"Монастырская семья". Семейный час с Туттой Ларсен и протоиереем Артемием Владимировым (04.03.2017)

У нас в гостях был духовник Алексеевского женского монастыря в Москве протоиерей Артемий Владимиров.

Мы говорили о монастырской семье и семье мирской, о выборе монастырской семьи, о служении и жизни в монастыре, а также о монашеском единстве с Богом.

 

 

 

---

Тутта Ларсен

– Здравствуйте, друзья, вы слушаете программу «Семейный час» Тутты Ларсен на радио «Вера», а у нас в гостях старший священник и духовник Алексеевского женского монастыря в Москве, член Патриаршей комиссии по вопросам семьи и защиты материнства и детства, протоиерей Артемий Владимиров. Здравствуйте.

Протоиерей Артемий Владимиров

– Приветствую вас, дорогие мои постные друзья.

Тутта Ларсен

– Батюшка, ну вот в пост, наверное, как никогда актуально поговорить о том, что для православного христианина, если он хочет вести действительно такой, абсолютно по заповедям выстроенный образ жизни, есть два пути, да, – один путь это семья мирская, а другой путь это семья монастырская. Мы с вами все время говорим о семье светской, но ведь немалое количество людей задумывается хотя бы и какое-то количество из них выбирает для себя иной путь, путь отрешения от мира и жизни в монастыре. Это похоже вообще как-то на семью? Можем ли мы в «Семейном часе» поговорить о том, что из себя представляет вот эта монастырская жизнь?

Протоиерей Артемий Владимиров

– Мне даже очень нравится такая постановка вопроса. Потому что даже обращаясь к великим авторитетам нашей Церкви, святитель Василий Великий -IV век, это семь пядей во лбу, говоря современным языком, глубочайший философ и специалист по христианской этике, он говорит о том, что в идеале монастырская жизнь, жизнь в обители ставить перед собою целью подлинное соединение человеческого естества, рассеченного эгоизмом, амбициями, частными интересами, когда твоя хата с краю, твоя рубашка ближе к телу, сам с усам, после меня хоть потоп, и мы действительно наблюдаем в людях это эгоистическое обособление друг от друга, а вот монашеская жизнь своим идеалом имеет вхождение каждого насельника обители в семью духовную, где люди не связаны кровными, плотскими узами, но вместе составляют Христово тело, они духовные родственники. И как бы ты ни отрекся от мира, от накопительства, от семейных радостей ради служения страждущему человечеству, все равно ты находишься в определенном коллективе, все равно есть иерархия – старшие и младшие, есть система послушаний, которая связует вас всех в единый организм. А значит, остаются психотипы: ты сангвиник, я меланхолик; я человек взрывной, потому что сошел с каких-нибудь Кавказских гор, а вы приехали из Финляндии, и не в меру замедленны. И, значит, возникает множество случаев, недоразумений, то что называется эмпирикой жизни, в которой перетираются наши эгоистические «я», и в идеале монастырская семья – я, ты, он, она, вместе целая страна – это ученики Христовы, среди которых должна царствовать любовь, а значит, и такт, и деликатность, и предупредительность, и взаимопомощь, и взаимовыручка. Всегда ли это получается? Ну, конечно, не всегда – где люди, там и страсти, но вектор задан. И поэтому считаю, что тема, которую вы мне предложили, очень актуальна.

Тутта Ларсен

– Ну и, наверное, неслучайно ведь в монастыре люди называются либо братьями, либо сестрами, уже само это определение подразумевает, что они должны быть родными душами друг другу, объединяться.

Протоиерей Артемий Владимиров

– Безусловно, если только эти термины не затираются и не замыливаются, как это бывает иногда, собственно, все христиане дети Небесного Отца. И если возвращаться к исконному значению этих слов, то, конечно же, они говорят нам о очень высоком явлении, к которому мы должны стремиться и которое именуется братской или сестринской любовью.

Тутта Ларсен

– Каким должен быть человек, я не знаю, может быть, есть какие-то признаки в характер ли, в натуре, которые позволяют нам сказать, что вот этот человек подходит для монастырской семьи, а вот этому лучше создавать семью светскую?

Протоиерей Артемий Владимиров

– Я думаю, что это очень сокровенные, внутренние признаки, разобраться в которых нелегко и самому тебе. В чем они? Все-таки монашество это стремление быть единому с единым Богом. Монашество это удочерение или усыновление Самому Христу. Это духовный брак, в котором душа, как невеста, тянется к Прекраснейшему из сынов человеческих, Спасителю. А это тяготение и единение осуществляются чрез мольбу, молитву, диалог, чрез сокровенное собеседование с воплотившимся Словом. Много ли среди нас людей, которые молитву действительно для себя почитают главным делом своей жизни? Вы знаете, в России много, это все-таки не Турция и не Голландия, у нас особая страна, в Россию можно только верить. И соответственно человек, который не от разбитой жизни, не от дуэли, не от того, что он проиграл в казино родительское имение и вот не знает, куда бы ему теперь приткнуться. А более распространенный сейчас вариант – бомжующие товарищи, из мест не столь отдаленных возвратившиеся в мегаполис, думают: а почему бы не направить стопы в тихую обитель? Парное молоко, банька каждую субботу, не хуже чем в тюрьме.

Тутта Ларсен

– Работать не надо вроде как.

