"1000-летие русского монашества на Афоне". Светлый вечер с о. Александром Волковым (06.06.2016)

У нас в гостях был пресс-секретарь Патриарха Московского и всея Руси священник Александр Волков.

Мы говорили о поездке Патриарха Кирилла на Афон, о праздновании 1000-летия русского монашества на Афоне, и об особенностях монашеской жизни на Святой горе.

______________________________________

А. Пичугин

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие слушатели! Здесь, в этой студии, я, Алексей Пичугин, и рядом со мной пресс-секретарь святейшего патриарха Московского и всея Руси Кирилла священник Александр Волков. Здравствуйте.

А. Волков

— Добрый вечер.

А. Пичугин

— Поговорим сегодня, в первую очередь, наверное, о поездке на Афон, которую... И Вы были на Афоне, сопровождая и патриарха, и президент был на Афоне во время своего визита в Грецию. То есть это не была поездка президента именно на Святую гору.

А. Волков

— Ну, такая, в рамках визита в Грецию.

А. Пичугин

— В рамках визита в Грецию, да.

А. Волков

— В том числе посетил Афон.

А. Пичугин

— И в связи с этим, конечно, интересно, почему такое пристальное внимание именно к Афону. Почему визит и патриарха, и президента так широко освещался в СМИ, почему именно Святая гора вот так приковывает внимание, в том числе и множества светских каналов, светская пресса там присутствовала и очень подробно освещала этот визит.

А. Волков

— В этом году формально исполняется тысячелетие с момента заселения русских монахов на Святую гору Афон. Любая дата условна, и эта дата тоже условна, потому что можно, наверное, с какой-то долей определенности говорить, что русские селились на Афоне, фактически, с самого начала — момента Крещения Руси. Но достоверно зафиксировано в документах, в афонских летописях именно 1016 год, когда одну из подписей под одним из документов поставил некий монах, насельник «монастыря россов» на Святой горе Афон. И именно с этого момента отсчитывается формальная история русского присутствия, русского монашества на Святой горе, и поэтому было принято уже несколько лет назад решение, что именно этот год, 2016 год, будет в широком смысле этого слова посвящен празднованию Тысячелетия русского монашества, русского присутствия на Афоне. И на протяжении всего года самые разные и различные торжества — мы об этом еще можем потом поговорить — проходят и в России, и на Украине, и в других странах, и эпицентром этого празднования стало посещение, паломничество святейшего патриарха Кирилла на Афон, и, что, конечно, было очень радостно и очень важно — на Афоне в это же время находился и президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин, который также совершил свою паломническую поездку на Святую гору и вместе с этим своим присутствием подчеркнул для всего Российского государства важность этой даты и вообще важность русского монашества на Афоне.

А. Пичугин

— Вообще, дата интересная, потому что 1016 год — это всего лишь чуть больше... даже, получается, чуть меньше 30 лет с момента Крещения Руси. Соответственно, вот само христианство хотя бы в пределах Центральной России и части Украины даже в то время еще не было так широко распространено. Археологи свидетельствуют, что в XII веке на территории Северо-Восточной Руси христианство только-только вот начало проникать и завоевывать какие-то позиции. Получается, что уже на Афоне каким-то образом, за 100 лет до этого были первые русские монахи. Кто они, конечно, неизвестно.

А. Волков

— Кто они, конечно, неизвестны, но вместе с этим у нас есть, фактически, свидетельство, с которым невозможно спорить, и поэтому мы имеем то, что имеем. И на самом деле это свидетельствует только о том, что притягательность Афона, его духовной традиции, его монашеской традиции была сильна и тогда, и она была сильна настолько, что даже, может быть, допустим, несколько русских, но все же уже тогда, совсем скоро после Крещения Руси направились туда. Поэтому нет ничего странного — наоборот, это такая краткость этих дат подтверждает наше общее понимание того, что Афон действительно является исключительной святыней для всего христианства.

А. Пичугин

— Но, тем не менее, юридически... Я правильно понимаю, что юридические афонские монастыри, с точки зрения церковного права, находятся в юрисдикции Константинополя?

А. Волков

— Да, совершенно верно. Афон является канонической единицей, подчиняющейся константинопольскому патриарху, но среди монастырей, которые есть на Афоне (монастыри непосредственно греческие, их большинство, и монастыри, скажем, этнические или, точнее...)...

А. Пичугин

— Разных поместных церквей.

А. Волков

— ...да, имеющих связь с разными поместными церквами... Это Хиландар — сербский монастырь, Зограф — болгарский монастырь, есть румынские скиты Иоанна Предтечи и вот русский Свято-Пантелеймонов монастырь. И здесь как бы очень есть такая естественная, правильная в восточном христианстве, православии взаимосвязь: с одной стороны, некое иерархическое подчинение сохраняется за Вселенским патриархом, но, с другой стороны, никто никогда не оспаривает того, что, в данном случае, Пантелеймонов монастырь является русским монастырем и монастырем, в котором живут русские монахи, его населяют русские монахи, в нем нет греческих монахов. И поэтому, конечно, это все вполне нормально, и в этом нет какой-то неестественности.

А. Пичугин

— А русский монастырь — Свято-Пантелеймонов, но он, насколько я знаю, не первый русский монастырь? Соответственно, там в течение веков они менялись, и есть даже монастыри, ставшие теперь скитами, которые в свое время, в свою очередь были тоже какими-тоо тоже русскими монастырями?

А. Волков

— Русское монашество на Святой горе переживало разные периоды своей истории. И первый из них — это был период зарождения, когда русские монахи обосновались в бывшем, по-моему, болгарском, если не ошибаюсь, хотя могу что-то переврать, скиту под названием Ксилургу, и здесь они начали развивать свою монашескую общину. И какое-то время существование там и развитие общины было, и затем, после существенного увеличения количества русских монахов здесь им стало тесно, они нашли другое место для своего монастыря и уехали в то место, которое сейчас называется Старый Русик, и там существовал русский монастырь на протяжении нескольких сот лет. И, в конце концов, уже в XVIII веке русский монастырь на Афоне переехал ближе к морю.

