"Бутовские Новомученики". Светлый вечер с протоиереем Кириллом Каледой (эф. 19.05.2016)

Гостем программы "Светлый вечер" был настоятель храма Святых Новомучеников и исповедников Российских в Бутове протоиерей Кирилл Каледа.

Накануне дня памяти Бутовских Новомучеников мы говорили о людях, пострадавших на Бутовском полигоне в годы советских репрессий, об их судьбах, о прославленных мучениках и о ежегодном Патриаршем богослужении под открытым небом в день их памяти.

 

______________________________________

В. Емельянов
— Здравствуйте, это программа «Светлый вечер» на радио «Вера». В студии Владимир Емельянов.

А. Пичугин
— Алексей Пичугин. Здравствуйте!

В. Емельянов

— 21 мая, в субботу предстоящую, предстоятель Русской Православной Церкви по традиции возглавит служение Божественной Литургии под открытым небом на Бутовском полигоне близ Храма новомучеников и исповедников российских. Вообще, в настоящее время известно около тысячи человек, расстрелянных на Бутовском полигоне за исповедование православной веры. Вот, скажем, 10 лет назад 250 из них были канонизированы. И что поразительно, на территории России нет другого места, где почивали бы мощи такого многочисленного собора святых.

А. Пичугин

— Это только вот православные люди, да? А сколько там людей погибло просто в годы репрессий и гонений, в 30-е годы — это вообще, наверное, не поддается никакому исчислению. Ну, по крайней мере, сейчас.

В. Емельянов

— Поговорить об этом мы пригласили к нам в студию протоиерея Кирилла Каледу, настоятеля Храма святых новомучеников и исповедников российских в Бутове. Здравствуйте, отец Кирилл!

Протоиерей К. Каледа

— Здравствуйте, дорогие! Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Христос Воскресе!

А. Пичугин

— Воистину Воскресе!

В. Емельянов

— Воистину Воскресе!

В. Емельянов

— Вот странно, что только Бутовский полигон (о чем я сказал в самом начале), и нет другого места на территории нашей страны. Может быть, у меня информация не верна — неужели нигде больше нет, действительно…

Протоиерей К. Каледа

— Ну…

В. Емельянов

—…Мест памяти погибших людей?

Протоиерей К. Каледа

— Нет, конечно, подобные места памяти есть практически у каждого большого областного города. И в Питере это Левашово, около Орла это Медведцевский лес и так далее.

А. Пичугин

— Катынь легендарная в Смоленске.

Протоиерей К. Каледа

— Катынь легендарная в Смоленске.

А. Пичугин

— Кстати, соседи наши — Коммунарка за «Ашаном».

Протоиерей К. Каледа

— Да, Коммунарка под Москвой, Сандармох недалеко от Медвежьегорска — список можно продолжать. Но по тем сведениям, которые сейчас мы имеем, в этих местах, во-первых, чаще всего не очень определено количество пострадавших, и Бутово по тем данным, которыми мы сейчас располагаем, — это одно из крупнейших место вообще в России подобных. Хотя в Левашово — некоторые исследователи считают, что захоронено около сорока тысяч, то есть фактически в два раза больше, чем в Бутове.

А. Пичугин

— А напомните еще раз: Левашово — это Питер, да?

Протоиерей К. Каледа

— Питер. Да-да, Левашово — это под Питером. Но вот чем Бутово отличается от остальных мест? Что в Бутове четко известен состав расстрелянных. Такой четкости практически в других местах нету. Мы знаем поименно 20760 человек, которые были расстреляны и захоронены в Бутове в период с августа 1937 по октябрь 1938 года.

А. Пичугин

— Всего лишь за год, чуть больше.

Протоиерей К. Каледа

— Ну, чуть больше, чем за год, да.

А. Пичугин

— Хотя это население города.

Протоиерей К. Каледа

— Это целый город. И, естественно, люди самые разные — и по возрасту, и по происхождению, и по вероисповеданию. И вот среди этих двадцати тысяч около тысячи человек проходили именно по церковным делам. И к настоящему времени прославлено в лике святых триста тридцать два. Действительно, подобного места не только на территории России, но даже не канонической территории Русской Православной Церкви, которая значительно больше, пока нам не явлено. Конечно, мы не можем говорить, что подобных мест больше нету. Потому что, ну, были некоторые указания о том, что, например, где-то в районе Магадана во время вот этой трагической истории одновременно были закопаны чуть ли не двести пятьдесят священнослужителей — в ров, причем чуть ли не живыми. Поэтому, может быть, действительно есть такие места, но пока они не явлены. Бутово нам явлено — и слава Богу, что мы имеем возможность в Бутово приходить. И, конечно, чем еще… Вообще, надо сказать, изначально Бутово было особым местом, потому что когда проводилась кампания по борьбе с «врагами народа», вот этот большой террор 1937-1938 года, и в инструкциях по проведению этой операции было указано, что надо делать так, как это делается в Центре. А центральным местом было именно Бутово. То есть этот механизм распространялся на других местах, в другие провинции и регионы страны. И поэтому и тогда это было место такое — действительно необычное. Но Господь по Своей милости — Он территорию Бутовского захоронения предоставил Церкви. Это произошло действительно по милости Божией, потому что место оказалось открытым в начале 90-х годов, и в 1994 году это место стало известно Церкви. И когда приснопамятный Святейший Патриарх Алексий в феврале 1994 года узнал о том, что найдено такое место, он сразу в своей резолюции написал, что там необходимо строить храм-памятник.

А. Пичугин

— Давайте уточним. Мы об этом неоднократно говорили, в том числе и с Вами. Но я думаю, что есть слушатели, которые с предыдущими программами не знакомы. А как было найдено это место? Это же был долгое время закрытый полигон НКВД, КГБ, ФСБ.

Протоиерей К. Каледа

— Да, да. Значит, ну, действительно, мы говорили и в эфире радио «Вера» об этом, но давайте повторим. После… Вообще, полигон в Бутове возник где-то в начале 1930-х годов, и по тем сведениям, которые нам предоставило КГБ, расстрелы там начались с 1935 года. Хотя некоторые историки в этом сомневаются. Считают, что, может быть, немножко позже. Но во всяком случае до августа 1937 года расстрелы в Бутове происходили. Но кто там пострадал, кто был убит — мы не знаем. И вплоть до начала 50-х годов в Бутове захоранивали тела умерших и расстрелянных в московских тюрьмах. Естественно, нельзя экстраполировать вот эти вот двадцать тысяч, которые были расстреляны вот за 1937-1938 год, на остальные года. Потому что ну по всем данным 1937-1938 год — это действительно просто пик в нашей истории расстрелов. Но по оценкам историков, около тридцати тысяч в Бутове могут быть захоронены.