Протоиерей Артемий Владимиров

– Ну, работать, может быть, как раз и придется, но все-таки мирный созидательный труд, это вам не воровская шайка, а какой-нибудь труд в коровнике. И возвращаясь к идеологии монашества, конечно, это, в идеале, позитив, это радость служения Христу, осуществляющееся чрез очищение твоего сердца от страстей самолюбия, гордости, раздражительности, всяких нечистых мыслишек. И, таким образом, каждый, присматриваясь к самому себе, и определяет, тяготится ли он уединением, превращается ли для него уединение в сто лет мучительного одиночества? Или он ждет не дождется, когда, завершив свои коловращения и бурное общение, наедине с Евангелием, как поет отец Роман Матюшин: затеплю свечу, раскрою Псалтирь, скупой слезою свою молитву я омочу, и душа, как птица, возлетает во области заочны.

Тутта Ларсен

– Скорей всего, человек, который собрался стать членом монастырской семьи, имеете семью в миру. Может быть, у него нет брака, детей, жены, но у него могут быть родители, какие-то братья, сестры...

Протоиерей Артемий Владимиров

– Ну не из пробирки же он получился, конечно.

Тутта Ларсен

– И здесь тоже ведь могут какие-то возникать препятствия. Например, мама скажет: на кого ж ты меня покидаешь, кто мне стакан воды подаст? А бывает ведь, что и мужчина из реальной семьи, от жены и детей собирается уйти в монастырь.

Протоиерей Артемий Владимиров

– На сей счет существуют строгие определения церковные: кто не печется о своей домашних, не питает детей, тот отрекся от веры и хуже неверного. Для родителя говорить о монастыре можно будет только по взаимному согласию с супругой, с которой он венчался, и только после того, как дети подняты, взрощены, уже получили путевку в жизнь. И тогда по взаимному согласию, как Кирилл и Мария, родители преподобного Сергия, или Петр и Феврония, Муромские князья, они оба выбирают иноческий путь. А не так, что я оставил супругу, пышущую здоровьем и думающую о продолжении рода, ушел себе в монастырь, превратился в архимандрита, а она там, бедная, не знает, на чье твердое плечо опереться.

Тутта Ларсен

– В таком случае, если у человека остаются какие-то родственники в миру, он вообще с ними может общаться или они, ну хорошо, по согласию и так далее, но все равно какая-то часть семьи остается за пределами монастырской стены. Он вообще с ними как-то общается, взаимодействует? Или это будет ему мешать строить семью монастырскую?

Протоиерей Артемий Владимиров

– Мы помним, что заповедь о любви к Богу – возлюби Господа умом и сердцем, душой и телом, – дана всем людям, и самое важное во Христе возлюбить дядьев и шуринов, и зятьев и сватов. И «если кто любит отца или матерь, сына или матерь паче Мене – больше Меня – недостоин Меня», – говорит Христос. То есть вера в Господа, устремленность ко Господу дает возможность правильно определить себя в отношении людей. И, конечно, мою мамочку, из лона которой я вышел на свет Божий, я во Христе буду помнить, и любить, и помогать так, как помогал митрополит Филарет Московский, современник Александра Сергеевича Пушкина. А известно, что он старушку-мать не забывал и на праздники, пользуясь, конечно, возможностями первого иерарха Русской Церкви, посещал. То подарит отрез ткани, то из Лавры привезет какой-то вкусный свежий хлеб. В этом смысле любовь, которая царствует иноком, не имеем ничего общего с равнодушием, апатией, эгоистической забывчивостью. Всего этого мы и в мире с вами насмотрелись, проблема отцов и детей одна из самых часто обсуждаемых в нашей с вами передаче. И поэтому, конечно, кто же может запретить современному, украшенному сединой игумену послать эсэмэсочку и вопросить домашних: как вы там, милые, не нужно ли вам вяленой рыбки с Валаама прислать?

Тутта Ларсен

– Есть же еще такой вид монашества как монашество в миру или тайное монашество. А что это за тип аскезы?

Протоиерей Артемий Владимиров

– Здесь позвольте оговориться. Это явление было распространено в годы безбожия официального, когда монастыри позакрывали, как говорил патриарх Алексий I, зато открыли психбольницы во множестве, кстати, в тех же монастырях. И поэтому любители иноческой жизни часто просто не имели возможности сокрыться от шума городского и принимали тайное монашество, конечно, не без ведения священнослужителя. Ходили на работу от гудка до гудка, но при этом жили чисто, честно, благородно, выполняли достаточно обширное монашеское правило, как свечечки светили миру. Но сейчас, когда взаимоотношения государства и Церкви гармонизированы, когда не то что нет никаких гонений, напротив, семинаристы получают дипломы государственного образца, так называемого тайного монашества уже нет и быть не может. И в этом смысле, даже есть особые циркуляры Священного синода и распоряжения Святейшего Патриарха, что никаких таких бесхозных монахов из Шаталовой пустыни быть не должно. Но по самому смыслу пострига инок входит в семью монастырскую, он обещает послушание тому лицу духовному, которому вверяется, как дитя отцу или матери. И поэтому совершенно необходима та питательная среда, где новорожденный желторотый птенец от монашества будет оперяться, окрыляться, мало-помалу избавляться от своих комплексов и недостатков, привнесенных им в монастырскую семью. И поэтому сегодня о тайном монашестве в России разговора быть не должно.

