаете, Господь — Великий Режиссёр. Я часто повторяю эту фразу для себя самой, потому что в жизни бывают какие-то совершенно необъяснимые с рациональной точки зрения вещи. Давайте поговорим сейчас о том периоде, когда преподобный Сергий начинает уже как-то принимать участие в жизни князя Дмитрия, когда он становится его советником и таким, не знаю, духовным наставником, что ли. Какое влияние он оказал на главу Московского княжества?

В. Кириллин

— Мы уже слегка коснулись этой темы в самом начале нашего разговора — какое влияние он оказал на Дмитрия Ивановича. Ну, прежде всего, как духовный лидер — как сегодня мы бы сказали, — как духовный авторитет, к разуму которого, к мудрости которого прибегал князь Дмитрий в известных обстоятельствах. Потому что если его авторитета не хватало, если не хватало авторитета каких-то других лиц воздействовать на других князей и так далее, то с этим мог справиться только преподобный, потому что, что называется, его авторитет был не сокрушим, ничем не подмочен. То есть все в тогдашней Московской Руси знали о том, кто такой преподобный Сергий.

А. Митрофанова

— Он себя при этом как авторитет не осознавал?

В. Кириллин

— Нет, конечно. Он, вообще-то, когда его пытались вовлечь в общественные дела... Нужно два слова сказать всё-таки, что это четырнадцатый век, это очень непростое время — это время, когда Московское государство ещё только собирается. Ещё существуют отдельные, удельные княжества, в которых князья, потомки Рюрика — все родственники между собою. Но в каждом княжестве свой князь, и он там полный хозяин.

А. Митрофанова

— И они друг с другом любят выяснять отношения.

В. Кириллин

— Да, и они друг с другом всё время борются — борются за первенство. Там была борьба между московским князем, тверскими князьями, рязанским князьями, нижегородскими князьями. Вот это всё время была борьба за первенство. Это очень неспокойное было время. И когда преподобного Сергия к тем неспокойным отношениям всё-таки как-то подключали, он, конечно, не стремился в этом участвовать, но всё-таки понимал, что нужно творить мир, нужно созидать мир в стране, в которой он живёт, и способствовал этому в меру своих сил. Иногда даже прибегая к жёстким условиям: например, храмы закрыл в Нижнем Новгороде за непослушание нижегородского князя московскому, за нежелание идти ему на уступки — просто приехал и закрыл все храмы, запечатал, лишив людей молитвы.

А. Митрофанова

— Ну, действительно, жёсткие меры. Возымело это действие, кстати?

В. Кириллин

— Возымело.

А. Митрофанова

— Но люди соответствующим образом относились к молитве. Имели в ней потребность, скажем так. Сейчас про наше время такого, наверное, не скажешь. Что касается советов преподобного Сергия князю Дмитрию по поводу взаимоотношений с Ордой. Вот есть же очень известный этот эпизод, расхожая такая история про то, как он наставлял и благословлял его перед Куликовской битвой, и как он отправил монахов Пересвета и Ослябю сражаться вместе с русским войском. Вот это опять же какие-то очень невероятные и нестандартные ходы: монах благословляет князя на битву, отправляет вместе с ним ещё двух монахов, у которых запрет на то, чтобы оружие в руках держать. И вообще, они как-то всегда за мир должны быть, а тут внезапно вот такая история. Как это можно объяснить, что это?