А. Пичугин

— Но то есть если даже мы абстрагируемся от церковных дел…

Протоиерей К. Каледа

— Да.

А. Пичугин

—…Если мы обратимся просто к людям, которые были репрессированы, расстреляны, пострадали и похоронены в Бутове, — получается, что это настолько огромная братская могила, что, ну, в общем, представить себе сложно.

Протоиерей К. Каледа

— Это действительно представить сложно. Вот Бунин как-то писал о том, что мы можем представить шесть повешенных, шестьдесят повешенных уже практически представить невозможно. А когда мы говорим о сотнях, то это уже человеческий разум не вмещает. И то же самое вот я скажу о братской могиле. Потому что когда мы говорим о братской могиле, то мы все-таки представляем могилу, ну, пускай там, пять на пять метров, пять на шесть, пять на десять метров. А здесь — рвы, которые были выкопаны экскаватором, шириной пять метров, глубиной четыре метра и длиной до ста и более метров. И таких рвов у нас тринадцать.

В. Емельянов

— Кто бывал на Пискаревском кладбище, может себе представить, что это такое вообще, как это выглядит.

Протоиерей К. Каледа

— Да, тот понимает. Да, это сопоставимо вот с такими вот.

А. Пичугин

— В таких местах очень остро ощущаешь неправоту слов Иосифа Виссарионовича, который говорил про смерть одного человека, которая трагедия, и смерть сотен, которые — уже статистика. Когда вспоминаешь Бутовский полигон, или Пискаревское кладбище, или какой-то другой мемориал, где покоятся сотни людей, — понимаешь, что здесь, в общем, как раз совсем не статистика. Здесь как раз отдельные судьбы.

В. Емельянов

— Вот что касается фигуры Иосифа Виссарионовича Сталина… Или Вы хотели бы…

Протоиерей К. Каледа

— Нет, давайте-давайте, хорошо-хорошо!

В. Емельянов

— Вот смотрите: мы говорим о жутких вещах, и все это знают. Ну, я не знаю, может быть, совсем молодежь, которые, там, после 2000-го родились и сейчас живут, — они об этом представления не имеют. Или, там, кто родился чуть раньше, в конце 90-х. Но в последние годы даже в церковной среди, кстати, можно заметить всё больше симпатий, которые высказываются по отношению к этому периоду: и военные достижения советской эпохи, и индустриальное развитие, культурное, научное, и так далее, и так далее. Вот…

А. Пичугин

— И фигура Сталина, в общем, самого тоже.

В. Емельянов

— И фигура Сталина в первую очередь. Потому что вот смотрите, что было девятого мая. Или до девятого мая. В одном из городов взяли и по городу развесили баннеры с изображением Сталина. Но так или иначе он присутствует в нашей жизни, как это ни парадоксально звучит. И то там, то сям всплывают его или слова, или портреты, или, там, что-то еще. Вот тема не замалчивается, но как бы уводится в тень. Вот то, о чем говорим мы: репрессии и так далее, и так далее. А больше поднимается вот этот советский пафос сталинского времени. Как Вы думаете, с чем это связано? Вот сейчас, казалось бы.

Протоиерей К. Каледа

— Ну, это связано, видимо, с тем, что люди хотят достижений чего-то великого, а у нас не очень получается. А вроде бы так вот, победа, которая была достигнута в тот период, когда Иосиф Сталин был во главе нашего государства, — она, наверное, так привлекает. Вообще, конечно, по большому счету, ничему другим как раздвоением ума вот такое отношение к нашей истории просто невозможно объяснить. Потому что ведь, к великому сожалению, мы плохо знаем историю, но ведь все эти достижения, которые были достигнуты, — они были получены путем эксплуатации просто рабского труда…

А. Пичугин

— …Заключенных.

Протоиерей К. Каледа

—…Заключенных. Причем, абсолютно везде — начиная с лесоповала, совершенно удивительного строительства каналов. Потому что, действительно, строительство каналов — что Беломоро-Балтийского Канала, что Канала имени Москвы, — это действительно сложные инженерные сооружения, которые были построены в кратчайшие сроки практически без применения техники.

А. Пичугин

— Ну, это был зэк (заключенный) или красноармеец.

Протоиерей К. Каледа

— Да. Это вот, значит, трудом. Изнурительным трудом заключенных и часто — ценой их жизни и ценой их здоровья. И то же самое — достижения в какой-то науке и технике. Потому что мы сейчас массу можем назвать имен великих, имен людей, которыми мы гордимся: Туполев, Королёв и так далее. Которые работали в шарашках, они были заключенными.

В. Емельянов

— Есть замечательная история. Ну, как замечательная? Ужасная, по-моему, совершенно история, как Королёв чуть было не погиб по дороге, на этапе из лагеря в лагерь.

Протоиерей К. Каледа

— Ну, Королёв реально-то погиб из-за того, что он получил травму в лагере, на следствии. У него, когда он умер, из-за того, что во время достаточно простой операции ему не смогли ввести катетер в горло, из-за того, что у него была сломана челюсть, и рот у него не открывался так, как открывается у нас с вами. И врачи не смогли вставить ему катетер. Это было последствием травмы, полученной на следствии. Мы потеряли такого человека.

В. Емельянов

— Ну, все-таки, давайте вернемся к этому раздвоению, потому что это вот действительно парадоксальная история. Мы все об этом говорим, мы все об этом знаем. К моему великому сожалению, — я не знаю, я свою личную точку зрения высказываю сейчас, понимая о том, что это средство массовой информации в первую очередь, — но мне больно смотреть, во что превращается праздник 9 Мая, например. В какой-то коммерческий балаган, ярмарку продажу. Потому что георгиевскими ленточками и всевозможными победными слоганами исписано всё — от бутылки водки до губки для обуви. Привязывают эти георгиевские ленточки, чуть ли не в нагрузку дают в магазинах — и попробуй не повяжи! Типа, ты не наш, ты не с нами. Вот это вот тоже начинается, почему-то сейчас начинает проявляться. Мы все очень хорошо знаем эту историю: наш — не наш. «А вот мы!», типа «А вот они!» И вот это вот «мы — они» тоже начинает проявляться. Откуда это в нас вообще? Почему мы не живем цельно? Как Вы считаете? Цельно, я имею в виду, как нация, как народ.