Тутта Ларсен

– Вы слушаете «Семейный час» Тутты Ларсен на радио «Вера». Мы сегодня с нашим гостем, протоиереем Артемием Владимировым, решили поговорить о том, что такое монастырская семья. И, конечно, вы говорите о том, что каждый человек из мира с собой привносит все равно свой характер, свои какие-то недостатки, свои достоинства, и как и в семье обычной, так и в семье монастырской его задача ну как-то встроиться, выстроить коммуникацию, грубо говоря, с остальными членами этой семьи.

Протоиерей Артемий Владимиров

– А если прибегнуть к художественному образу: как галька в морской волне обтачивается и мало-помалу приобретает приятную округлость, так член монастырской семьи – насельник или насельница – должен работать над свои характером, чтобы приобрести вот эти симпатичные черты: приветливость, исполнительность, спокойствие, кротость, разумность, мягкость. Ибо духовный рост инока, конечно, измеряется по состоянию его сердца. И если ты обрел это милующее сердце, тогда ты сможешь с легкостью обходить все подводные камни и будешь, действительно, светильником в обители, цветущим яблоневым деревцем, которое своим ароматом мира, радости и любви привлекает к тебе людей.

Тутта Ларсен

– Но в семье обычной все-таки иерархия выстраивается автоматически: кто взрослее, тот и главнее. И дети считаются существами неокрепшими, особенно некоторые сильно самоуверенные родители вообще полагают, что ребенок это пластилин, из которого можно что угодно вылепить. Но в любом случае, мы стараемся все-таки детьми управлять и как-то их формировать.

Протоиерей Артемий Владимиров

– Несомненно.

Тутта Ларсен

– А в монастырь приходят состоявшиеся взрослые люди, уже с какой-то сложившейся системой ценностей и мировоззрений. Как там выстраивается иерархия? Вы сами говорите, что там, как и в семье, есть старшие, есть младшие.

Протоиерей Артемий Владимиров

– Безусловно. И без этого монастырь превратился в какую-нибудь шайку батьки Махно, где кто сильный, тот и прав. В этом смысле, действительно, независимо от возраста, хотя в идеале, конечно, в юности человек должен определить для себя одну из двух дорог, о которых мы сказали в начале передачи, независимо от возраста, если ты новоначальный инок или инокиня, то ты встраиваешься в достаточно четко определенную иерархию. И, в зависимости от выслуги, опытности своей, ты, конечно же, тотчас познаешь на себе эту дисциплину и будешь учиться слушаться. Не непосредственно игумена, который, может быть, выполняет какие-то внешне представительские функции, часто отъезжает, а будет над тобой поставлен какой-то учиненный брат, старший по общежитию, будет у тебя благочинный, от которого ты каждую неделю будешь получить послушания. Сегодня ты в просфорне, завтра ты будешь топить баню, послезавтра попадешь в коровник, как об этом рассказывал епископ Тихон Шевкунов – после ВГИКа, режиссерского факультета, в Печорах он попадает в коровник. Аппетитно, смачно рассказывал, как коровенка, удивившаяся этому новому послушнику, не знавшему, с какой стороны подойти к животному, завинтила лихо хвостом и, окунув его не скажу куда, такую пощечину дала будущему епископу, что щека и горела, и дурно пахала, и это было начало его монашеской жизни.

Тутта Ларсен

– Получается, вы сами сказали, что в монастырской семье старший это тот, кто дольше находится в монастыре и у кого больше духовного опыта. И выходит, что неслучайно некоторые сравнивают монастырскую жизнь с армией, да?

Протоиерей Артемий Владимиров

– В смысле четкой системы субординации.

Тутта Ларсен

– Офицеры, рядовые – это не зависит от твоего образования, от твоего возраста, там от каких-то твоих знаний. Вот если ты рядовой, то ты рядовой и подчиняешься офицеру.

Тутта Ларсен

– Вспомним великого светильника Вселенской Церкви VII столетия, преподобного Иоанна Дамаскина, который был визирем у халифа, то есть вторым человеком в государстве. Но, попав в монастырь Саввы Освященного, он поступил в послушники старцу, может быть, не слишком образованному в отношении светских наук, но достаточно брутальному, который поставил этого великого философа и писателя Вселенской Церкви чистить туалеты и даже запретил ему заниматься литературными трудами. Иоанн Дамаскин смирился. К тому времени он уже был известным автором слова против иконоборцев и прочее. Так что вы думаете? Через какое-то время, когда преподобный Иоанн Дамаскин, он себя, конечно, не считал святым, уже свыкся со своим новым неблагоуханным послушанием, явилась Богородица его начальнику и сказала: «Кто ты, чтобы препятствовать Моему избранному сосуду напоевать Церковь живой водой богословия?» Ну после этого явления старец понял, с кем он имеет дело, и Иоанн Дамаскин стал знаменитым гимнографом Вселенской Церкви.

Тутта Ларсен

– Вообще тема послушания в монастыре является основополагающей и, наверное, самой непонятной для мирян и, наверное, наиболее возмущающей людей...

Протоиерей Артемий Владимиров

– Или пугающей.

Тутта Ларсен

– Пугающей людей, от Церкви далеких. И опять же здесь возникает некая аналогия с армией, даже, может быть, с армейской муштрой, если мы вспомним истории из Патерика, где наставник, значит, заставляет инока ходить в пустыню, поливать засохшее дерево безнадежное или сажать другое дерево корнями вверх. И это подобно, опять же для человека непосвященного, тому, как в каких-нибудь армейских частях перед приездом комиссии красят траву.