В. Кириллин

— Во-первых, это битва... Битва — казалось бы, с христианской точки зрения, вещь неправильная и невозможная, как говорится: ударили по одной щеке, подставь другую. Но всё-таки это битва за страну, за народ, за целостность государства. Мы хорошо знаем, с какой целью Мамай шёл на Москву. В отличие от многих своих предшественников, начиная с Батыя, которые не стремились к тому, чтобы поселиться в Северо-Восточной Руси, занять там лучшие земли какие-то, поработить себе русских людей и так далее. Они довольствовались простым сбором дани ежегодным, и больше их ничего не волновало. Они не коснулись политики, не коснулись церковной жизни, в общем, только что осуществляли контроль над политической жизнью страны: князья должны были приезжать в Сарай, в Орду, кланяться хану, получать ярлык на княжение и так далее. Иногда ордынцы пользовались этим, жонглировали ярлыками, сталкивая лбами между собою князей, которые пребывали и без них вот в такой борьбе постоянной друг с другом. Ещё раз повторю, что ордынцы до Мамая, в общем, довольствовались только экономическим контролем над жизнью Северо-Восточной Руси, княжеств отдельных русских, и всё. Мамай же оказался в трудном положении. Он, как известно, являлся узурпатором власти, видимо, человеком очень мощным, сильным, человеком, который подчинил себе слабых ханов ордынских. Но при этом он не был, что называется, потомком хана Джучи.

А. Митрофанова

— Что это значит?

В. Кириллин

— Это значит, что он не имел права на престол ханский.

А. Митрофанова

— То есть он взял его силой? И таким образом, нужно было сначала доказать, что он имеет право это место занимать?

В. Кириллин

— Нет, он не мог никак доказать. Тем более, что в далёких степях Казахстана, и приближаясь сюда уже, к Волге, где находился Сарай, появился законный потомок Джучи — Тохтамыш.

А. Митрофанова

— С которым потом у них возникнут определённые отношения.

В. Кириллин

— Да. И он очень мощно двигался в сторону Сарая. И у Мамая, как объясняют многие историки, оставался один выход: Мамай мог укрепить себя, только уйдя из непосредственно территории Орды — он находился в Крыму, вот эта западная часть Орды и была ему подконтрольна непосредственно. Он решил собрать большое войско и пойти на Русь, чтобы её завоевать. Некоторые источники так и сообщают, что он обращался с такой речью к своим... И Мамай вот решил завоевать Северо-Восточную Русь, в частности Дмитрия Донского, который к тому времени тоже осмелел, уже несколько лет не платил дань. Уже были некоторые столкновения между ордынцами и московитами, причём иногда они печально кончались для ордынцев, как битва на Воже, например, в 1378 году, когда ордынцев полностью разбили войска Дмитрия Ивановича — это первая было победа над ордынцами. Но вот был такой план у Мамая: завоевать Русь, расселить там своих людей, и, в общем, стать полным хозяином на русской земле.

А. Митрофанова

— О том, каким образом во всех этих событиях участвовал преподобный Сергий Радонежский, поговорим подробнее во второй части нашей программы. А я напомню, что это «Светлый вечер» на радио «Вера». В студии Алла Митрофанова, и в гостях у нас сегодня Владимир Кириллин — доктор филологических наук, профессор Московской духовной академии, сотрудник Института мировой литературы Российской академии наук. Буквально через минуту вернёмся к разговору.

А. Митрофанова

— Ещё раз добрый «Светлый вечер», дорогие слушатели! Я — Алла Митрофанова. И в гостях у нас сегодня Владимир Кириллин — заведующий кафедрой филологии Московской духовной академии, ведущий научный сотрудник Института мировой литературы Российской академии наук, профессор. Мы говорим о преподобном Сергии Радонежском и о его времени, и о том, как на самом деле не просто бывает становиться святым, вообще быть праведником, не то что святым становиться, но быть праведником, когда вокруг люди выясняют отношения друг с другом, государства выясняют отношения друг с другом, а тебе хочется при этом находиться где-то в тишине и покое, но тебя всё время втаскивают в какие-то такие политические события. И вот преподобный Сергий в водовороте целом оказался, и каким-то образом очень правильно сумел и себя удержать, и людей вокруг наставить и помочь, помочь вообще русской земле справиться с Мамаем. Мы остановились на том, что Мамай имел очень серьёзную мотивацию для того, чтобы русские земли завоевать. Что происходит в тот момент, когда он приближается к Москве? И что понимает, по-своему, своим каким-то таким духовным зрением понимает преподобный Сергий про предстоящие события?