А. Пичугин

— Ты знаешь, я позволю себе дополнить чуть-чуть. Я в этом году впервые очень остро осознал. Я не был в Москве на 9 Мая и не участвовал, только по телевизору смотрел кусочек шествия Бессмертного Полка, и я вдруг понял, что он не может быть полным, цельным. Это очень хорошая акция, особенно когда она изначально снизу проводилась, да? Не когда ее потом взяли уже вот так вот. Эта акция — прекрасная, чудесная, — не может быть полной, пока не провели такую акцию в день памяти жертв политических репрессий. Когда родственники с портретами своих близких, которых осудили, реабилитировали в 1956-м или не реабилитировали, вот так бы свободно смогли пройти по Москве, вот тогда Бессмертный Полк и вот эта акция — они могли бы как-то дополнить друг друга. Так, чтобы восстановить действительно справедливость.

Протоиерей К. Каледа

— Соглашусь.

А. Пичугин

— Чтобы чаши весов уравнялись.

Протоиерей К. Каледа

— Но потому что, к великому сожалению, слова «Никто не забыт» — они до сих пор не реализованы. Мы стараемся, слава Богу, вспоминать действительно тех, кто погиб на фронте, а тех, кто погиб в лагерях, в тюрьмах и так далее, мы, в общем-то, их не помним. И если говорить словами мудрых людей, что война заканчивается тогда, когда похоронен последний солдат, погибший во время этой войны. Мы не похоронили тех людей, которые погибли во время этих ужасных репрессий. И их захоронения в подавляющем большинстве случаев находятся в ужасном состоянии. Нередко по этим местам прокладываются какие-нибудь дороги, еще что-то такое, какое-то строительство. Или они просто заброшены, совершенно забыты. Даже какого-то, я уж не говорю, креста — но какого-то знака не стоит. Хотя надо отдать должное, что все-таки в последнее время, слава Богу, ситуация меняется. И по стране поставлено много знаков, памятных знаков — и на местах, где были концлагеря, местах захоронения заключенных. Причем чаще всего эти знаки ставятся по инициативе снизу, а не по указанию, по решению властей. Последние помогают, оказывают какое-то содействие чаще всего, но инициатива исходит снизу. И что отрадно ну вот для нас с вами — то, что в подавляющем большинстве случаев этими знаками памятными являются кресты. То есть вот сознание народа, хотя явно совершенно, что очень часто инициатива исходит.. Ну, вообще, я знаю очень мало инициатив, когда это исходила действительно от Церкви, не так много. И чаще всего это исходит от людей мало воцерковленных. Но все-таки вот это вот: крест как символ страдания и памяти об этих страданиях — он присутствует в сознании нашего народа, и это, конечно, очень отрадно.

А. Пичугин

— Протоиерей Кирилл Каледа, настоятель Храма святых новомучеников и исповедников российских в Бутове, на Бутовском полигоне, сегодня у нас в гостях в программе «Светлый вечер».

В. Емельянов

— Давайте продолжим наш разговор. Только перенесемся лет на двадцать назад, в 1990-е годы. Очень такое бурливое время. Все интересно, все новое. Казалось бы, вот, во-первых, перемены какие-то наступают, казалось, что жизнь меняется, и все вдруг стали свободны, и огромное количество независимой прессы всякой-разной: гадкой, хорошей и так далее, и так далее. Зарождение российского телевидения с настоящей журналистикой — тогда вот это было, да? И очень много говорилось о покаянии. Дескать, что каждый человек, каждый житель этой территории нашей должен все-таки покаяться и сказать, выразить свое сожаление по поводу казни российского императора последнего и так далее, и так далее. Вот задуматься и покаяться за 1937 год, хотя, конечно, это тут же стало уделом маргиналов, которые тут же стали говорить: «А я чё? Я в репрессиях участия не принимал. Чё я буду каяться?» Ну, нормальному человеку, наверное, да, понятно, что все то, что произошло в подвале Ипатьевского дома, — ну, это ужас просто, потому что стреляли а) в безоружных людей, б) стреляли в детей, в) убили вообще других людей, которые не имели отношения к царской семье — эти люди были прислугою и вообще ни при чем просто, обслуживающим персоналом. Положили всех. Мало того, что положили, — изувечили, сожгли, куда-то кидали в какие-то болотные топи. Ну, нормальному человеку, наверное, не придет в голову это отрицать и говорить о том, что это делали какие-то ну не умалишенные, ну, я не знаю, можно ли назвать людьми этих людей. Наверное, да. Они, наверное, люди, но какие-то такие, особенные. Вот что это значит? Нужно ли, чтоб мы как народ принесли покаяние? Ну, во-первых, от имени кого? И как быть с теми, кто говорит: «Я не репрессировал — а чё мне каяться»?

Протоиерей К. Каледа

— Мы даже как бы эту тему поднимали, но ведь, наверное, действительно, всё-таки, слава Богу, что большинство из нас — наши предки, наши отцы, деды, — непосредственно не принимали участия в этих злодеяниях, в этих убийствах. Но, тем не менее, совершенно очевидно, что ответственность за то, что произошло в России, лежит на всем народе.

А. Пичугин

— А почему?

Протоиерей К. Каледа

— Почему? Сейчас поясню, почему. Потому что кто-то не проявил твердости, не выполнил свой долг — скажем, офицерский долг, когда надо было встать и сказать, что я верен той присяге, которую я принес императору. Кто-то по-другому соблазнился. И ведь если говорит о том, каким образом пришла, удержалась у власти партия большевиков в ходе Гражданской войны — ведь это было решение народа, крестьянства. Они купились на то, что им дали землю. Получили землю. Белые говорили что? Что мы, давайте, победим, а потом проведем Учредительное собрание и дальше будем решать вопрос о земле. А эти сразу сказали: забирайте землю! Забрали землю. На сколько времени им дали землю? В 1932 году началась коллективизация.

А. Пичугин

— Ну а землю отобрали раньше. Как НЭП начал заканчиваться, так и земля вслед за ним вскоре.

Протоиерей К. Каледа

— Да. И, соответственно, потянулись подводы, поезда этих якобы раскулаченных крестьян в степи, в тундру, в тайгу, где эти бедные крестьяне вместе со своими детьми погибали.

А. Пичугин

— В чистом поле.

Протоиерей К. Каледа

— В чистом поле. Уже неоднократно эти вот картинки и в литературе, и в рассказах людей, которые прошли через эти испытания, о том, как эти бедные дети приходили к лагерям, просовывали ручки под колючую проволоку и просили у заключенных: «Дяденька, дай кашки!» Потому что заключенным хоть какую-то еду давали, а этим бедным детка, которых выкинули в эту тундру или в тайгу, — им не давали ничего.