А. Пичугин

— Ну, совсем на побережье?

А. Волков

— Да, и, собственно говоря, именно что на побережье, и стал называться Прибрежный Русик — прибрежный русский монастырь, в честь святого великомученика Пантелеймона был освящен его главный храм, потому что там находится одна из главных реликвий — часть мощей святителя великомученика Пантелеймона.

Но, так или иначе, все это была община русских монахов, которая просто путешествовала агентство Афону, как обычно у русских бывает, начиная от небольшого объединения монахов в маленьком-маленьком скиту Ксилургу, который и сейчас занимает совсем небольшое пространство — там, действительно, сложно было бы себе представить, что больше 10-20 человек могли бы жить. И потом, постепенно разрастаясь до территории Старого Русика, вот затем теперь уже — один из самых крупных монастырей на Афоне, русский Пантелеймонов монастырь, и сейчас он прекрасным образом восстановлен.

Ну, и, конечно, был совершенно трагический советский период, и об этом и патриарх имеет свои воспоминания, да...

А. Пичугин

— Ну, об этом тоже поговорим по порядку сейчас.

Единственное, что мое маленькое впечатление... Я никогда не был на Афоне, но при этом один раз оплывал его на кораблике. И с корабля, конечно, все это выглядит, наверное, немного по-другому, чем когда ты находишься внутри, на самой горе, вернее, на самом полуострове, но вот такие маленькие монастыри, разбросанные то здесь, то там (некоторые выходят на берег), и огромный-огромный такой вот — я даже не знаю, с чем сравнить, потому что с моря там другие масштабы — русский Пантелеймонов монастырь с подъемными кранами, где идет какая-то стройка, видна какая-то кипучая жизнь. Да, это интересно.

А. Волков

— Ну да, действительно так. Монастырь русский, в общем, большой. Я тут не буду в объемах, масштабах, квадратуре что-то высчитывать — я не знаю точно.

А. Пичугин

— Ну, нам сложно, да, понять.

А. Волков

— Очень большой монастырь — Великая Лавра, он находится с другой стороны, Ватопед — тоже, наверное, по площадям не уступает русскому. Но, в любом случае, русский монастырь на Афоне имеет такое существенное значение и объем.

Но надо сказать, что, конечно, с моря — это одно дело, но надо побывать внутри, собственно, непосредственно в монастыре и на самом Афоне, чтобы оценить все эти масштабы и масштабы, главным образом, духовного потенциала.

А. Пичугин

— Я думаю, что нас слушают совершенно разные люди, которые... Кто-то, может быть, сам был на Афоне, кто-то не был, а кто-то, практически, никогда о нем ничего и не слышал. Может быть, сейчас в связи с этими визитами — картинка по телевизору, какое-то краткое описание, и для кого-то будет удивительным узнать, для кого-то, может быть, это странным покажется, что Афон — это же, фактически, самоуправляющаяся республика, республика с самоуправлением, со своим собственным, практически, правительством, и все это монахи. А почему так устроено? Почему, собственно говоря... Ну, ладно — полуостров, где находятся монастыри. Но почему такая сложная система?

А. Волков

— Да, действительно, совершенно исключительная, уникальная для мировой практики система управления. На протяжении уже многих столетий, начиная с Византийского периода, да, собственно говоря, с самого начала своего существования Афон всегда имел определенную автономию. И это было сделано осознанно, потому что это удел Божией Матери, который, по совершенно очевидным указаниям Свыше, был определен как место уединенной жизни и духовного стяжания для людей, которые готовы на такой подвиг пойти, и там, на Афоне, на Святой горе изначально все складывалось и устраивалось таким образом, чтобы жизни и умному деланию, то есть молитве монахов никто и ничто не мешало.

И эта духовная система, разумеется, породила и некое административное устройство, которое в настоящее время действительно представляет из себя отдельную, самостоятельную, фактически, независимую ни от кого такую административную единицу. Формально, на Афоне есть светские власти...

А. Пичугин

— Представители Греческой Республики?

А. Волков

— Да, светский губернатор Афона. Он исполняет чисто административные функции. Там есть полиция, какие-то службы жизнеобеспечения, есть автомобильное и, в первую очередь, корабельное соотношение с Большой Землей.

А. Пичугин

— С Большой Землей.

А. Волков

— Но, в целом, всей духовной и административной жизнью Афона управляет Протат — такой административный и духовный орган Афона, в который выбираются представители из всех монастырей каждый год, и Протоэпистат, то есть самый главный из них представитель, тоже каждый год с какой-то последовательностью, с какой-то чередой (там есть свои, довольно четкие принципы разделения — есть как бы старшие монастыри, есть младшие монастыри, кто-то может одно, кто-то может другое), но, в любом случае, такая очередность существует, и они принимают всегда, по всем вопросам, коллегиальные решения. И, в общем, конечно, действительно монашеская республика — в том смысле,

что никто из внешних сил, ни в Греческой Республике, ни, тем более, где-то еще повлиять на то, что решают на Святой горе монахи для своего духовного устройства.

А. Пичугин

— Друзья напомню, что это программа «Светлый вечер» на радио «Вера», где мы со священником Александром Волковым, пресс-секретарем патриарха Московского и всея Руси Кирилла говорим об Афоне. Уже чуть больше недели назад, получается, завершился визит патриарха и президента на Святую гору, но все равно очень интересно узнать не просто о самом визите (об этом мы тоже еще, я думаю, сегодня поговорим), но и об Афоне — феномене монашеской республики, о монашеской жизни, о том, как это выглядит. Так как женщин туда вообще не пускают, что важно, что мы еще не упомянули, да и попасть туда не так просто — надо получить специальное разрешение... Вы говорите, что греческая светская власть не может повлиять на решения, которые принимают монахи на Афоне. Но Афон все равно юридически считается частью Греции?