В. Кириллин

— Тут, во-первых, нужно воздать должное Дмитрию Ивановичу — он к этому времени уже достаточно опытный князь, государственный деятель. И он когда узнаёт, что Мамай надвигается на Русь — а он с большим, огромным войском, он набрал наёмников, набрал наёмников с Кавказа, даже генуэзцы у него — итальянцы — были. У него была большая армия, очень мощная, обученная и мотивированная сильно конечно же.

А. Митрофанова

— А чем они, кстати, были мотивированы? Генуэзцы, например? Их можно только деньгами мотивировать, по-моему.

В. Кириллин

— В этом и состояла главная цель войны тогда — завоевания, грабёж и обогащение.

А. Митрофанова

— Тогдашних генуэзцев — я поправлюсь.

В. Кириллин

— Не только генуэзцы с этими целями воевали. И русские тоже с этими же целями воевали, если ходили в какие-то походы. Вот эта борьба междоусобная между князьями, она нередко оборачивалась, конечно, такими печальными сторонами взаимоотношений, когда просто уничтожали население, грабили и так далее.

А. Митрофанова

— Ну, становилось что-то чуть-чуть больше понятно про истинное лицо человека.

В. Кириллин

— Да. Но ещё раз воздадим должное всё-таки Дмитрию Ивановичу: когда он узнал о приближении Мамая с огромным войском, он ведь бросил клич по всей русской земле, чтобы князья удельные забыли междоусобия и под его флагами собрались вместе, чтобы сделать отпор Мамаю, совместными усилиями. И многие тогда русские земли — Северо-Восточные, Северо-Западные русские земли и князья, соответственно, — отозвались на этот призыв. Там не участвовали в походе тверские князья, как давние, заклятые враги московских, рязанский князь Олег не участвовал. Новгородцы отправили войско своё, но оно не успело дойти, поэтому они не участвовали, но всё-таки не по недоброму намерению, а потому что не успели. В общем, некоторые русские земли не выделили свои какие-то военные силы для помощи Дмитрию Ивановичу. Но тем не менее он под своими флагами сумел консолидировать разрозненные русские земли, собрать достаточно большое, равнозначное войско тому, которое выступило против Дмитрия Ивановича. Это первое. Второе, конечно, он попытался тактически обыграть Мамая. И он, заручившись благословением, кстати, на правое дело... Мы с вами в начале коснулись этой темы — почему монах, аскет, человек, отрешённый от мира, благословляет Дмитрия Ивановича на войну, на борьбу и так далее. Да потому, что это правое дело было — это дело защиты Родины, защита Церкви Христовой и так далее. Никак иначе христианин, подобный преподобному Сергию, поступить и не мог.

А. Митрофанова

— Но что касается Пересвета и Осляби — участия двух монахов в этой битве?

В. Кириллин

— Об этом много пишут и писали. Такой вопрос не вы первая задаёте: почему вот монахи взяли в руки оружие и стали всё-таки отбиваться? Но есть другой пример, более поздний — Смутное время, когда Троице-Сергиев монастырь был почти шестнадцать месяцев окружён войсками Лжедимитрия и Сапеги, и отбивались монахи вместе там с каким-то населением успешно, воевали, защищая своё, защищая христианство и так далее.

А. Митрофанова

— То есть когда речь идёт о защите территорий, здесь есть некоторые послабления, что ли, в строгости устава?

В. Кириллин

— Я бы не сказал, что как-то канонически это прописано, но очевидно, что для многих христианских государств это всегда было таким неписанным правилом — Родину надо защищать, веру свою надо блюсти и охранять.

А. Митрофанова

— Преподобный Сергий, говорят, знал поимённо и называл в молитве имена тех, кто пал во время этой решающей Куликовской битвы, не находясь при этом на месте сражения, находясь у себя в монастыре. Вы, как исследователь, как относитесь к таким сведениям?