Протоиерей Артемий Владимиров

– С той только разницей, что вы описали очень известные, можно сказать, хрестоматийные случаи, которые относятся к жизни древних иноков, действительно ходивших в свете Божественной благодати. И такой авва, геронда, старец – человек не просто доживший до седых волос, но находившийся непосредственно под управлением Господа Бога, ничего не делал случайно. Испытывал послушников, но это не была муштра в современном смысле слова, это была некая проверка на готовность оставить в стороне свое суждение, подчиниться подлинному духовному авторитету и чрез то воспринять от него эстафетную палочку, благодать Духа Святого. Скажем, великий наш епископ Игнатий Брянчанинов, который был далеким родственником государя Николая Павловича I, человеком, воспитанным в самых изящных манерах (о нем, кстати, писал Лесков в своих рассказах о праведниках), епископ Игнатий служил в инженерном училище, под покровительством государя. Так вот, попав в Оптину пустынь, этот барчук, так бы мы сегодня сказали, на самом деле благородный юноша, приставлен на мельницу к мельнику. И тот, наполняя мешок из простой дерюги мукой, попросил послушника, чтобы делать это было удобнее, зубами взять мешковину. Двумя руками держит мешок, а еще и зубами взять. И будущий епископ, аристократ, красавец, богомудрый ум, берет эту мешковину зубами, а простец мельник ссыпает туда муку. Что пишет будущий святитель Игнатий: когда я сделал вещь, совершенно мне непривычную, как бы неприличную, на меня сошла благодать, да в такой мере, что я почувствовал в сердце радость, совершенно неописуемую словом. Кстати, мельник был опытным монахом, он понял, что инок за послушание сподобился от Господа какого-то посещения, сказал ему присесть. И тот еще часа два-три, как блаженный, сидел и ощущал вот это взыграние духа. Так, вернувшись к нашим баранам, к нашей теме, скажем, что действительно, монастырские послушания не ставят свое задачей выбить дух из подвижника, не ставят своей задачей сломать его характер, унизить его. Когда мы встречаемся с такими явлениями, то мы понимаем, что горе-начальствующие – сами, может быть, неискусные иноки, – идут путем буквы, а не духа. И старец Паисий Святогорец, очень ныне популярный писатель у русских христиан Русской Церкви, говорит, что послушники, они очень хрупкие, ломкие и нужно бояться духовному руководителю сломать об колено, переломить характер. С ними, как с детьми – цып-цып-цып, мои цыплята, – общаться нужно, не забывая материнского и отеческого начала. Увы и ах, не каждый духовный руководитель, я думаю, в наше время способен исполнить этот завет старца Паисия. И поэтому достаточно часто мы встречаем сегодня иноков, которые как будто разочарованы в том, что они не встретили в своей обители того, о чем читали в этих патериках, в этих древних сказаниях, Киево-Печерском патерике. Однако, я думаю, что если инок мотивирован, если он действительно идет по призванию и чувствует, что Сам Бог ведет его по жизни, никакие огрехи руководителей не воспрепятствуют этому светлячку достичь заветной цели очищения души и вселения Божией благодати в его сердце.

Тутта Ларсен

– Ну действительно, ведь и далеко не все родители обладают должным педагогическим талантом, чтобы растить собственных детей в каком-то идеальном...

Протоиерей Артемий Владимиров

– И свершают многие ошибки.

Тутта Ларсен

– Да, в идеальной форме, и совершают массу ошибок. Но все-таки родителей не выбирают, а вот путь монастырской жизни это все-таки осознанный выбор человека. Давайте после короткой паузы поговорим о том, чего обычно люди ждут от своей монастырской семьи и что они могут получить, какие ожидания могут не оправдаться или, наоборот, превзойти и все мыслимые и немыслимые желания.

Тутта Ларсен

– Мне так интересен наш разговор, я ведь являюсь духовником обители, что уже предчувствую: рейтинг этой нашей передачи будет очень высок.

Тутта Ларсен

– Продолжим нашу беседу через минуту.

Тутта Ларсен

– Друзья, вы слушаете программу «Семейный час» на радио «Вера». В студии Тутта Ларсен и старший священник и духовник Алексеевского женского монастыря в Москве, член Патриаршей комиссии по вопросам семьи и защиты материнства и детства, протоиерей Артемий Владимиров. Говорим о монастырской семье и о том, что, действительно, далеко не всегда люди, которые хотят поменять мирскую семью на монастырскую, действительно понимают, что их ждет и куда они вообще направляют свои стопы, свои духовные чаяния. Тому абсолютно конкретный недавний пример нашумевшей истории послушницы Малоярославецкого женского монастыря, которая написала об этом книжку, в которой она представляет свою жизнь в монастыре, совершенно несоответствующей ее представлениям и тому, что она об этом читала как раз в «Лествице» или в каких-то других душеполезных книгах. И она говорит о том, что вообще монастырская система это чуть не современное крепостное право, где такие самодуры, значит, начальники всячески принижают и ущемляют человеческое достоинство, и где совершенно неправильно трактуется вот это вот положение о том, что нужно полностью умалить свою волю в пользу воли наставника. А воля наставника, она такая, ну злая, получается.