А. Пичугин

— Причем, лучших людей села, через колено перевернув, вот так вот отправив из условной какой-нибудь, я не знаю, Ярославской губернии в Сибирь на Ангару, через все эти этапы и мимо лагерей!

Протоиерей К. Каледа

— Но, возвращаясь к тому, с чего мы начали: ведь их отец, отец этих детей — он согласился с тем, чтобы взять землю и хозяйствовать на земле, которая была не его. Мы не будем обсуждать, справедливо был решен вопрос земельный, аграрный вопрос в России или нет, но получили они в результате захвата. И, к великому сожалению, мы знаем о том, что 1917-1918 годы — это была волна расправ как над помещиками в усадьбах, так и над духовенством. Число духовенства сократилось за эти два года чуть ли не в два раза.

А. Пичугин

— Так как нам все-таки организовать вот это вот покаяние-то общенародное? Как это может произойти? Вот Вы, например, как себе это видите?

Протоиерей К. Каледа

— Ну, понимаете, в чем дело? Что, наверное, организовать это покаяние вот как-то, каким-то мероприятием, как это, например, проводилось…

А. Пичугин

— В Мытищах.

Протоиерей К. Каледа

— В Мытищах.

А. Пичугин

— То есть за примером далеко ходить не надо.

Протоиерей К. Каледа

— Да, то есть мы понимаем, что это совершенно не соответствует тому, что требуется. Ведь нам надо все-таки вернуться к тому понятию, которое вкладывается Церковью православной в слово «покаяние». «Метанойя» — греческое слово, которое было переведено на русский как «покаяние», причем..

А. Пичугин

— Изменение сознания фактически.

Протоиерей К. Каледа

— Да, изменение сознания. Вот к великому сожалению, изменение сознания у нас сейчас произошло, ну, у очень маленькой части населения. Да, мы поняли, что построить рай в отдельно взятой стране невозможно. И мы теперь пытаемся построить рай в отдельно взятом коттедже, на отдельно взятом садовом участке или в отдельно взятой квартире. Но это такая же утопия, как было утопией построение социализма и коммунизма.

А. Пичугин

— Но все-таки, отец Кирилл, смотрите: на протяжении, скажем, нашей дореволюционной истории в более благополучные времена люди тоже строили, постарались построить рай в отдельно взятой усадьбе, в отдельно взятой избе, в отдельно взятом приходе. Дело же, мне кажется, еще и в том, что христианство — оно очень персонифицированная религия, то есть здесь каждый кается за свои личные грехи, вернее — осознает свои личные поступки и осмысливает свою жизнь. И странно, если бы мы старались осмыслить жизнь и принести покаяние за отцов, за дедов, за прадедов, которые где-то, у кого-то, конечно, могли участвовать. Кто-то вообще может про это не знать — про то, что его дед был следователем НКВД. Ну, к примеру. С другой стороны, действительно, здесь сложно поспорить — то, что, если рассматривать покаяние как метанойю — изменение сознания, как изменение нашего отношения к произошедшему. Но ведь даже к произошедшему, даже к сталинским репрессиям у нас никак не изменилось. Как мы про них ничего не знали и не хотели знать на протяжении семидесяти лета, так мы, — с маленьким промежутком в 1990-е годы, и то не во все, — не хотим про них знать ничего и сейчас. Я вспоминаю, как к нам пришел Вадим Дормидонтов, которому благодарны за огромную, там, я не знаю, — за огромное количество разных вещей: за Соловецкий камень, за переименование улиц, там, создание Парка советских скульптур. Он пришел и рассказывал, что когда Соловецкий камень привозили с Соловков, у них были очень большие трудности, потому что первая табличка, которая там должна была висеть, — она должна была гласить «Жертвам войны против собственного народа» Но, конечно же, никто не дал написать «Жертвам войны против собственного народа». То есть изменение вот это вот не произошло и даже не намечается, по-моему.

В. Емельянов

— Но есть и, — смотри, — есть и другая точка зрения. Мы говорим о покаянии, а есть еще точка зрения такая: позиция примирения. Что преступления были, это да. Это все ужасно, конечно, но давайте мы, вот, осознавая и понимая все это, давайте мы друг друга простим. Вот мы можем от имени миллионов погибших людей в лагерях (и не только священников, но и самых обыкновенных людей, детей ни в чем не повинных, болезненных стариков) и вообще за все то, что они пережили в этих лагерях — эти пытки, это унижение, это скотское существование, — мы вообще имеем право занимать такую позицию примирения? И что здесь важнее — покаяние и примирение, или все это вместе хорошо бы, но как?

Протоиерей К. Каледа

— Но, конечно, в первую очередь нужно покаяние. Нужно изменение нашего ума и сознание того, что произошло.

В. Емельянов

— Кто этим должен заниматься? Сам человек, наверное.

Протоиерей К. Каледа

— Ну, этим должен в первую очередь заниматься, конечно, сам человек. Но этим должна заниматься и Церковь, и наше общество. Потому что мы должны говорить о том трагическом опыте, который был, и говорить, если хотите, на разных языках. Как на языке церковном, так и на языке светском. И, по большому счету, это должно быть внесено в систему нашего образования. Вот в Израиле все школьники обязательно проходят через памятное место Холокоста. Это просто вот обязательно в программе обучения у них. У нас этого нету, хотя…

А. Пичугин

— А их возят куда-то?

Протоиерей К. Каледа

— Их возят, да.

А. Пичугин

— За счет государства?

Протоиерей К. Каледа

— Нет, у них имеется… У них около Иерусалима сделан такой мемориальный комплекс, и все школьники Израиля организовано посещают это место.

А. Пичугин

— А в Берлине — Камни Преткновения, и не только в Берлине, почти у каждого дома в центре.

Протоиерей К. Каледа

— Да, вот. Это в Германии есть. Но надо сказать, что сейчас у нас некоторая похожая программа появилась.

А. Пичугин

— «Последний адрес»?

Протоиерей К. Каледа

— Да, «Последний адрес». И сейчас, если говорит о церковном таком делании, — сейчас священноначалие пытается инициировать установку мемориальных досок на тех храмах, в которых служили новомученики.

А. Пичугин

— У нас был, естественно, директор вашего мемориала Бутовского, который рассказывал об этом.