В. Кириллин

— Ну, понимаете... как вам объяснить? Ведь мы знаем это по житию, которое написано было Епифанием Премудрым, там ещё принимал участие и Пахомий Логофет — в более позднее время в обработке литературного предания о преподобном Сергии. Но это агиографы, задача которых, конечно, создать идеальный образ своего героя, в данном случае — преподобного Сергия Радонежского, — икону создать, словесную икону. Вероятно, было предание о прозорливости преподобного, потому что об этом рассказывает и житие, и сказание. Правда, «Сказание о Мамаевом побоище» — довольно поздний памятник шестнадцатого века, то есть прошло уже достаточно много времени. Ну, памятник, который отразил вот это самое предание. Наверное, какое-то предание было, и, наверное, в этом предании, несомненно даже, какая-то доля правды была. Мы знаем это, что у многих людей, ведущих жёсткий, аскетический образ жизни строгий, открываются какие-то способности, неизвестные обычным людям, в частности появляется прозорливость особая — когда люди сразу же узнают, кто перед ними или что это за человек, и даже иногда обладают даром предсказания, предугадывания и так далее. В общем, это мы знаем из христианской практики. Но в данном случае был создан художественный образ, который вместе с тем был, конечно, образом документально-историческим, потому что тогдашние писатели свято верили в то, о чём они рассказывали. В этом образе всё было усиленно, естественно. Но есть эпизод, да, в «Сказании о Мамаевом побоище», когда в монастыре была трапеза общая, и преподобный Сергий вдруг ни с того ни с сего во время трапезы встал — ещё не закончили вкушать монахи, — а он встал, стал читать молитву «Достойно». И потом он объяснял братии, почему вдруг это сделал. По его объяснению выходит, что он почувствовал, что в этот самый момент в битве на Куликовском поле произошёл перелом, и русское войско, проигрывавшее уже в битве, уже уступавшее ордынцам, всё-таки переломило ситуацию и стало ордынцев гнать. Вот он это почувствовал. Ну и какие-то имена, действительно, их не много там, они называются. Наверное, это нужно было писателям — то ли Епифанию Премудрому, то ли Пахомию Логофету — для того, чтобы ещё раз ярче подчеркнуть вот это свойство прозорливости, присущее преподобному Сергию Радонежскому.

А. Митрофанова

— Он получается, что ведь покровитель воинства? Ему можно в ситуациях, когда, я не знаю, люди... слава Богу, у нас сейчас относительно всё-таки мирное время, по сравнению с другими эпохами, хотя тоже всякое бывает, и не приведи Бог, чтобы что-то случилось. Получается, что преподобному Сергию можно в том числе молиться о... то есть вполне такая прикладная история — молиться ему о мире, чтобы в сохранности пребывала земля. Насколько вообще он в этом смысле отзывчивый святой? Ну, вот оставим сейчас в стороне эти вопросы по поводу того, что одному святому молятся за одно, другому за другое, третьему за третье. Но практика показывает, что действительно имеет это смысл.

В. Кириллин

— Понятно. Очень богатое предание на этот счёт сохранилось. Самый ранний рассказ о таком воинском чуде, совершённым преподобным Сергием, относится к сороковым годам пятнадцатого века. Тогда была небольшая борьба, несмотря на то, что победу на Куликовом поле одержали русские, всё равно ещё зависимость долго сохранялась. И ордынцы, к пятнадцатому веку уже распавшиеся на несколько ханств — Астраханское, Казанское, Крымское ханство, — вот они распались, но всё равно по-прежнему время от времени нападали на русские земли с целью, конечно, грабежа и так далее. И вот была такая война, и один воин участвовал в этой битве. И вот там, в этом чуде, рассказывается о том, что битва прошла успешно для русичей — там интересный очень эпизод. Но русские не удовлетворились победой, и им захотелось ещё раз напасть на татар, которые уже были готовы заключить мир, с тем, чтобы награбить больше добра.