Протоиерей Артемий Владимиров

– Пишет об искривлениях реальных и виртуальных, которые, тем не менее, привели к разочарованности и к тому, что этот птенец из гнезда сам вылетел, так сказать, не удержался в своем достоинстве.

Тутта Ларсен

– Там главная претензия как раз, как мне показалось, главная именно духовная претензия, заключалась в том, что как же так, если мы говорим о том, что православие это религия свободной воли, то с какого перепуга человек, который поступает в монастырь, должен эту свою свободную волю отсекать. Ведь в Евангелие нигде не сказано об этом самом абсолютном послушании, а сказано это уже в поздних более поздних трудах святоотеческих. И это смущает, и сбивает с толку, и как раз заставляет неправильно трактовать вообще отношения в монастырской семье.

Протоиерей Артемий Владимиров

– Ну сформулированную концепцию я назвал бы немножко упрощенной, потому что православная религия влечет нас, и идеал имеет свободу в Боге. Помните слова Господа: «Если Сын человеческий освободит вас, воистину будете свободными. Познайте истину, и она сделает вас свободными» – свободными от власти греха, от тирании страстей, которые в глубинах сердца всяким из нас переживаются. «Где дух Господень, там свобода». Вопрос, как обрести эту свободу. Христос Спаситель произносит достаточно непонятные, на первый взгляд, слова: «Если кто не возненавидит в мире сем души своей, не сможет быть Моим учеником». Речь идет, конечно, не о твоей душе, но речь идет о страстишках и грехах, которые настолько прилипают к нам, что мы их часто отождествляем со своим «я». «Я смертельно хочу курить, отдам все что угодно за пачку сигарет!» Кто отдаст, кто хочет? Твое тело? Но оно, простите, пожинает плоды – каверны в легких. Или страсти, которые вгрызаются в тебя, как пираньи, так что ты уже порочный навык отождествляешь с самим собою. Таким образом, если хочешь быть Христовым учеником, отвернись себя – то есть отвернись дурно направленной воли, отвернись дурного произволения, – возьми крест свой и следуй за Христом. Христианская аскетика, в этом смысле, не уничтожает воли, не упраздняет ее, но она влечет нас к тому, чтобы соединить свою волю, свои чувства, свой ум с волей Божией. А как до этой воли Божией добраться, угодной, благой и совершенной, которая дарует правильно подвизающемуся царство мира, любви и радости? А достичь очень просто. Отложи свои хотения, отложи свои суждения, и с огоньком, с искоркой исполняй то, что тебе говорят.

Тутта Ларсен

– Велено.

Протоиерей Артемий Владимиров

– В данном случае всякому понятно, что не всегда в монастыре тебя погладят по шерстке. Иногда ты, кажется, имеешь право на отдых, а тебе говорят: давай-ка, завтра архиерей приезжает, давай-ка, браток, выдрай храм. Монастырское жительство действительно представляет нам множество случаев и поводов к тому, чтобы отрешаться от самомнения в мозгах, самолюбия в сердце и своеволия в этом деятельном центре души. Если приступить к этому разумно, из угождения Богу, то, знаете, напоминает нейрохирургическую операцию. Особенно для современных расслабленных митрофанушек, которых семь нянек, дитя без глазу, опекали, вокруг них, как вокруг писанной торбы, с детских лет бегали.

Тутта Ларсен

– Но вот история послушницы, о которой я говорила, она как раз, да, очень перекликается, мне кажется, как раз с соблазнами мира сего. Потому что она изначально занималась духовными практиками какими-то медитативными, индуистскими и прочими нирванами, потом она пришла в монастырь. В монастыре ее там обидели, недокормили, побили, на нее доносили и чего-то там еще, что она описала. А теперь она просто неверующий человек, в Бога не верит она. И, конечно, такие метания человеческой души, понятно, наверное, неспроста. Но мне не хотелось бы переходить на конкретно ее, отдельно взятую личность.

Протоиерей Артемий Владимиров

– Безусловно.

Тутта Ларсен

– И все-таки смущает фраза, которую мы часто слышим о том, что послушание в монастыре выше поста и молитвы, например. Как это возможно? И где граница между послушанием и все-таки таким, знаете, ну как сказать, унижением человеческого достоинства, когда тебя реально...

Протоиерей Артемий Владимиров

– Опускают.

Тутта Ларсен

– Репрессируют, когда тебя кормят кошачьим кормом, когда тебя бьют или заставляют доносить на других.

Протоиерей Артемий Владимиров

– Вопрос очень своевременный, нужный, требующий столь же простого и четкого ответа. И я хотел бы не в качестве контраргумента, но оттеняя ваш вопрос, вспомнить фразу, принадлежащую замечательному Оптинскому старцу, Нектарию. Он говорил: «Послушание нужно проходить с достоинством». Что это значит? Это значит, что мы не рабы человеков, а мы рабы Божии. И если так называемое послушание, задание, ситуация, в которой мы оказываемся, каким-то образом посягает на вечный нравственный закон, если против определенного послушания в кавычках, ну скажем, сообщить куда следует какой-то разговор, который не угрожает государственный переворотом Владимиру Владимировичу Путину, если эти установки противоречат моим нравственным принципам и, в конечном счете, евангельским заповедям, то достоинство христианина, послушника, инока и заключается в том, чтобы выбрать Христа и Его правду и любовь, не прогибаться пред начальством, которое по ограниченности своей, или помраченности, или увлеченности уже не различает между сеном и соломой, между добром и злом. И тут как не вспомнить, говоря о правильном осмыслении монастырского послушания, прекрасную максиму, изречение апостольского времени: «Добро недобро сделанное не есть добро». Мы не иезуиты, чтобы не гнушаться подозрительными средствами для достижения благой цели. Вот почему современному послушнику необходимо иметь семь пядей во лбу. Вот почему мы всегда должны оставаться личностью – мыслящей, чувствующей, молящейся...