Протоиерей К. Каледа

— Так что вот, ну дай Бог, это вот сейчас, ну так, развивается. Так что, Бог даст, это будет. Но это действительно общая задача. Мы не можем как бы отрывать одно от другого. Но если говорить о церковной стороне, то мы, конечно, должны осознать, что наше старшее поколение, поколение наших дедов (теперь уже надо говорить о прадедах для многих) — они жили в совершенно удивительное время. Потому что мы вот чаще всего, вспоминая те десятилетия, говорим о том, что это такой ужас, такой «караул» и так далее, и тому подобное. А ведь по мысли одного мыслителя современного, это была героическая эпоха стояния за веру. И то, что произошло, — произошло действительно удивительно. Может быть, слова, которые я сейчас скажу, покажутся Вам парадоксальными, но Русь доказала, что она является святой не тогда, когда во главе ее был царь православный, а когда она называлась Советским Союзом. Такого количества святых на Руси, одновременно живших, никогда не было. И я не думаю, что в какое-то ближайшее обозримое будущее такое количество святых будет ходить по нашей земле. Она действительно доказала, что она — Святая Русь.

А. Пичугин

— Отец Кирилл, давайте прервемся буквально на одну минуту, продолжим после небольшого перерыва. Напомню, что в гостях у нас сегодня протоиерей Кирилл Каледа, настоятель Храма святых новомучеников и исповедников российских в Бутове, на Бутовском полигоне. Алексей Пичугин…

В. Емельянов

— …И Владимир Емельянов.

Мы продолжаем наш «Светлый вечер». В студии Владимир Емельянов.

А. Пичугин

— Алексей Пичугин.

В. Емельянов

— И мы продолжаем наш разговор с протоиереем Кириллом Каледой, настоятелем Храма святых новомучеников и исповедников российских в Бутове. И говорим сегодня о 1930-х годах прошлого столетия. Это время массовых репрессий и, как вот Алексей сказал в первой части нашей программы, война против собственного народа.

А. Пичугин

— Ну да. Соловецкий камень у нас в центре.

В. Емельянов

— В общем, по большому счету можно сказать и так. А мы почему об этом сегодня говорим? Дело все в том, что 21 мая, в субботу, на Бутовском полигоне вот как раз пройдет торжественное служение, Божественная Литургия под началом предстоятеля Русской Православной Церкви — нашего Патриарха. Под открытым небом на Бутовском полигоне, вблизи Храма новомучеников и исповедников российских. Если вы хотите побывать там — мы в самом конце нашей программы расскажем о том, как добраться до Бутовского полигона. А вот вопрос еще есть такой: все ли могут участвовать в этом богослужении? Или вход по специальным приглашениям?

Протоиерей К. Каледа

— Да нет, территория захоронения, на которой происходит это богослужение, — она несколько гектар, и поэтому там может поместиться несколько тысяч человек. Так что все свободно могут посетить это богослужение и принять участие в этом действительно торжестве. Раз уж мы говорим об этом богослужении — богослужение действительно удивительное. И как сказал один московский батюшка — оно совершается на естественном антиминсе. Потому что обычно Литургия совершается на антиминсе — то есть специальном плате освященном, в который запечатана частица мощей мученика. А здесь она фактически совершается на необъятной раке, которая содержит такое количество мощей. Поэтому действительно обстановка там такая удивительная. Хотя, конечно, бывает, что и погода не очень хорошая, но, тем не менее, это все компенсируется той благодатью, которая присуща этому месту.

В. Емельянов

— А вот люди, которые бывали на этом богослужении, в этот день — он хоть и переходящий праздник, но, тем не менее, бывали, — вот рассказывали, что казалось бы — надо скорбеть и печалиться, а в итоге с этого богослужения люди выходят просветленные, радостные. Вот почему, как? Чем Вы можете это объяснить?

Протоиерей К. Каледа

— Да потому что это благодать Божия. Потому что благодать Божия — это же было на этом месте. Совершена была не только страшная трагедия и страшное преступление — на этом месте был совершен подвиг. Подвиг стояния за веру, подвиг свидетельства о Христе. Потому что новомученики, когда они шли на смерть, они же свидетельствовали, что эта наша временная жизнь — она ничто в сравнении с тем, что они получат в Жизни Вечной. И замечательно, что этот вот праздник бутовский — он в силу определенных обстоятельств пришелся на пасхальный период, когда мы празднуем смерти умерщвление. И Святейший Патриарх Алексий говорил, что вера в Воскресение Христово была тем камнем, на котором стояли и устояли новомученики. И поэтому он и благословил каменный храм на Бутовском полигоне освятить в честь Воскресения Христова. Такая глубокая мысль.

Но вот возвращаясь к тому, что мы с вами говорили, мне б хотелось еще бы один такой момент, вот, примирения, покаяния. Вот Бутовский полигон и вообще подобные места — они дают нам некоторый урок, который мы не совсем еще осознали. Это то, что вот в этих рвах вместе со святыми лежат и их гонители. Лежат преступники. Потому что ведь среди тех, кто был расстрелян в те годы, были не только, скажем, добропорядочные граждане, но попали какое-то количество уголовников. Хотя, наверное, те преступления, которые они совершили, не соответствовали строгости наказания, которое было применено к ним. И более того — среди расстрелянных, в том числе на Бутовском полигоне, были те люди, которые до этого активно принимали участие в репрессиях. В частности, в Бутово лежит Лацис, то есть правая рука Дзержинского по созданию ЧК, человек, у которого не по локоть, а, наверное, гораздо выше руки в крови. Лежат сто двадцать латышских стрелков, которые тоже принимали участие в первые годы восстановления советской власти в репрессивных мероприятиях. Почему Господь это допустил? Вот мы стараемся как-то вот в нашей жизни — все пытаются какие-то стены построить между собой и соседом, между человеком, который придерживается каких-то других взглядов. А Господь их положил в один ров. И сейчас вот мы не можем взять и обрести мощи святого, потому что мы не знаем — а где святой? А где его бывший гонитель? Это заставляет нас как-то очень настороженно подходить к этой проблеме, чтобы не переступить некую границу, за которой начнется осуждение. И я опять напоминаю слова владыки митрополита Сергия (ныне Воронежского), когда он освящал крест на Бутовском полигоне. В 1994 году он сказал такую фразу: «Здесь каждый нес свой крест — и те, кто расстреливал, и те, которых расстреливали». Я запомнил ее, потому что я не смог тогда ее воспринять. Но вот служа на Бутовском полигоне, я понимаю глубину слов, сказанных владыкой Сергием.

А. Пичугин

— Сколько лет Вы уже служите там?

Протоиерей К. Каледа

— Ну, я занимаюсь Бутовским полигоном фактически с 1994 года. Если говорить о том… Я принял священный сан в 1998 году пресвитерский, дьяконом стал в 1996 году. Я служил там же.