А. Митрофанова

— А-я-яй!

В. Кириллин

— И Господь их за это покарал: и татары стали гнать русских. И в том числе этот воин оказался в таком очень затруднительном положении, и вот-вот его должны были уже убить — он чувствует, что над его головой уже занесён топор. И он в этот момент взмолился преподобному. И его конь вдруг взбодрился и очень быстро побежал. Ему удалось уйти от преследования. Причём, когда он молился, он дал обет внутренний, что если он спасётся, то поедет в монастырь Троицкий и привнесёт в монастырь большую лепту благодарственную для братии. Но вот спасся, спасся и, как часто это бывает, про своё обещание стал забывать. Даже больше того, он стал размышлять: «Да вроде я не богат, да у меня не так много средств. Да я сейчас понесу туда эти деньги, какие у меня есть, а сам на что буду жить?» Ну, и в общем, поскупился. Поскупился, и тут же Господь его снова покарал: опять ситуация повторяется, опять он оказывается в тяжелейшем положении и снова обращается с молитвой к преподобному, и опять получает спасение. Всякий раз это какой-то естественный характер внешний имеет, но тем не менее — молитва-то у него на устах. Но после этого он вразумился уже. Это одна из историй, довольно ранних, написанных Пахомием Логофетом, а потом очень много таких историй.

А. Митрофанова

— Напомню, что в программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня Владимир Кириллин — доктор филологических наук, профессор Московской духовной академии, заведующий кафедрой филологии, ведущий научный сотрудник Института мировой литературы РАН. Мы говорим о преподобном Сергии Радонежском сегодня. День памяти его выпадает на 18 июля, то есть сегодня как раз этот праздник. Кстати, всех Сергеев можно с именинами поздравить! Вы знаете, очень интересные вот эти вещи по поводу его участия, участия преподобного Сергия уже после его смерти, получается, в битвах каких-то, сражениях, когда с его помощью люди либо смерти избегали, либо, может, даже побеждали. Получается, что это такой в самом деле покровитель воинства. Но вместе с тем всё-таки не хочется обходить стороной и другие вопросы, с которыми к преподобному Сергию люди обычно обращаются. Потому что все эти вопросы имеют свою причину и основу документальную — они связаны с его жизнью. Например, ему молятся о детях, о том, чтобы дети хорошо учились. И связано это, если я правильно понимаю, с эпизодом из его раннего детства, когда он был ещё мальчиком, его звали Варфоломей, и он не мог научиться читать. Все могли, а он не мог. И что-то с ним такое очень интересное произошло, опять же мы знаем об этом из жития, но насколько возможно чтобы ребёнок, который никак не мог освоить алфавит, наконец-то этому всему научился и стал бегло читать, не по слогам, а бегло? Как вы считаете?

В. Кириллин

— Возможно ли это или невозможно я, пожалуй, не возьму на себя смелость рассуждать об этом, но вот житие свидетельствует о том, что это случилось. Мальчик Варфоломей очень хотел научиться читать, но у него не получалось, не получалось и всё. И вот происходит вот эта мистическая, таинственная встреча, когда он был отправлен отцом в лес, собирать там жеребцов, которые разбежались, он встречает в лесу старца ангелоподобного, завязывается между ними разговор. И мальчик излагает старцу свою просьбу о том, что вот он очень хочет научиться грамоте, но никак у него не получается. И получает от старца благословение в виде просфоры, которую вкушает и у него просветляется как бы сознание. Старец его благословляет, вместе с ним идёт домой к его родителям и заставляет его читать Псалтырь. Тот пока чувствует неуверенность, говорит: «Я же не могу!». Ему старец говорит: «Читай!» — и он стал читать. Вот такой эпизод действительно есть.

А. Митрофанова

— Как к этому относиться?