Тутта Ларсен

– Верующей.

Протоиерей Артемий Владимиров

– Верующей. Вот почему мы, будучи готовыми к труду, может быть, труду достаточно напряженному, должны впереди всякого труда поставлять человеколюбие, поставлять неписаные, а лучше сказать, Богом данные законы любви. Ну вам пример. В одной обители очень известной, очень многолюдной ставятся столы на панихиды, и народ жертвует муку, хлеб, фрукты, как это всегда бывает в храме и приходском, где на панихидном столике всегда какие-то есть приношения. А вокруг таких обителей множество людей, странников, калик перехожих, хорошо, туристы, паломники приехали, а то и люди социально незащищенные. Вот есть общая установка: со столов ничего не давать. Потому что все это идет в большую трапезную, где готовятся для тех же паломников благотворительные обеды, бесплатно, нужен порядок. Русский порядок это не немецкий Ordnung, но все-таки должна быть какая-то система. Ну, предположим, вы сестра, которая отвечает за сохранность вот этих панихидных столиков, отвечает за то, чтобы все приношения достигали своего назначения. Предположим, к этой сестре подходит явно истощенный, изнеможденный человек. По каким-то причинам он, действительно не солоно хлебавши, без маковой росинки, просит у вас яблочко. Вот ваша реакция, ваше рассуждение. Одна реакция – с каменным лицом: «Не положено! Не благословлено!» Ну действительно, можно направить его, милого, в трапезную, где его должны теоретически накормить. Но бывает, все-таки сердечное чувство-то подскажет: это же все Божие. Да, вроде как общая инструкция такова. Но умалится ли дело, и будет ли для него вред, если я, видя этого бродягу, доходягу, суну ему тихонечко булочку в его суму. Я думаю, что я выбрал бы всегда последнее. Да, пусть мир не без добрых людей, и старшая сестра сообщит куда следует, в игуменскую: вот, сестра Мельхиседека тут самоуправством занимается. Но вы знаете, достоинство заключается в том, чтобы принять, если нужно, прещение, негодование или какое-то наказание. Но любовь превыше всего. И там, где нет моего желания прославиться, сделать в пику начальству, но есть непосредственное движение души... Вспомним царя Давида, который взял хлебы предложения с трапезы священников, до которых вообще не могла рука мирского человека коснуться, однако Бог одобрил это действие царя Давида, накормившегося своих уставших оруженосцев. Так вот и Спаситель говорит, что не человек для субботы, а суббота для человека. И поэтому дух нашей веры, дух Христовой любви обязательно должен заквашивать собою все институты, все монастырские учреждения. Там где любовь, там Бог. Там где живая стихия сочувствия, сострадания, там дух Христов. И, конечно, наверное, не на пустом месте все-таки пишутся вот эти, не единственная же публичная исповедь, подобные печальные хроники и горестные заметы, потому что если остается только одна буква, только одно законничество, только сухой инструктаж, то, наверное, слабые души, сами еще не имеющие в себе вот этого огонька, этой искорки, этой нравственной самостоятельности, могут чем-то соблазниться. А потом и стать вдвое хуже тех, о ком они пишут, потому что образ жизни этих писательниц сейчас уж очень далек от христианского идеала.

Тутта Ларсен

– Вы слушаете «Семейный час» на радио «Вера». С нашим гостем, протоиереем Артемием Владимировым рассказываем вам о том, что такое монастырская семья. Я подумала о некоей аналогии, когда вы говорили о том, что очень важно поставить все-таки любовь и, наверное, совесть и истину впереди отношений даже в монастырской семье. Но и в мирской семье ведь сколько раз мы наблюдаем, когда он бьет жену, или бьет детей, или ворует деньги, играет в казино. Она пойдет, напишет на него заявление, а потом на следующий день забирает, хотя ходит вся в синяках. Потому что ну вот иногда человек не может преодолеть какие-то свои ну слабости или не может трезво взглянуть на ситуацию. Если уж это между супругами так сложно происходит, то в коллективе монастырском, в семье монастырской, наверное, и того сложнее. Человек привыкает жить в этом социуме, в этом сообществе, ему страшно даже помыслить, чтобы оказаться за пределами монастыря, и тогда он лучше будет молча сопеть в тряпочку и выполнять, может быть, не совсем какие-то ну достойные указания своих начальников.

Протоиерей Артемий Владимиров

– Если я пришел в обитель по любви ко Христу, если я свято верую, что женской обителью управляет Сама Богородица, если я в свободное от послушаний время, забившись, как какой-то бурундучок, в свою келью, молюсь, как дитя обращается к родителям, Господу и Богородице – никакие злоупотребления, ограниченность, иногда недалекость, какая-то неразвитость, отсутствие интеллигентности в людях меня не соблазнят. Вот представьте себе, недельку тому назад, получаю я эсэмэсочку из одной обители, тоже очень известной. Ну вот статус духовника своей обители, видимо, как-то мне содействует, и кто-то...