А. Волков

— Ну, несомненно, он юридически является частью Греческой Республики, поэтому именно какое-то формальное административное присутствие греческих властей там есть. Но оно достаточно ограничено. И есть специальные международные соглашения и какие-то нормы права, которыми регулируется статус Афона как самостоятельной территории. Это вещь, закрепленная в международном праве. И поэтому здесь это все достаточно четко соблюдается, и я не знаю никаких особых изменений в этом смысле и каких-то исключений.

И да, действительно, одной из таких самых известных, наверное, особенностей Афона является то, что туда вообще никогда не ступала и не ступает, и, дай Бог, не ступит никогда нога женщины. Ни одной женщины там нет.

А. Пичугин

— Ну как — не ступала? Все-таки история знала прецеденты во время различных войн, когда монахи укрывали... Это, по-моему, было и во время Первой мировой войны, и позднее... Когда монахи спасали людей.

А. Волков

— Ну, это какие-то уже такие вещи — скорее, исключения, подтверждающие правила.

А. Пичугин

— Ну, а так — да.

А. Волков

— Но, в целом, понятно, что если возникает какое-то экстраординарное событие, которое вынуждает нас совершать нечто, нарушающее наши установления, которые связаны с какой-то традицией и указаниями свыше, конечно, они будут нарушаться. Не человек для субботы, а суббота для человека, как известно.

Но, вместе с этим, женщины по своей воле, в качестве паломников, в качестве посетителей никогда Афон не посещали. Был, по-моему, какой-то один инцидент с одной византийской императрицей, но и он как-то был...

А. Пичугин

— ...замят.

А. Волков

— ...замят, и как-то там и с ней тоже были потом... Какие-то не очень приятные последствия для нее все это имело.

Сейчас — да, это так, и женщин там нет. Всем занимаются мужчины. Там достаточно много, надо сказать, работает не монахов, потому что Афон — достаточно пространный полуостров, и там нужно производить различные технические работы — строить дороги, прокладывать сети, продавать еду, ввозить продукты и так далее. Там есть автомобильное сообщение, там есть водители, там есть строители, там есть много всего. Вот сейчас восстанавливаемый и уже, практически, восстановленный наш Свято-Пантелеймонов монастырь тоже приглашал в большом количестве строителей, и, в том числе, из России, которые занимались там восстановлением всего, что там сейчас сделано. Поэтому Афон живет такой свой очень ритмичной и монашеской жизнью, но в которой, разумеется, присутствует и какая-то часть такой необходимой технической составляющей со стороны светских лиц.

А. Волков

— Ну, что касается женщин, тут даже, если не брать в расчет то, что, как Вы говорите, с греческой, византийской императрицей что-то произошло такое, может быть, сверхъестественное, то просто у греков предусмотрена уголовная ответственность от 8 до 12 месяцев, то есть до года лишения свободы любой женщине, которая попадет на Афон.

А. Волков

— Ну, Вы знаете, Афон — место все же такое и мистическое, и наполненное Благодатью Божией, которая, с одной стороны, наполняет человека, когда он с благоговением и со страхом Божиим к ней приступает и ее пытается воспринимать, и, несомненно, эта Благодать Божия исключительным образом присутствует на Афоне, и это чувствуешь всегда, когда, особенно, посещаешь монастыри, имеющие чудотворные иконы, — и Ватопед, и многие другие — там, Григориат, Дохиар и наш монастырь. И это чувствуется, это Благодать, которая просто накрывает с головой, и ты ничего не можешь сделать совершенно, спорить с этим бесполезно.

Но, с другой стороны, опять же, эта же Благодать Божия, которая там присутствует, и эта святыня не терпит никогда поругания, и Господь не терпит поругания. Поэтому дело здесь не только, я думаю, в каком-то незначительном сроке наказания, который предусмотрен греческим законодательством для этого, а, конечно, в первую очередь, все же — слава Богу — в сохраняющемся страхе Божии у людей, которые понимают, что есть вещи, которые делать нельзя, потому что их делать нельзя, потому что там Господь устроил.

А. Пичугин

— Ну, может быть, у греков укоренено, а достаточно людей, которые будут рассуждать просто в ключе: «Ну, а что это я? Я могу в космос полететь — Валентина Терешкова в космос летала, сколько женщин до сих пор после нее летает в Космос, а уж на Афон-то я...».

А. Волков

— Ну, вот видите, прецедентов таких, слава Богу, не было — видимо, когда Господь сохраняет умы людей... Хотя, конечно, попытки такие были, и были попытки это оспорить не на таком чисто бытовом, практическом уровне, но на уровне мнимых прав человека, которые сейчас, уже на протяжении многих десятилетий, пытаются как-то активно внедрять. И были попытки на уровне европейских законодательных органов оспорить сам факт, который, разумеется, ну, как бы оскорбляет, в некоем смысле, ту гендерность, которая присутствует сейчас. И это все, слава Богу, было закрыто, нивелировано, и греческие власти держатся. Я думаю, что до тех пор, пока это будет сохраняться, что-то еще святое в нашей человеческой семье остается.

А. Пичугин

— Я среди прихожан разных храмов наблюдаю такое... среди ревностных, наверное, людей, такое отношение к Афону, что «вот, он съездил на Афон, он на Афоне был, он недавно с Афона вернулся». Вот действительно, такое очень проникновенное отношение. Но это у нас, в России. А у греков — так же, особенно, наверное, живущих в этой части страны? Им же, наверное, очень просто — в любой момент можно сесть на паром и добраться?

А. Волков

— Да, это, конечно, как всегда бывает — чем ближе человек к какому-то благодатному месту и к возможности эту благодать на себя воспринять, тем ему сложнее бывает туда достигнуть.

А. Пичугин

— Я думаю, даже, наверное, везде так, совсем так.