В. Кириллин

— Как к этому относиться? Можно относиться к этому стремясь найти какие-то естественные причины. Но когда ты чего-то очень и очень хочешь и стараешься достичь этой своей цели всеми своими силами и так далее, то рано или поздно у тебя это получается. Но если посмотреть на событие с человеческой точки зрения, если, например, исключить возможность чуда в нашей жизни — ну вот нет чудес. Будем такими жёсткими рационалистами, говоря, что никаких чудес не существует, и в лучшем случае это некое совпадение. Но, наверное, в этом есть какой-то, может быть, психологический феномен. Вот этот страстно... может быть, не очень хорошее слово в данном случае: «страстно»...

А. Митрофанова

— Имевший огромное желание, скорее.

В. Кириллин

— Да, очень желавший всё-таки одолеть грамоту мальчик имел огромную веру к этому старцу, он надеялся на него. Помните евангельское: «Если с верою скажешь горе сей: сдвинься, — то она сойдёт»? Вот вера превозмогает всё. Возможно, этот эпизод свидетельствует прежде всего о силе веры, которой обладал мальчик Варфоломей, и о возможностях веры. Вот он отдался Богу целиком и получил чаемое.

А. Митрофанова

— Вспоминается сразу эта картина «Видение отроку Варфоломею» работы Нестерова. Один из шедевров просто, конечно, российской живописи, да и мировой тоже. Этот ребёнок с распахнутыми глазами, с полным доверием смотрящий на человека, который стоит перед ним. Кстати, я недавно видела вторую часть этой работы — «Видение отроку Варфоломею. Часть 2» — так называется.

В. Кириллин

— Там несколько эскизов было, да.

А. Митрофанова

— Не эскиз, а завершённая работа! По заказу Шаляпина она была написана. То есть она сейчас есть, существует, её можно увидеть. Я её видела в галерее Адриана Мельникова, рядом с храмом Христа Спасителя. Потрясающая работа по своей какой-то глубине. И эпизод этот сам по себе чрезвычайно трогательный. То есть святой человек тоже когда-то был ребёнком, у него были сложности свои.

В. Кириллин

— Да, конечно.

А. Митрофанова

— И он их сумел преодолеть. Может быть, действительно, доверие к Богу много позволяет человеку сделать того, что он не смог бы своими силами.

В. Кириллин

— Там ведь была ещё и ситуация для него не очень благополучная, потому что и сверстники над ним посмеиваться стали, и учитель был недоволен, и родители, в общем, печалились. Поэтому он, конечно, испытывал, наверное, очень неловкие какие-то чувства, как-то очень ему было неудобно, что вот так вот он подводит своих близких любимых людей.

А. Митрофанова

— У него ещё два брата, которые учатся при этом хорошо. А он такой вот особый.

В. Кириллин

— Да. Тут есть некий трагизм, напряжённость обстановки, которая вот так вот счастливо разрешается. Но, видимо, это был знак, определивший дальнейшую судьбу отчасти преподобного Сергия. Потому что вот этот старец, который встретился, он же там потом ещё оставляет, так сказать, предсказание о том, что из этого отрока получится учитель Троицы, настоящий авторитет духовный и так далее. В общем, по житию, по версии Епифания Премудрого, он оставляет такое предсказание.

А. Митрофанова

— Что касается родителей преподобного Сергия — вот мы сейчас вспомнили о его детстве, — наверное, о них надо сказать несколько слов. Они же ведь тоже святые оба, их зовут Кирилл и Мария, преподобные. И удивительная получается история, что такое святое семейство: папа, мама святые и один из сыновей прославлен как один из величайших просто святых. Как это происходит, что это такое? И сказано опять же в этом эпизоде с неспособностью его обучиться чтению, что они на него даже ругались за это, и не нравилось им это, то есть они тоже были обычными, видимо, в какой-то момент людьми.

В. Кириллин

— Обычными людьми были, да.