В. Емельянов

— Так, может быть, это нам сам Господь подсказывает вот этот вот путь к покаянию?

Протоиерей К. Каледа

— Да.

В. Емельянов

— Всех тех, кто расстреливал, и кто были расстреляны? Имеется в виду уже, да, последующее поколение, их потомки.

Протоиерей К. Каледа

— Да.

В. Емельянов

— И примирение, о чем мы тоже говорили в первой части программы — что вот два пути есть. И если Вы говорите, что Господь их в один ров положил, в одну могилу, то, собственно, наверное, нужно и примириться все-таки?

Протоиерей К. Каледа

— Да. И более того, по моему опыту скажу, что на Бутовском полигоне, когда приходят на это место родственники самых разных людей. Те, которые пострадали, совершенно, может быть, диаметрально противоположных мировоззрений придерживались, чем я. В том числе приходили достаточно регулярно (сейчас их как-то меньше стало) и дети латышских стрелков. Вот. И другие, представители других конфессий. И с ними разговариваешь на полигоне, как с братьями. Да, понимаешь, что они могут придерживаться другого взгляда на жизнь, на, так сказать, духовную жизнь и так далее. Но это близкие люди. Вот эти страдания — они имеют очень сильную такую примирительную силу. Тавтология немножко получилась.

А. Пичугин

— Ну, у Высоцкого помните: «Как твоя семья да без вести пропавшие, твои безвинно павшие, мои безвинно севшие».

Протоиерей К. Каледа

— Да. И, наверное, опять же, неслучайно Господь устроил так, что делегация Русской Зарубежной Церкви, когда приехала в Россию, чтобы начать переговоры о восстановлении канонического единства, первое место, в котором они оказались, — это был Бутовский полигон. Как раз вот это Патриаршее богослужение 2004 года. И как потом свидетельствовали и участники вот этой зарубежной делегации, и члены той группы делегаций, которая вела с ними переговоры со стороны Матери-Церкви, это богослужение сняло очень много вопросов. И первым деянием, которое было после подписания акта о восстановлении единства Русской Церкви, было освящение храма на Бутовском полигоне.

А. Пичугин

— Это уже нового каменного храма?

Протоиерей К. Каледа

— Нового каменного храма в 2007 году.

А. Пичугин

— Мы с Вами перед эфиром как раз говорили о том, что чуть ли вот не сегодня исполняется девять лет со дня освящения этого храма.

Протоиерей К. Каледа

— Да, как раз 19 мая 2007 года, в день Иова Многострадального, соответственно, в день рождения Государя Императора Николая Александровича был освящен каменный храм.

А. Пичугин

— Ну да, все очень символично.

В. Емельянов

— Мне хотелось бы Вас спросить: а вот были, например, какие-то случаи, когда по молитвам вот уже впоследствии новомучеников кто-то из гонителей, предположим, вновь обретал веру? Потому что давайте вспомним, какое количество храмов было порушено фактически в это же время — взорвано, снесено, разворовано и так далее, и так далее. Вот, может быть, кто-то решил отказаться от участия в приведении в исполнение приговоров и сам за это пострадал? Вот что-то известно об этом? А может быть, гонители впоследствии новомучеников сталкивались с проявлением Божией силы какой-то? Вы знаете об этом что-нибудь? И судьба людей вдруг резко менялась? Или кара настигала?

Протоиерей К. Каледа

— Ну… Я знаю случай, когда расстрельщики не могли попасть в священников до тех пор, пока они не благословляли их.

В. Емельянов

— Да Вы что!

Протоиерей К. Каледа

— Такие случаи были, несколько случаев таких во время Гражданской войны на Урале и на Юге, где белые и красные туда-сюда ходили, было несколько таких случаев. Не могли попасть в священника. Стреляли, причем несколько человек стреляло, все мазали, и вот когда священник их благословлял — тогда его убивали.

В. Емельянов

— Вы какие-то удивительные вещи рассказываете!

Протоиерей К. Каледа

—Да. И насколько это повлияло на судьбу их — не знаю. Знаю один рассказ расстрельщика, который был в Поволжье, фактически молодым человеком, мальчишкой практически был, и он оказался в плену у белых. Был красным, оказался в плену у белых, и его защитил священник. А потом он попал в расстрельную команду, расстреливал, там, пачками. И к нему привели очередную команду, — он был старшим в команде, — очередную группу осужденных, он узнал священника, который его спас. И он, в общем, спас этого человека. Потом он пил, и когда он рассказывал человеку, который записал этот рассказ, он страдал пьянством. Чем кончил, я не знаю. Знаю случай, когда человек, который принимал активное участие в таких репрессивных действиях, в конце жизни покаялся, и священник, который его исповедовал, принимал таинство исповеди и покаяние перед его смертью, был потрясен. Потому что он думал, что такие люди не могут покаяться. Вообще, если говорить так по практике священнической, — мне приходилось принимать исповедь у людей умирающих, — чаще всего просят батюшку помолиться, чтобы, там, боли не было, еще что-то такое. Покаяние практически…

А. Пичугин

— Никто не просит?

Протоиерей К. Каледа

— Ну очень, очень редко и очень слабые покаяния бывают. И вот этот человек, который занимал достаточно высокое положение в системе КГБ и в начале своей деятельности вот принимал участие в таких делах — в следствиях жутких и так далее, — вот в конце, перед смертью он покаялся. Когда мне рассказали об этом, то вот у меня первое ощущение было — насколько Господь милосерд, что вот кажется, человек залез — уже дальше некуда!

В. Емельянов

— По самое темя.

Протоиерей К. Каледа

— Да. А Господь терпел.

В. Емельянов

— Ждал.

Протоиерей К. Каледа

— Ждал. Да, видно, что он тяготился. И это бремя, которое он нес, было ему тяжко. И по рассказам его близких, ему было непросто по жизни. Хотя внешне, так сказать, он достиг очень многого. Вот. Но это тяготило его. И Господь дал ему возможность за два дня до смерти покаяться, причаститься до Христовых Таинств и предстать перед Господом. Скажу более того, что его внук — священник нашей Русской Православной Церкви.

В. Емельянов

— Вот какие повороты весьма неожиданные бывают.

Протоиерей К. Каледа

— Да, и я такие случаи знаю, что вот среди духовенства, в том числе московского, есть потомки людей, которые принимали то или иное участие вот в тех страшных событиях.

В. Емельянов

— Протоиерей Кирилл Каледа на нашем «Светлом вечере», настоятель Храма святых новомучеников и исповедников российских в Бутове.