Тутта Ларсен

– Подтягивается.

Протоиерей Артемий Владимиров

– С вопросами обращается. Вот пишет монахиня: «Батюшка, я в уме часто представляю себе, как мою благочинную – это непосредственная начальница, видимо, отличается не сахарным характером, – в уме представляю, как мою благочинную бьют ногами, а я стою рядом и не вступаюсь».

Тутта Ларсен

– Довели человека.

Протоиерей Артемий Владимиров

– «Батюшка, у меня к вам вопрос. У нас сейчас будет чин взаимного прощения обид, мы же все подходим друг к другу, и я к ней тоже подойду. А она всех, говоря мирским языком, достала. Ну просто какая-то сестра Скорпиония, а не солнечный зайчик. Как же я буду просить у нее прощения с такими-то фантазиями и виртуальными боями? Я ведь ее за мерзость считаю». Это я получил такую смс-ку.

Тутта Ларсен

– Ничего себе!

Протоиерей Артемий Владимиров

– Ну вот так, жизнь есть жизнь – a la guerre comme à la guerre, – на войне как на войне. Ну что я могу написать? Ну конечно, я из собственного опыта буду давать ответ. Милая сестра М. или Н. – ну вы все-таки вспомните, что это не тарантула и не скорпион, а это человек, созданный по образу Божию, – явно не справляется со своей начальственной должностью. Ей бы, может быть, в профилакторий надо на месяц – тапочки с опушкой, кефирчик, как-то наедине сама с собою. И, говорю, подойдите, милая, и посмотрите на нее, как мать на дочь. Посмотрите, и вы увидите ее сердце, видимо, исковерканное какой-то может быть травмой, психически или психологически она в миру имела. Так все-таки образ Божий в ней светится. Поклонитесь, попросите прощения у нее, потому что, будь вы совершенны, как Серафим Саровский, наверняка, не дошла бы она до такого скотского состояния. И вы знаете, мне было приятно получить эсэмэсочку совсем недавно, после Прощеного воскресенья. «Батюшка Артемий, я вот постаралась сделать, как вы мне советовали, вглядывалась вглубь ее души, увидела там образ Божий. Сказала: «Прости меня, милая», а та мне даже улыбнулась». И верится, и плачется и как легко-легко. Короче говоря, верующая душа, я думаю, обязательно пройдет средь этих рифов, потому что Божия благодать всегда нас научит, куда ступить, что молвить.

Тутта Ларсен

– Нельзя не обойти стороной тему вообще гендерной, если вы мне позволите это слово, дифференциации монастырских семей. Потому что ведь некоторые святые отцы вообще не благословляли женщин на монашество. И есть такое мнение в обществе, что вообще вот мужской монастырь это обиталище духа, а женский монастырь это прям такая учительская, где все друг друга тихо ненавидят, завидуют. В общем, такова женская натура, что очень трудно нам, женщинам, удержать свои эмоции и страсти. Труднее, чем мужчинам. Действительно ли женская монастырская семья это более сложный организм, чем мужская?

Протоиерей Артемий Владимиров

– Я бы не стал привязывать проблему, собственно, гендерную. Потому что Пречистая Дева Мария, Она совершеннее всех совершенных, Она и Дева, и Матерь, Она непорочная лилия чистоты, Она самая прекрасная икона Живого Бога, Она наставница и учительница наша. И взирая На нее, сонмы дев и женщин, вверяя себя Ее руководству, осуществили нравственный идеал монашества, став сосудами Божий благодати, а значит, и распространяли вокруг себя смирение, кротость и любовь. Но, по факту, говорят, что, скажем, если сравнить лагеря особого назначения мужские и женские, почему-то история свидетельствует, что всякие эсэсовски, всякие Землячки (ее партийное название было Демон – это та, которая расстреливала русских офицеров в Крыму), действительно, куда с большей жестокостью измывались над людьми, чем даже в страшных мордовских мужских лагерях. И иногда не без иронии, может быть, хотя я не очень ее одобряю, говорят, что в женских монастырях мы встретимся с большими ну злоупотреблениями что или преступлениями против этики и нравственности. Почему так? С вашего позволения, женщина – существо всегда льнущее, зависимое, не самодостаточное. Это уж пошло с библейских времен, когда произнес Господь Еве: «И к мужу твоему обращение твое». Женщине, может быть, труднее быть руководительницей, ей приличествует и импонирует более разумное послушание. Как у хорошего мужа жена цветет, она ему помощница, она довольна своим положением, потому что это не подчиненное рабское положение, но это положение думы при царе. И в этом смысле, я как уже имеющий малый опыт настоятельства 25-летнего, теперь и духовничества, конечно, замечаю это психологическое явление: чем меньше по статусу своему начальница – ну вот какая-то дама, которой на мирском приходе доверили бухгалтерию или начальствование над уборщицами, или распределение какого-то графика среди водителей, или секретарь священника, чем меньше ее статус, тем, зачастую, ей более свойственно замыкать на себе судьбы человеческие, пустяки превращать в какие-то архисложности, из мухи выращивать слона. И все только для того, чтобы дать вам, пришедшим к ней, почувствовать свою зависимость от нее. Ну, впрочем, не будем сваливать все на женщин, и среди мужичков и джентльменов такая подленькая черта, Фома Фомич Опискин, среди его обитателей проглядывает. И, конечно, думается, что искушение властью неслучайно именуется одним из самых тяжелых. Сохранить благородство, такт, деликатность более свойственно природному аристократу, чем какому-то нуворишу, самозванцу. Вспомним, что государь наш Николай Александрович II и детей своих научил крайне предупредительно, нежно, деликатно общаться с денщиками, с дворниками, с привратниками – это аристократизм, который – увы и ах, – не свойственен всем, и не всякий в себе сохранит вот это благородство или взрастит его. Вот, наверное, мое размышление отчасти отвечает на вопрос, почему иногда бывает в обители – я не считаю что это неизбежность и данность, – вот на этих маленьких послушаниях, вот на этих инстанциях часто возникают пробки, часто возникают какие-то гематомы, потому что каждый пытается, каждая самоутвердиться. Но чем больше это происходит, тем больше человек отдаляется от Христа. Сам я – может быть, тешу себя надеждой пустой, -принадлежу к другому типу людей. И мне недавно попалась на глаза книжечка одного из иноков Троице-Сергиевой лавры, вскоре после ее открытия, в 40-х годах старец написал книгу своих размышлений о духовной жизни, и книга имела совершенно удивительно название: «Не хочу властвовать над людьми».