А. Волков

— Есть люди, которые живут в непосредственной близи от Святой горы, и, я не знаю, торгуют в лавках в городке, из которого отправляются корабли, и ни разу сами не удосужились туда приплыть. Мы ехали в Салоники с Афона и обратно, из Салоников на Афон, и оба водителя, с которыми я говорил, со скорбью какой-то, со стыдом, но все же признались, что они оба не были на Афоне, хотя каждый день делают по пять-шесть рейсов в Салоники, на Афон и обратно. И это так, действительно... Ну, тут человеческая природа — она такова. Тоже, может быть, не все люди, живущие в Москве, ездили в Троице-Сергиеву лавру и прикладывались к мощам преподобного. Тоже это всегда так.

А. Пичугин

— Но здесь, наверное... Да...

А. Волков

— А сколько японских туристов посещает Троице-Сергиеву лавру! Может быть, даже больше, чем москвичей вместе взятых.

А. Пичугин

— Но здесь же, наверное, не только можно проводить параллели с какими-то святынями, а точно так же и люди, которые живут у моря, они это как-то не так ценят, как люди, которые живут в тысячах километрах.

А. Волков

— Ну, да. Не тратят столько сил и денег для того, чтобы туда доехать.

Но, с другой стороны, действительно, вот, возвращаясь к разговору о Тысячелетии русского монашества на Афоне, мы должны понимать, что +на самом деле это не праздник, связанный непосредственно с теми людьми, которые на Афоне на протяжении тысячелетия жили и создавали нашу монашескую общину там. Это праздник, который, в первую очередь, подчеркивает вообще важность Афона и монашеской этой афонской традиции для всей нашей Церкви и для всего русского монашества, и для всего того, что было сделано и Антонием Феодосием Печерским, и преподобным Сергием Радонежским, и многими-многими другими. Это все вещи взаимосвязанные. Поэтому, празднуя это тысячелетие, мы одновременно с этим и благодарим Бога за все те дивные дары, которые Он послал нам через вот эту связь. Потому что эта афонская традиция ведь непрерывно существует и в нашей монашеской традиции. Я вот уже сказал о преподобных Антонии и Феодосии Печерских, которые были продолжателями Афонской традиции уже в Киево-Печерской лавре, откуда есть пошла Земля Русская, и преподобный Сергий Радонежский получал благословение от афонских насельников, и там тоже есть эта связь. И, в принципе, наше монашество во многом основывается на этой традиции. Да и другой традиции как бы и нет, на самом деле. Поэтому это все очень взаимосвязано... Ну, не то, чтобы нету — есть, конечно, и синайские традиции, и традиции египетских пустынников. Но вот в нашей Церкви, в нашей стране — точнее даже, не в нашей стране, а в странах канонического присутствия Русской Церкви (потому что тут нужно говорить об Украине, о Молдавии, где тоже очень сильно развито монашество на протяжении веков), — все это имеет связь с Афоном. Поэтому мы, конечно, об этом должны говорить и помнить о той роли, которую Афон играет для всех нас.

А. Волков

— Ну, наверное, для многих, особенно людей, которые не выезжали никуда за пределы России, вообще будет откровением узнать, что монастыри в других странах выглядят в принципе по-другому. Может быть, сама традиция монашеская, сам богослужебный уклад, жизнь монаха — да, она вот именно имеет свои корни, в том числе, и на Афоне. А вообще, если спросить любого человека на улице, нецерковного абсолютно, что такое монастырь и какие ассоциации у него возникают, то, в первую очередь, это будет гигантская стена с большими мощными башнями, тогда как приезжаешь в любую другую страну — а там монастырем может быть один маленький храм без ограды, с частоколом или без него, какие-то козы пасутся, два монаха — а это вот какой-то очень важный, сыгравший немалую роль в истории монастырь.

А. Волков

— Ну, Вы знаете, тут тоже... так это очень обобщенный образ.

А. Пичугин

— Ну, конечно, естественно.

А. Волков

— Потому что в России из 800 монастырей, которые есть, далеко не все окружены такими же мощными стенами, как Даниловский или Донской монастыри в Москве или Соловецкая обитель, которая всегда являлась таким форпостом и параллельно со своей монашеской составляющей еще и обеспечивала такую защитную функцию, понятную, всем это известно. Но и в России полно монастырей, не окруженных большими, высокими стенами, а тоже так же скрывающихся... точнее, не скрывающихся — просто огражденных какой-то оградкой.

Поэтому, действительно, традиции разные, и тут я, конечно, говорю, в первую очередь, именно о духовной традиции монашества, именно о том внутреннем опыте молитвы и о внутреннем опыте сопереживания другому человеку, которые передавались и передаются сейчас с Афона везде в православном мире.

И, конечно же, такие локальные, местные традиции, разумеется, сохраняются в каждой церкви, в каждой стране свои. На Руси они одни были, сейчас в России другие, в Греции — третьи, и тут нет ничего неправильного. Наоборот, очень радостно, когда паломничаешь по монастырям на Святой горе, посещать и греческий монастырь и с их специфическим греческим пением и уставом, и последованиями всем внутрицерковным устройствам, затем посетить румынский скит, в котором поют по-румынски, практически на латыни, и там такое богослужение более славянского типа. Затем посетить сербский монастырь со своей особенностью, и затем прийти уже в Свято-Пантелеймонов монастырь и наконец-то услышать такое традиционное русское пение, приложиться к русским иконам, постоять на русской литургии и, с точки зрения традиции и ее совершения... И это все создает такую очень правильную картину разнообразия православия. Вот Афон — такое место, как нигде, в нем можно за очень небольшой отрезок времени и расстояния увидеть всю огромную мозаику...

А. Пичугин

— Многообразие в единстве?

А. Волков

— Да, многообразие Православной церкви практически во всем мире. Это, конечно, очень радостно, и, я думаю, во многом поэтому люди едут туда, на Афон.