А. Пичугин

— Мы можем даже вспомнить 1930-1940-е годы. Родной брат председателя МГБ, бывшего НКВД Абакумова вообще был дьяконом в то же самое время в одном из московских храмов.

Протоиерей К. Каледа

— Ну, вот…

А. Пичугин

— Отец Кирилл, вот Вы говорите, что Вы в Бутове, на этом полигоне уже больше двадцати лет, с 1994 года, получается? То есть, в принципе, это то время, когда еще, наверное, были живы некоторые люди, которые принимали участие как раз в этих гонениях, в этих репрессиях. А приходили ли они, может быть, как-то удавалось с ними общаться лично?

Протоиерей К. Каледа

— Нет. Они не приходили на полигон, и общаться мне не приходилось. Вот. Но мне приходилось общаться с людьми, которые оказались на Бутовском полигоне в качестве обслуги во время войны. Которые рассказывали о том, как… Во время войны, когда уже активных расстрелов там не было, — как там проходила жизнь, как во время войны начальство НКВД — Абакумов, Берия — приезжали на Бутовский полигон и по воскресеньям там устраивали… Не знаю, как правильно сказать…

А. Пичугин

— Да как есть.

Протоиерей К. Каледа

— Скажем так, попойки. Им подавались молочные поросята и так далее. И каскад прудов для того, чтобы… Там рядом были барские пруды, два барских пруда. Он был увеличен после войны, потому что нужно было НКВД разводить рыбу для руководства.

А. Пичугин

— Там же еще дача НКВД неподалеку.

Протоиерей К. Каледа

— Это уже потом.

В. Емельянов

— Я не представляю, как это могло быть. Они-то знали, что тут происходило?

Протоиерей К. Каледа

— Знали.

В. Емельянов

— И ели этих молочных поросят. Купались в этих озерах, ловили оттуда рыбу, ели ее, и жили в этих домах?

Протоиерей К. Каледа

— Да.

А. Пичугин

— Ну, поросята-то привезенные, наверное?

Протоиерей К. Каледа

— Да. Между прочим, там рядом был скотный двор, где поросей разводили. Ну, если говорить об этом дачном поселке, который в конце 1950-х, начале 1960-х годов, то это же не единственное такое место. Но поселок возник на краях полигона, где не было захоронений.

В. Емельянов

— А вот 1970-е, 1980-е и 1990-е — до тех пор, пока не стали открываться архивы, пока люди, и Вы в том числе, не стали этим все заниматься вплотную, осознанно, — что находилось на этом месте? Это просто был поросший бурьяном…

Протоиерей К. Каледа

— Нет, территория захоронений была окружена глухим забором. Было объявлено, что это полигон для развертывания каких-то сил, и он охранялся сотрудниками КГБ. Так же, как аналогичный полигон в Коммунарке, в Левашово, в еще некоторых местах. То есть это находилось в ведении ГБ. Вот в начале 1990-х годов они поставили вопрос о том, что… Тогда все разваливалось, и они понимали, что им обременительно содержать этих сотрудников непонятно для чего, и обратились в местные органы власти — тут, соответственно, в администрацию Московской области, — с просьбой о том, чтобы эти территории были переданы кому-то. Но кому можно было передать? И вот вдруг неожиданно — обращение Святейшего Патриарха с просьбой выделить земельный участок под строительство храма.

А. Пичугин

— А изначально за глухим забором все это держали, потому что боялись, что могут начинать раздавать земли под дачные участки, а там кто-нибудь копнет и всё обнаружится?

Протоиерей К. Каледа

— Ну, наверное, и так. Наверное, и так. Потому что вообще, надо сказать, что, несмотря на то, территория этих захоронений была огорожена, в центре этой территории был такой ряд сараев, который, как мы сейчас понимаем, стоял на крае одного из рвов. Там были подвалы, там резали поросей. Есть такая даже видеосъемка у нас. Когда мы стали заниматься Бутовским полигоном, пришлось, так сказать, приложить усилия, чтобы местная администрация, местные власти районные эти сараи оттуда убрали. Вот. Но этот вопрос был решен.

А. Пичугин

— Я все вспоминаю Катынь в Смоленске. Там очень наглядно все это показано. Когда две части полигона: одна часть, где захоронены поляки. Поляки не просто сумели восстановить каждое имя офицера, расстрелянного в Катыни, но еще и там одна-единственная женщина погибла — ее имя выбито отдельно, более четко и крупно по отношению к другим. А имена продублированы на двух стенах — на одной с колоколом, на другой просто ряд такой длинный уходящий вдаль по дороге. Это польская часть. Наша — то там какие-то мосточки через рвы, которые видны, брошены. И когда спрашиваешь у экскурсовода, почему, — он говорит: «Ну, понимаете, как-то некрасиво было по могилам ходить, поэтому мы досочки положили». Это наша часть.

В. Емельянов

— Угу.

А. Пичугин

— А на билете написано: «Вид услуги: Катынская трагедия».

Протоиерей К. Каледа

— Да, но Вы прошли по этой самой ближайшей…

А. Пичугин

— Нет, я тоже ходил дальше.

Протоиерей К. Каледа

— А до Днепра доходили?

А. Пичугин

— До самого Днепра нет, там тоже дача НКВД.

Протоиерей К. Каледа

— Да. Там тоже дача НКВД, которая потом, на территории которой была потом сделана государственная дача, где отдыхал Никита Сергеевич. И когда уже в годы перестройки городу Смоленску было присвоено звание города-героя, то банкет для руководителей государства, Горбачева, был дан именно на этой даче.

А. Пичугин

— Хотя уже тогда было известно. Ну, там, с Катынью все было немножко проще.

Протоиерей К. Каледа

— Да, да.

А. Пичугин

— Я вспоминаю еще остров Кий в Белом море. С Кийским монастырем Крестным. Там островок-то 800 метров на 1200. С одной стороны острова — санаторий НКВД был, а с другой стороны до сих пор лежат, их, конечно же, никто не уберет никогда, — эти булыжники, расколотые кайлом, с надписью бараков, номеров заключенных, надписи-названия лагерей. Вот 800 метро на 1200. Здесь санаторий НКВД, а здесь вот, соответственно, привозили дробить кайлом камни.