Тутта Ларсен

– Что же нам все-таки сказать, какую картину нам нарисовать для наших слушателей, которые мечутся между двумя полюсами. С одной стороны, люди идеализируют монастырскую жизнь, начитавшись каких-то писаний...

Протоиерей Артемий Владимиров

– Древних.

Тутта Ларсен

– Древних, да. Хотя там тоже были ситуации, когда и изгоняли святых, и побивала их братия.

Протоиерей Артемий Владимиров

– Еще как.

Тутта Ларсен

– И принижала. А с другой стороны, мы все слышим все вот эти жуткие истории про то, как в монастырях умаляется человеческое достоинство, как там вообще невозможно жить, и ничего там уже нету от Христа, а только сплошная вот муштра и крепостничество. А на самом деле, человек, который все-таки думает о том, чтобы стать частью монастырской семьи, каков должен быть его образ, какое должно быть его представление об этой самой семье и своем месте в нем?

Протоиерей Артемий Владимиров

– Для меня как духовника и священника вопрос самый частый это как бы скрытая жалоба или горечь: «Батюшка, где же здесь у вас любовь?» – и человек смотрит сиротливо направо и налево, и нигде ее, любви, не видит. А для меня ответ давно сформулирован: «Светить всегда, светить везде – вот лозунг твой и солнца!» Ты милый, как и я, призван будни превратить в праздник. И если ты обретешь вот этот мир преподобного Серафима Саровского, эту светлую улыбку, не вымученную какую-то улыбку Сальери, который привечает Моцарта, а вместе с тем уже сжимает горошину с ядом, наливая ему шампанское, но действительно радушие и умение видеть в человеке Божественное начало; если ты радеешь о том чтобы всем смертям назло, вопреки грубости сестры Н., вопреки суетливости сестры М., вопреки замедленности сестры Р., если ты стараешься осуществить те нравственные принципы, которые для себя полагаешь обязательными, я уже о них сказал – это искренно послужить, подержать, утешить, великодушно простить, улыбнуться, сохранить такт и не вторгаться в личное пространство твоей товарки, то опыт подсказывает: один такой светлячок в обители, пусть даже не занимает начальственной должности, становится точкой опоры для Господа или той точкой, где действует рычаг силы. И Божия благодать – дурной пример заразителен, а хороший имеет тройную силу, – непременно будет привлекать и заквашивать сердца. Я вижу, что начальствующие при хороших, умных подчиненных меняются. И если они не слишком еще опытны во взаимоотношениях с людьми, то они сами для себя получают определенные уроки, когда подчиненный благодушно перенесет какую-то выволочку, несправедливость, когда с достоинством он выйдет из кризисной ситуации, когда проявит благородство и откажется от наушничества. Ну вряд ли люди призывают к прямому наушничеству, но все-таки часто с подозрением смотрят друг на друга: не ты ли там обо мне рассказываешь тайные вещи. И поэтому, я считаю, что мы призваны быть в этом мире светлячками. И чем темнее ночь, тем ярче звезды. Глубоко верую, то идейный инок, то есть человек прилепившийся и умом и сердцем ко Христу, действительно, как преподобный Серафим себя осознающий служкой Матери Божией, не сломается, не разочаруется, не напишет записок из подполья, а потом еще коммерческими тиражами начнет их издавать. Но мало-помалу преобразит, хотя бы в малой мере, место, которое он занимает – не место красит человека, а человек место. И, безусловно, монастырские стены даже при всех наших несовершенствах, если это Богом благословленная обитель через священноначалие, эти стены всегда целительны. А мы, мирские люди, почему-то все-таки едем, при знании всех сложностей жизни, и в Лавру, и в Оптину, и в Аносину пустынь, и в Шамординский монастырь и принимаем обильно Божественную благодать, которую ради труда насельников – грешных и несовершенных, – Бог дает нам, смиренным паломникам.

Тутта Ларсен

– Спасибо огромное. Это был протоирей Артемий Владимиров в «Семейном часе» на радио «Вера». Меня зовут Тутта Ларсен, услышимся с вами через неделю.