А. Пичугин

— Напомним, что у нас в гостях сегодня священник Александр Волков, пресс-секретарь патриарха Московского и всея Руси, и Алексей Пичугин. Это программа «Светлый вечер». Мы вернемся в эту студию буквально через минуту.

Снова возвращаемся сюда, в программу «Светлый вечер» на радио «Вера», где беседуем сегодня со священником Александром Волковым, пресс-секретарем патриарха Московского и всея Руси Кирилла. Говорим про Афон. Чуть больше недели назад завершился визит патриарха на Святую гору — ну, и в связи с этим с отцом Александром мы говорим об истории Афона, об укладе жизни, о том, как прошел визит.

Ну, о визите сейчас поподробнее немножко поговорим, но в двух словах еще хотелось бы про сам Афон, про уклад жизни, про традиции. Вообще, двери монастырей открыты для всех? Монахи из одного монастыря могут ходить в гости к монахам из другого, например?

А. Волков

— Есть различные, довольно строгие правила и традиции, которые сохраняются на Афоне. Каждый приезжающий на Святую гору паломник получает так называемый диамонитирион, то есть «разрешение Святой горы», как некую визу, которая там работает, минуя всякие Шенгенские визы...

А. Пичугин

— Как — минуя? Но для того, чтобы попасть на Афон, человек сначала должен в Салоники, в аэропорт по Шенгену полететь?

А. Волков

— Ну, это понятно. Но на пароме, который следует на Афон с материка, не проверяют Шенгенскую визу — проверяют наличие этого диамонитириона. И этот диамонитирион выдается любым из монастырей, которые есть на Афоне, но для того, чтоб человеку получить это разрешение, этот диамонитирион, ему нужно его запросить. Запросить его можно, только если кто-то тебя знает, или каким-то образом ты себя как-то зарекомендовал.

А. Пичугин

— А если меня никто не знает, я просто хочу на Афон?

А. Волков

— Ну, существуют какие-то паломнические туры, и это всегда можно как-то организовать, но, в целом, конечно, это не самая простая вещь для человека. В этом тоже есть какой-то духовный смысл, потому что, чтобы приехать на Афон, чтобы помолиться там, нужно употребить определенные усилия, которые должны начаться и с этого — ну, в первую очередь, конечно, с молитвы. И тогда Господь все устроит, и, несомненно, и разрешение будет получено, и море будет спокойным, и человек попадет на Афон.

Но, вместе с тем, в этом диамонитирионе вписан монастырь, в который человек приезжает. Он должен будет в нем остановиться и в нем совершать какие-то труднические послушания, что-то исполнить, что ему поручат в монастыре делать. За это он получит кров, и стол, и пищу, и возможность молиться с богослужениями вместе с монахами. И любой монастырь размещает какое-то количество паломников, которое может вместить. В любом монастыре есть так называемые архондарики, то есть места гостиничного типа для размещения паломников. Они очень аскетичные всегда — это такие на много мест комнаты спальные с общими туалетами-ванными. Никаких там индивидуальных условий и VIP-размещения не бывает. И также общая трапеза. Нет горячей воды почти нигде в монастырях — так, тепленькая струится. В общем, так все это — весьма и весьма аскетично. Трапеза бывает иногда один раз в день или два раза в день, и, что самое главное, человек, находясь на Афоне, обязан встроиться совсем в другой ритм богослужебной жизни, которая связана, в том числе, и с тем, что на Афоне другое время. На Афоне до сих пор сохраняется Византийское время, которое вообще отличается от нашего, европейского времени — оно отстает, по-моему, на 2 часа 15 минут. То есть совсем неудобно. То есть не то, что на какое-то ровное, кратное часу время, но на какой-то такой неудобный отрезок. И поэтому вообще вся жизнь — она перестраивается. Ночь у тебя утром, утром у тебя день, ты спишь, когда всегда обычно не спишь, — ну, в общем, все очень сложно. Ты вынужден ночью, в три часа вставать на... то есть должен — не вынужден, а должен вставать на богослужение, молиться ночью, потом с утра завтракать, потом ты имеешь какое-то для того, чтобы поспать, потом опять вставать на молитву. Это все другой ритм, к которому человек привыкает, но не сразу, не в первый день, поэтому, конечно, на Афон обычно приезжают на какое-то продолжительное время — хотя бы на неделю.

А. Пичугин

— То есть если я уж получил этот диамонитирион, то я не могу бесцельно шляться по дорожкам Святой горы с палаткой, там?..

А. Волков

— Бесцельно шляться — нет, с палаткой — тоже, разводить костры и жарить шашлыки не стоит там. Да и, собственно говоря, это, практически, невозможно. Хотя желающим-то все возможно...

А. Пичугин

— Не, ну я, скорее, к тому, что если я перемещаюсь от монастыря к монастырю, мне интересно здесь остановиться...

А. Волков

— Нет, это как раз возможно. Возможно, и многие паломники совершают именно такие паломнические рейды, намечая себе путь пешком, от одного монастыря к другому, прокладывая какой-то дневной маршрут, предполагая, что они посетят один монастырь, затем второй и в третьем где-то остановятся и переночуют, но для этого нужны договоренности — то есть нужно созвониться с монастырем, в котором ты предполагаешь разместиться, сказать, что вот ты такой-то, благословите, разрешите к Вам прийти и у Вас остаться на ночь. Если они тебе подтвердят, то хорошо — ты тогда можешь идти. Могут отказать — по причине отсутствия места и по каким-то своим другим соображениям.

Но, Вы знаете, у меня вот был один такой замечательный случай: мы потерялись... Тоже вот так я рассказываю: наметили некий дневной путь, хотели пойти из монастыря в Ватопед, в какой-то другой монастырь про каким-то горным тропам, и предположили, что это займет нам примерно день ходьбы. С нами был маленький ребенок — десятилетний. И в результате мы потерялись. Посетили два монастыря, а потом поняли, что мы не знаем, куда дальше идти. И уже темнело, и мы совсем-совсем потерялись.

А. Пичугин

— Заблудиться можно?

А. Волков

— Легко. Потому что там, в горах, где-то не работает Сеть, и карта не всегда точно отражает тропы, которые есть на самом деле там. В общем, мы потерялись и были вынуждены вернуться в монастырь, из которого мы пришли — это был монастырь Ватопед. Ушли мы оттуда днем, поблагодарив братию за гостеприимный прием и сказав, что «мы больше к Вам не вернемся». Вернулись, однако, гонимые ночью и холодом, где-то около двух часов ночи. Постучались в закрытые двери монастыря XIII века. Как ни странно, чего мы совсем не ожидали, уже предполагая здесь разместиться где-то на каменных ступенях, в темноте, при звездах, в прибой и все... Но, однако, открылась какая-то заслонка, туда высунулся глаз монаха, который посмотрел на нас. Мы объяснили ему, что вот «мы такие-то, мы к Вам приходили, и теперь мы возвращаемся обратно, вот ребенок, нам негде спать, простите нас». Монах куда-то пропал, через минут 15 возвратился обратно. Огромного вот такого размера, с полруки, ключом открыл дверь монастыря, пустил нас обратно. Там уже, конечно, все спали... Ну, кто был на службе, но большая часть братии отдыхала. И нас накормили-напоили апельсиновым соком, какими-то макаронами — ночью, да? То есть вот никто никому ничем не обязан — какие-то пришли четыре русских запыленных бородатых мужика с ребенком. В общем, нас разместили в каких-то хороших условиях, помыли, отмыли и все. Потом, что самое удивительное, оказалось, что ключ от этих дверей, которые запираются каждый день в 10 часов...

А. Пичугин

— ...только у игумена.

А. Волков

— ...только у игумена под подушкой. И к нему были вынуждены пойти в келью, его разбудить, объяснить, что пришли русские люди, он им выдал ключ — ночью, да?..

А. Пичугин

— ...велел накормить-напоить...

А. Волков

— ...велел накормить-напоить, и мы на следующее утро тоже были как-то встречены-привечены, пожалел он нас, таких дураков русских, не рассчитавших свои силы. Но, однако, вот это то афонское гостеприимство, которое в большинстве монастырей присутствует. Это совершенно нормально, и это, конечно, очень-очень трогательно, и это свидетельствует о той филоксении, говоря по-гречески, таком дружелюбии, гостеприимстве, которое существует в большинстве монастырей на Афоне.

А. Пичугин

— А если кто-то из монахов, русских монахов решил переселиться на Афон или, наоборот, желает просто поступить в монастырь, уже, как человек считает, навсегда уйти туда, — для этого он что-то должен делать, или он тоже может получить вот этот диамонитирион (сейчас когда-нибудь я это выговорю правильно), и отправиться туда и договариваться с игуменом монастыря?

А. Волков

— Не совсем все так просто. Существуют сейчас некоторые условия, которые связаны с возможностью принятия монастырями русских монахов и пострига послушников — людей, которые туда пришли и там остались, и постригаются у игумена нашего Свято-Пантелеймонова монастыря. В первом случае, даже до сих пор вот на такие перемещения монахов нужно получать благословение Константинопольского патриарха.

А. Пичугин

— Это если он уже монах?

А. Волков

— Да. А во втором случае, если человек решает принять постриг уже на Афоне, то тоже там должны...

А. Пичугин

— Ну, процедуры, да...

А. Волков

— ...совершить некоторые, да, процедурные условия какие-то нужно выполнить, и это тоже не всегда бывает просто. Но, слава Богу, сейчас в русском монастыре больше сотни монахов из России и Украины. В ряде других греческих монастырей тоже есть среди них насельники из нашей страны, поэтому, в общем, как-то потихонечку, но наши люди просачиваются на Афон.

А. Пичугин

— Я читал, что нынешний игумен Свято-Пантелеймонова монастыря (кстати, совершенно уникальный человек, которому уже 102-й год)...

А. Волков

— Потрясающий человек. Ему 102-й год, он тоже встречал патриарха во время торжеств. Он, конечно, не мог присутствовать везде, но, однако, он и его, и президента встретил...

А. Пичугин

— И служит он тоже, да?

А. Волков

— Он служит, и не знаю, как последний гдо, но еще год назад (то есть ему еще было 100 лет), он исполнял свое послушание. А надо сказать, что у каждого монаха есть какое-то послушание, которое ему дается, когда он поступает в монастырь.

А. Пичугин

— А игумен — это не послушание?

А. Волков

— Так вот, когда он поступил в Пантелеймонов монастырь, ему было поручено послушание заведовать закупками продуктов на материке для монастыря, и потом, когда он был избран игуменом монастыря, он себе сохранил эти послушания, и, будучи игуменом монастыря на протяжении десятилетий, и в 60-е, и в 70-е годы...

А. Пичугин

— ...ездил...

А. Волков

— ...ездил на этой лодочке — сам игумен ездил и покупал все эти продукты. И уже сейчас, когда уже, вроде как, все совсем невозможно и ему 100 лет, однако он тоже находил в последние годы возможность для того, чтобы тоже исполнять свое послушание. Это очень такая пронзительная вещь, говорящая о том, как на самом деле должно строиться монашеское делание и отношение вообще нас к нашим послушаниям. Вот этот столетний игумен, заслуженный, опытный уже старец...

А. Пичугин

— Отец Иеремия Алехин...

А. Волков

— ...да, отец Иеремия Алехин — он до 101 года исполняет свои послушания, возложенные на него еще кем-то когда-то.

А. Пичугин

— Ну, я вот вспомнил о нем, потому что он, я читал, очень долго ждал разрешения от разных властей разных стран — и от советского правительства, видимо, и от церковной лини, и, видимо, греков — возможности выехать. И когда его уже, кажется, зачислили в братию, только года четыре прошло с тех пор, как он смог покинуть Советский Союз и попасть на Афон.

А. Волков

— Ну, вообще мы об этом уже так вскользь говорили. Трагическая история русского монашества на Афоне в советское время была связана, конечно, с практически полным исчезновением русского присутствия на Святой горе. И были годы, когда там оставалось меньше 10 монахов, и святейший патриарх был там больше 40 лет назад впервые, с...

А. Пичугин

— Вы имеете в виду, святейший патриарх Кирилл?

А. Волков

— Кирилл, да, был там больше 40 лет назад, сопровождая делегацию патриарха Пимена. И тогда там, в нашем монастыре, было семь монахов. Конечно, совсем другой был внешний вид монастыря — запущено все, и никто не мог ухаживать за огромными пространствами, которые нуждались в каком-то обслуживании и заботе. И тогда эти семь монахов там совершали свое монашеское дело.

А. Пичугин

— А почему такие сложности? Ведь мы прекрасно знаем, что в советское время наши представительства Русской церкви были во многих странах — и в Соединенных Штатах, и в Европе, и Русская духовная миссия в Иерусалиме, и свободно туда назначенные, отправленные проверенные люди выезжали. А в чем сложность с Афоном-то была, в таком случае?

А. Волков

— Ну, видимо, это была какая-то часть большой политики Советского Союза, которую так тут сейчас сложно сформулировать в двух словах, но могу сказать только одно: что советская власть чинила огромные препятствия для того, чтобы там развивалась монашеская жизнь. Я думаю, что не в последнюю очередь, потому что советская власть понимала ту колоссальную духовную составляющую, которая есть на Афоне, и, с другой стороны, фактическую бесконтрольность тех людей, которые там могли становиться насельниками нашего монастыря — со стороны советской власти, я имею в виду, бесконтрольность.

А. Пичугин

— Но они же никакой угрозы для Советского Союза не представляли, находясь в закрытых условиях!

А. Волков

— Я тут не могу рассуждать за советскую власть — им как-то это все было виднее. Но, в любом случае, я думаю, что они понимали то значение, которое имеет Афон, и понятно, что в их, наверное, таких интересах было любое усиление духовного присутствия Русской церкви где бы то ни было нивелировать. Поэтому и здесь, конечно, тоже было так же. Ну, далеко за примерами ходить не надо — почему советская власть препятствовала развитию монашества и в нашей стране? Почему были закрыты Валаам, Соловки и прочие, прочие, прочие монастыри?

А. Пичугин

— Ну, это уже другой вопрос. Это внутри страны.

А. Волков

— Ну, при том, что были, хоть в каком-то количестве, но были открыты храмы во всех больших городах. Потому что это разные вещи. Одно дело — храм, приходская жизнь, где все перед тобой, другое дело — монастыри с глубокой духовной жизнью, куда будут, несомненно, тянуться люди. Это совсем другая история. Поэтому, я думаю, тут тоже этот фактор играл немаловажную роль.

А. Пичугин

— Напомню, что это программа «Светлый вечер», где со священником Александром Волковым, пресс-секретарем патриарха Московского и всея Руси Кирилла говорим про Афон.

Вы говорили в начале программы, отец Александр, что в разных странах (я так понимаю, что и в России, и на Украине, и в Белоруссии), ну, и в разных российских епархиях, в первую очередь, проходят и будут проходить какие-то торжества, посвященные Тысячелетию присутствия русских на Афоне. А что за торжества?

А. Волков

— Всего очень много, и, конечно, это и какие-то монашеские встречи и конференции, конечно, это и различные такие визуальные мероприятия — открываются фотовыставки, посвященные Святой горе, потому что очень много людей, которые не могут, в силу разных причин, попасть на Святую гору, могут, хотя бы благодаря этому, прикоснуться к тому образу Афона, который формируется трудами замечательных фотографов, которые там работают. Одной из важных составляющих этого празднования будет принесение главы святого преподобного Силуана Афонского, одного из великих святых, насельников нашего Русского монастыря на Афоне, который, кстати говоря, исключительным образом почитается и среди афонитов сейчас, и в греческих монастырях тоже, и часть его мощей из Пантелеймонова монастыря будет перенесена в Россию, и она будет, в том числе, и в Москве — осенью этого года, не буду сейчас уточнять даты, потому что могу их спутать. Но, в любом случае, это будет уже такое большое духовное событие, потому что для тех, кто не сможет прикоснуться сам к святыням Афона на Афоне, сможет это сделать здесь, в Москве или других городах нашей страны. И поэтому, конечно, вот это все очень активно развивается. Я говорю о разнообразном праздновании Тысячелетия русского монашества, и я думаю, что благодаря этому многие-многие наши соотечественники узнают о Святой горе гораздо лучше и смогут ее, может быть, посетить в будущем.

А. Пичугин

— У нас в Москве есть — по крайней мере, в Москве точно, а в других городах не знаю, — есть островок Афона — храм Никиты Мученика недалеко от метро Лубянка, Таганская.

А. Волков

— Да, наши и в Егоркии подворье — подворье нашего Пантелеймонова монастыря, в котором и богослужение тоже проходит, по Афонской традиции, и оттуда можно отправиться...

А. Пичугин

— Долго, очень долго.

А. Волков

— Да, но это не так долго, как на Афоне. Вот патриарх во время своего паломничества был на службах в Пантелеймоновом монастыре, разумеется, и полный цикл, что называется. Шесть часов — Всенощное бдение, началось в девять, закончилось в три часа ночи, через три часа — литургия там же, еще два часа. Ну, до этого была встреча с президентом, было богослужение, было утреннее освящение храма в Старом Русике, и так далее, и, в общем, день превратился в сутки.

А. Пичугин

— А я правильно понимаю, что они так служат каждый день?

А. Волков

— Фактически, да. Ну, это было субботнее богослужение, поэтому отличалось особой торжественностью — ну, и в связи с празднованием Тысячелетия русского присутствия и богослужение было посвящено тоже этому событию, но, с другой стороны, да — в целом, это ежедневное очень длительное богослужение, которое свойственно именно Святогорскому уставу.

А. Пичугин

— И все монахи должны неукоснительно присутствовать?

А. Волков

— Все монахи, которые не исполняют каких-то важных текущих послушаний, должны присутствовать на богослужении, конечно. Это, собственно, главное, ради чего монахи поступают в монастырь. Не ради того, чтобы картошку перебирать или трактор водить, а ради того, чтобы молиться за весь мир и за себя и стоять на службах. Это их главное призвание, поэтому, собственно, ничего необычного и странного в этом нет. Слава Богу, что это так, и они действительно там молятся за всех нас.

А. Пичугин

— А патриарх, уже будучи патриархом, который раз посещает Афон?

А. Волков

— Второй раз посещает Афон.

А. Пичугин

— В 2013 году, я помню...

А. Волков

— В 2013 году он посещал Афон с официальным таким визитом в рамках своего посещения пределов Элладской Греческой православной церкви. Тогда он посетил практически все монастыри. Это была такая совсем иная история, и паломничество было по всем-всем монастырям, с многочисленными переездами, и со встречами, и с общением, и с молитвой. Все было очень радостно. А здесь, в этот раз паломничество патриарха было сосредоточено именно в нашем, русском присутствии на Афоне — в Свято-Пантелеймоновом монастыре и в тех местах, которые посещал тоже патриарх.

А. Пичугин

— А сам он что-то потом говорил о своих впечатлениях нынешней поездки, Тысячелетии?

А. Волков

— Да, вообще для патриарха сам Афон имеет огромное значение, потому что его дед, во-первых, делал вклады на афонские монастыри, и это зафиксировано даже в каких-то архивах афонских монастырей — его вклады.

А. Пичугин

— А дед кем был?

А. Волков

— Дед святейшего патриарха — исповедник Русской церкви священник Василий Гундяев, жил и служил в 30 — 40 — 50-е годы, боролся с обновленчеством...

А. Пичугин

— В Петрограде, потом в Ленинграде?

А. Волков

— Это он уже там закончил свою жизнь, но служил он в Башкирии и в нынешней Мордовии, и в Нижегородской области, боролся с обновленчеством. Два раза по большому числу лет сидел на Соловках и был очень стойким в вере исповедником и, фактически, мучеником за веру, потому что за нее пострадал. Воспитал со своей супругой Параскевой восемь детей. В тяжелейшие голодные годы, когда ничего не было и не было никакой возможности жить самим, однако, он находил какие-то крохи и отправлял их на афонские монастыри, которые тоже в это время нуждались. Это тоже удивительно...

А. Пичугин

— А он в советское время это делал?

А. Волков

— В советское время это все было.

А. Пичугин

— А как это можно было, значит, в советское время отправить?

А. Волков

— Ну, как-то он это устраивал. Я тут не знаю технических подробностей...

А. Пичугин

— Ну, я понимаю, да...

А. Волков

— Но, знаете, если человек что-то хочет хорошее сделать, он найдет возможность для того, чтобы это совершить. И поэтому история семьи патриарха тоже связана с Афоном.

Плюс к этому, его духовный отец, митрополит Никодим Ротов одной из очень важных задач своей жизни видел в возрождении русского монашества на Афоне. Поэтому как раз это возрождение в 70-е годы русского монашества и связано, в первую очередь, с огромными усилиями митрополита Никодима, который путем сложнейшего диалога с советской властью находил возможности по одному, по два человека туда какими-то окольными путями и тропами направлять на Афон, в наш монастырь, чтобы постепенно количество братии там увеличивалось. И это все было на глазах у тогдашнего помощника митрополита Никодима, его архимандрита и Кирилла, и поэтому для него все это очень живое — живая память его жизни. Поэтому, конечно же, всякий раз, посещая Афон, он испытывает какие-то очень глубокие чувства, и здесь и сейчас, когда он увидел возрожденный наш Пантелеймонов монастырь и Старый Русик и Ксилургу, которые он помнит еще совершенно заброшенными, в запустении, забвении, с разрушенными потолками и просевшими стенами и просевшими полами, без насельников, такие заброшенные наши участки, конечно, сердце его возрадовалось, потому что на это невозможно смотреть без слез — без слез радости, когда ты видишь действительное возрождение русского монашества на Афоне, когда сейчас становится понятным, что дальше богосодействующее русское присутствие на Афоне ждет очень светлая и духовно правильная страница истории. Потому что сейчас, за последний год восстановлены и территория прибрежного Русика, и старый Русик, и источник нашего монашества на Афоне — скит Ксилургу, и все везде там можно и нужно совершать и начинать совершать монашеское делание и монашеские труды. И поэтому сейчас как бы все в руках у нашей монашеской общины там. Патриарх об этом говорил на Святой горе, напутствуя монахов и говоря им о том, что теперь они должны сделать все для того, чтобы не только стены, которые для них сейчас сделаны, но и духовная жизнь русского монашества на Афоне укреплялась и развивалась — и для того, чтобы там совершалась молитва, и для того, чтобы русские монахи на Афоне могли во множестве принимать наших русских паломников, которые, к сожалению, сейчас до сих пор оказываются рассеянными, размазанными по многочисленным монастырям, и наша задача — точнее, не наша, а задача наших монахов на Афоне — сейчас и состоит в том, чтобы собрать к нам в монастырь наших людей, которые приезжают на Афон, чтобы именно Пантелеймонов монастырь стал той отправной точкой, с которой начинают свое паломничество на Святую гору наши люди.

А. Пичугин

— Спасибо большое! Время наше уже подходит к концу. Я напомню, что сегодня об Афоне мы говорили с пресс-секретарем патриарха Московского и всея Руси священником Александром Волковым. Спасибо большое, отец Александр!

А. Волков

— Всего доброго! Спасибо!

А. Пичугин

— Всего доброго! Меня зовут Алексей Пичугин. Будьте здоровы!