В. Емельянов

— Кому-то из вас, уважаемые радиослушатели, может показаться, что тема нашей сегодняшней передачи довольно мрачная, несмотря на светлое название нашей передачи — «Светлый вечер». Но мы убеждены, что об этом нужно говорить, потому что об этом нельзя забыть. Не хотелось бы быть в собственной стране иванами, не помнящими родства. Вот это вот категорически, этого нельзя допускать. И несмотря на то, что уходят люди из жизни, — жизнь есть жизнь, а ее продолжительность ограничена. Уходят из жизни люди, которые помнят это все сами, а многим молодым об этом неизвестно ничего. Поэтому они этот Советский Союз воспринимают, как некий луна-парк, где все было замечательно, было бесплатное здравоохранение, бесплатное обучение, и вообще много всяких интересных разных положительных вещей. Но в то же самое время огромное количество трагедий случилось за эти — сколько там? — семьдесят с лишним лет существования этого государства под названием «Советский Союз». Поэтому мы об этом говорим. Именно для того, чтобы не забывать. Говорили мы об этом в связи с тем, что 21 мая, в субботу на Бутовском полигоне пройдет служение Божественной Литургии, и возглавит это служение предстоятель Русской Православной Церкви — наш Патриарх. Это состоится под открытым небом на Бутовском полигоне, вблизи Храма новомучеников и исповедников российских. Но и было бы неправильно не поинтересоваться: на этом ли закончится мероприятие или что-то будет в продолжение?

Протоиерей К. Каледа

— Ну, в этот день совершается Божественная Литургия. И мне кажется, Божественной Литургии вполне достаточно, самодостаточно, чтобы что-то делать. Но вообще, если говорить о жизни Бутовского полигона — у нас достаточно активно проходят и различные мероприятия, и, слава Богу, сейчас продолжается как бы развитие и мемориализация Бутовского полигона. Ведется работа по созданию музея памяти пострадавших, причем он будет размещен в… Ну, он размещается, мы сейчас работаем над созданием уже экспозиции. Он размещается в здании, в котором в те страшные годы располагалась комендатура полигона. Ведутся работы по созданию мемориала, как мы его называем, «Сад памяти», где будут расположены доски с именами всех 2760 человек, которые погибли на Бутовском полигоне.

В. Емельянов

— Ну, я это и имел в виду: может быть, какая-то расширенная экспозиция в этот день будет, где люди могут…

Протоиерей К. Каледа

— Естественно, там будет представлена, чтобы люди могли познакомиться с нашей жизнью.

В. Емельянов

— Ну да.

А. Пичугин

— Игорь Гарькавый, ваш помощник, я так понимаю, этим занимается.

В. Емельянов

— Давайте теперь будем разбираться, как к вам добраться. Путь неблизкий, и для многих район Бутово — такая секретная территория. Я, например, скажу честно — мне в жизни еще не выпадало шанса бывать в той стороне. То есть я проезжал…

А. Пичугин

— Ты в Южном и Северном Бутово не был?

В. Емельянов

— Я знаю, что есть такие. Они же, наверное, не микро-, а макрорайоны, да?

А. Пичугин

— Макро, абсолютно.

В. Емельянов

— В черте или за чертой города. Я знаю, что существуют. Но мне как бы вот пока какого-то шанса не предоставила вообще побывать в этих жилых кварталах. Да, я не знаю, хорошо это или плохо, но это факт. Давайте будем разбираться, как добраться. Вообще, по идее, это Московская область, Ленинский район, поселок Бутово, улица Юбилейная, дом 2. Отец Кирилл, Вы меня поправьте, пожалуйста, если я какую-то ошибку допущу.

Протоиерей К. Каледа

— Правильно, правильно.

В. Емельянов

— Проезд от станции метро «Бульвар Дмитрия Донского», там ходит автобус номер 18. И если вы едете в субботу (21-е — это суббота), то вот там они ходят каждый час: 6:20, 7:20… Нет?

Протоиерей К. Каледа

— Нет-нет-нет! Значит, в этот день в связи с Патриаршим богослужением движение автобуса номер 18 будет организовано через 5-10 минут. То есть как только автобус наполняется, он отправляется.

В. Емельянов

— Можно добраться…

Протоиерей К. Каледа

— Соответственно, и обратно. То есть автобус будет ходить, пока паломники будут находиться на территории полигона.

В. Емельянов

— Очень это правильно. Да, и можно даже электричкой доехать с Курского вокзала до Бутова, до платформы, до станции. И далее пешком около 15 минут.

А. Пичугин

— Или машиной по Варшавскому шоссе.

В. Емельянов

— Я думаю, что как раз машиной будет проблематично туда добраться.

Протоиерей К. Каледа

— Ну, у нас из-за того, что все-таки проблемы с парковкой, и поэтому да, возможно приехать на машине. В машине надо ехать по Варшавскому шоссе, при выезде из города держаться указателей на Подольск, чтобы не попасть на скоростную трассу — она уведет вас далеко. И там, на Варшавском шоссе будут стоять посты ГИБДД, которые подскажут, как поворачивать к нам и где можно припарковать машину. Но есть проблемы с парковкой, поэтому имейте это в виду.

В. Емельянов

— Я почему говорю, что машина — это не лучшее средство в этот день? Ну, поскольку Литургию служит Патриарх, то мы все прекрасно понимаем, что при этом задействовано. Ну, это большое количество народа, это паломники и так далее. Поэтому вы тоже, когда поймете, что вы хотите ехать на машине, подумайте — а стоит ли? Потому что это будут кордоны, это будет охрана и так далее, и так далее. Так что, может, оно — если погода нормальная будет, городским транспортом будет проще.

Протоиерей К. Каледа

— Самый удобный способ добраться в этот день — это, конечно, на восемнадцатом автобусе от Бульвара Дмитрия Донского.

В. Емельянов

— Ну, что же — давайте будем заканчивать наш сегодняшний разговор, хотя бы на сегодня. Понятное дело, что он не закончен, мы будем еще не раз встречаться, и многое есть, что обсудить. Напомним, что 21 мая, в субботу предстоятель Русской Православной Церкви по традиции возглавит служение Божественной Литургии под открытым небом на Бутовском полигоне вблизи Храма новомучеников и исповедников российских, с настоятелем которого протоиереем Кириллом Каледой мы сегодня и беседовали о Бутовском полигоне, о 1930-х годах, о репрессиях, о русских новомучениках. Программу провели для вас Владимир Емельянов…

А. Пичугин

— …Алексей Пичугин. Спасибо!

В. Емельянов

— Прощаемся, до новых встреч! Отец Кирилл, спасибо!

А. Пичугин

— Всего доброго!

Протоиерей К. Каледа

— Спасибо всем! Христос Воскресе!

В. Емельянов

— Воистину Воскресе!

А. Пичугин

— Воистину Воскресе!