А. Митрофанова

— Как происходит, что происходит, что они такими становятся преподобными, будучи мужем и женой, между прочим? То есть для людей семейных это на так-то часто, не такая частая история. Что там?

В. Кириллин

— К сожалению, мы тут ничего не знаем. Мы только знаем из источников, что Кирилл и Мария, когда старшие их дети поженились, а младший сын чётко нацелился на жизнь во Христе, они к старости тоже принимают постриг монашеский и проводят свои последние дни в таком молитвенном делании. Более мы никаких подробностей не знаем. Но ведь существует поговорка: яблочко от яблоньки не далеко падает. Это и в положительном смысле верная вещь, и в отрицательном, конечно.

А. Митрофанова

— Есть ещё выражение «от осины не родятся апельсины».

В. Кириллин

— Да. Хотя, конечно, история христианская полна исключений. У нас ведь есть и благоразумные разбойники, типа Кудеяра-атамана, мы поём песню, всем известную хорошо. Он разбойничал, разбойничал, да и сделался монахом, и всю жизнь каялся потом в своих прегрешениях и злодеяниях. Всякие бывают случаи. Пути Господни неисповедимы. Промысл Божий по-всякому ведёт нас. Здесь, в данном случае, всё объяснимо: благочестивая семья, благочестивая, правильная, с точки зрения Христа, семья. Естественно, что в такой семье дети рождаются соответствующие. Хотя бывают исключения, когда хорошие семьи, и вдруг какой-то ребёнок...

А. Митрофанова

— У которого особый путь, может быть, тоже.

В. Кириллин

— Да, особый путь обозначается. И бывает, наоборот — очень несчастные семьи, очень неблагополучные семьи, но вместе с тем, в этих неблагополучных семьях вдруг рождается ребёнок, наделённый каким-то особым талантом, не обязательно духовным, но вдруг вот. Ничего не было, родители простые, а ребёнок — девочка или мальчик — наделены там уникальными музыкальными способностями или художественными, или дар слова имеют и так далее. Духовный дар, духовный талант — это тоже такая особая, видимо, способность человека, не всякому данная.

А. Митрофанова

— Но то, в какой мере, конечно, это в преподобном Сергии раскрылось, вот этот самый талант к духовной жизни — это же тоже, наверное, талант.

В. Кириллин

— Конечно, талант, да.

А. Митрофанова

— Это что-то потрясающее. Поскольку мы знаем, что талант можно в себе зарыть, а можно в себе развить, то можно представить, сколько же он над собой поработал, чтобы вот этот росток вырос в такое гигантское дерево — это баобаб просто, который своими вот этими ветвями покрывает всю землю. Все его любят, все его знают, все к нему приходят. И, действительно, он какой-то очень тёплый такой, отзывчивый святой.

В. Кириллин

— Да. Трудничество неустанное, неустанная молитва, мирный дух, которым он обладал, смирение, которым несомненно отличался, даже будучи уже начальствующим лицом, — вот эти все черты и создали ему такой авторитет, такую репутацию в глазах современников, которая не угасла до сих пор. Уникальность эта заключается в том, что его при жизни признали светочем духовным, прошло 500 лет, и до сих пор тропа к нему не зарастает.

А. Митрофанова

— Человек, который сам никуда не рвался, никого не распихивал локтями, и, если чувствовал конфликтную ситуацию, где он он может быть катализатором, он брал и уходил. Невероятная, конечно, история. Спасибо вам за этот разговор! В день памяти преподобного Сергия Радонежского мы говорили вместе с Владимиром Кириллиным — доктором филологических наук, профессором Московской духовной академии об этом удивительном человеке, о его времени, о тех событиях, просто водовороте событий, в центре которых он оказался; и как при этом всём он удержал вот это внутреннее равновесие и доверие к Богу. Потрясающе! Спасибо большое!

В. Кириллин

— Спасибо, Алла! Очень интересно.

А. Митрофанова

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжится, а я, Алла Митрофанова, прощаюсь с вами: до свидания!

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем